ветками, Черкашин почувствовал одиночество. Ему показалось, что в этом чужом, наполненном неопределённостью мире, процветает зло и предательство, с которым боролся и борется всю свою сознательную жизнь. Оставшись один, следователь знал, что помощи теперь ждать было неоткуда. По крайней мере, в ближайшие сутки.
Самсонов всё так же сидел за столом, скрестив пальцы, и молча наблюдал за подходившим Черкашиным.
- НЗ? – кивнул он на панягу, - Сашка назад ушёл?
- Вы про бодайбинцев не рассказали, - игнорировал вопрос Черкашин, - Кто такие?
Со слов Самсонова выходило, что в километрах пяти ниже по течению ручья, почти в том месте, где ручей впадает в Нидукан, работает небольшой отряд геологов из Бодайбо. Говорят, что занимаются разведкой золоторудных месторождений.
Надо же, даже здесь всё предусмотрено! Ниже по течению…. А это значит, что мутная вода после промывки, сразу же уходит в Нидукан, не вызывая никаких подозрений. Скорее всего, работяги Самсонова о них и слыхом не слыхивали! Это для охотников и для непосвящённых они геологи. А что, вполне правдоподобное прикрытие!
- А Вы не задумывались, почему геологи из Бодайбо занимаются разведкой здесь, в Красноярском крае? – спросил Черкашин.
- Знаете, - Самсонов чуть замялся, - мне, собственно, нет никакого дела до каких-то бодайбинских геологов! Своих дел хватает. Хотя, если честно, подозрения были….
- А Фросин?
- Что Фросин?
- Знает он об этих геологах?
- Возможно, да, но эту тему мы в разговоре никогда не затрагивали.
- Дела… - Черкашин не выдержал, - Вы ж геолог, в конце концов! Неужели не интересно как работают коллеги, чем живут?!
- Мне – нет! – сказал, как отрезал Самсонов.
Черкашин немного помолчал, стараясь успокоиться:
- Хорошо, а что думаете о золоте? Есть оно тут?
Самсонов задумался:
- Понимаете, судить о богатстве пласта можно только по глинистой примазке на гальке. А лучше всего сделать промывку. Думаю, золото есть, но в каких количествах…. Мы не занимаемся этим, потому что у нас другие задачи.
Поняв, что больше ничего от Самсонова не добьётся, Черкашин поднялся:
- Ладно, Самсонов, живите, как совесть позволяет…. А я прогуляюсь немного, очень уж красивы ваши места!
Черкашин стоял у поваленного дерева и всматривался в примятую траву. Действительно, здесь явно кто-то проходил. И, скорее всего, сегодня. Тот же Фросин. Куда ж ему направляться, кроме как ни сюда! Иначе встретился бы, как пить дать! Хотя, троп в тайге много, иди по какой хочешь. Ладно, если появится в Понырях, его задержат. Если не появится, значит, он здесь, в лагере у бодайбинцев!
А Лавров с Демидовым? Они где?
Черкашин вернулся к навесу. Самсонов жадно курил, и пепел, скапливаясь на кончике сигареты, падал прямо на карту. Курчавая борода вздрагивала от дуновения ветерка, а в потухших карих глазах жила такая обида на всех и вся, что Черкашин невольно пожалел этого человека.
- Лавров с Демидовым где? – словно никуда и не отходил, спросил следователь, давая понять, что продолжает ранее начатый разговор.
- А куда они денутся…. – помедлил с ответом Самсонов, - Каждый на своём участке. Лавров километрах в пяти отсюда, Демидов чуть подальше. Да нет, не думайте – они золотом не занимаются! Я понял, к чему Вы клоните. Сашка Демидов на угле помешан, а Лаврову абсолютно на всё наплевать, потому как случайный человек в геологии! И ещё вопрос, Вы уж извините: что с Холодовым?
- Скорее всего, погиб на перекатах! - не стал скрывать Черкашин, - Бежать пытался, да, видимо, с «быка» сорвался….
- Куда ж бежать-то? – разочарованно вздохнул Самсонов, - Он же о геологии мечтал! С Сашкой поработать собирался! Да… Вы вот здесь о совести моей говорили…. Ушёл сегодня Фросин к бодайбинцам. Рано утром ушёл. Я догадываюсь, что мутят они что-то с золотом, да и на геологов не очень похожи!
- Почему сразу не сказали?
- Фросин просил.
- Много их там?
- Человек восемь. И ещё…. Метеоролога молодого здесь видел. Мимо прошёл, возле вон того поваленного дерева. Думал, я не замечу….
- Давно прошёл?
- Давно, дня три-четыре назад. Назад не проходил, это точно!
- Что ж Вы! - Черкашин ударил кулаком по столу.
Самсонов ничего не ответил и просто опустил голову….
10.ТАЙГА
Как и предполагал Черкашин, лагерь старателей находился в устье ручья. Лёжа в зарослях можжевельника, он внимательно наблюдал, как бодайбинцы неспеша зачищали свой незаконный прииск. Раз, два, три…. Пять человек. Самсонов говорил о восьмерых, плюс Соловьёв и, возможно, Фросин. Возле зимовья, поставленного поближе к кедрачу, лежал разбитый шлюз-проходнушка, длинная ступенчатая колода, предназначенная для отделения золота от породы. Дальше ещё один, и ещё…. Несколько мешков, заполненные какими-то угловатыми предметами, валялись прямо на тропе. Лотки, догадался Черкашин. А вот и лошади! Они фыркали, отбиваясь хвостами от наседающего комарья. Комары не гнус, хотя и с ними встреча не сулила ничего хорошего. Шесть лошадей – транспорт внушительный. Знать, на большое расстояние собирались переместиться добытчики.
Одолели комары, и лежать становилось всё тяжелее. Черкашин хотел сменить положение тела, но под ним хрустнула ветка, и враз прекратилось движение на площадке. Только сейчас следователь заметил ещё одно строение, из которого вышел человек и что-то крикнул рабочим. Соловьёв! Вот и связался узелок из бесконечной ниточки, вот и выстроилась цепочка! Интересно, а где Фросин?
Соловьёв поднял руку и долго всматривался в чернеющую полосу таёжных зарослей. Черкашин пригнул голову и услышал биение своего сердца. Сколько он так лежал - определить было трудно, но успокоился, когда снова зашумели работяги, и послышался скрип разбираемых конструкций.
Уйдут, обязательно уйдут! Один против многолюдной банды – шанс для выживания небольшой. А что, есть другой выход? Черкашин лихорадочно прокручивал все варианты, но нужного так и не находил.
То строение, из которого выходил Соловьёв, напоминало амбар из толстых ошкуренных брёвен, но, скорее всего, это и был тот самый цех, в котором переплавляли слитки. Умно, всё под боком, ничего лишнего!
Самсонов должен увести своих людей в Поныри. Об этом ему строго наказал Черкашин, когда уходил на этот прииск.
Вечерело. Солнце едва выглядывало из-за вершин, и только сейчас следователь почувствовал, как пахнуло холодом из-под залежалых, пропитанных влагой, мхов. Он достал пистолет и осторожно передёрнул затвор. Необходимо было принимать решение, от которого зависел исход всей операции. Оно, это решение, пришло внезапно. Черкашин понял, что другого быть не должно, потому что начинать войну не имело смысла: надо их напугать, заставить нервничать, по возможности изменить планы….
Уже не скрываясь, он рванул через кусты, перепрыгивая через лежалые деревья. Затрещали засохшие ветки, и одна больно ударила по лицу. Не обращая внимания, майор подхватил толстенный сук и ударил им по дереву. Потом побежал дальше по кругу, стараясь обогнуть лагерь с другой стороны.
Проваливаясь в бездну, он не сразу понял что случилось. Острая боль пронзила плечо, и тяжёлый удар о землю начал отключать сознание. Черкашин чувствовал, как переставало повиноваться его истерзанное тело, как веки наливались свинцовой тяжестью, и откуда-то издалека слышался непонятный шёпот. Как же так….
- Так и есть, попался в ловушку! – Соловьёв отодвинул одного из рабочих, сгрудившихся возле ямы, - Ну что смотрите – вынимайте!
Ничего этого Черкашин уже не слышал. Он не видел, как один из спустившихся к нему рабочих с силой выдернул его плечо из торчавшего на дне заострённого кола, как обвязанного за пояс верёвкой его поднимали на поверхность. Об этом он узнает потом, а пока его безжизненное тело лежало возле медвежьей ловушки, и сгрудившиеся вокруг мужики улыбались, явно удовлетворённые происшедшим.
- Чёрт тебя дёрнул заниматься этим делом, сыщик! – Соловьёв склонился над Черкашиным и внимательно рассматривал его лицо, - Ух и бледный ты, Николай Иванович!
Следователь сидел на полу, прислонённый к стене амбара, в котором и находилась, видимо, та самая лаборатория по производству золотых слитков, которые потом и переправлялись на землю для дальнейшей распродажи.
- Рану хоть перевяжи…. – тяжело дыша, прохрипел Черкашин.
- А зачем? – искренне удивился Соловьёв, - Всё-равно ведь к утру подохнешь! Или как? Я вот всё думаю: как же ты, такой опытный следователь, «важняк», а не догадался, что я сумею обезопасить участок от не прошеных гостей?
- Не уйдёте ведь….
- Ой, ли?! – снова удивился Соловьёв, - Меня тут ещё один товарищ пытался задержать! – он хихикнул, - И, знаешь, силы свои не рассчитал!
- Холодов?
- Ну, что ты! Этот щенок кинуть нас решил, только кто ж его отпустит с таким-то грузом? Нет, тут человек посерьёзнее. Фросин, знаешь такого?
Так вот, он мне про совесть петь начал, про патриотизм. На вид, вроде, дельный мужик, а оказался дурак дураком!
В амбар заглянул лохматый старатель с гноящимися от укусов мошки глазами.
- Давай, давай, Мамалыга! – поторопил его Соловьёв, - Тигели аккуратно пакуйте! На всё про всё ещё час!
- Понял! – рабочий стал собирать со стола конусные ёмкости, аккуратно опуская их в холщёвый мешок, и злобно посматривая на Черкашина.
Очень болело плечо, и майор понимал, что жить ему оставалось ровно столько, сколько позволит организм, теряющий силы от кровоточащей раны.
- И ты дурак, следователь! – продолжил Соловьёв, когда Мамалыга вышел за дверь, - Нашёл пацана этого, хорошо, зачем же дальше копать? Что тебе ещё надо-то?
- Фросин где?
- В тайге, где ж ему быть! На вечном покое Фросин! Он тут сам во всём разобраться хотел, да вот кишка тонка оказалась. Крутился здесь, вертелся…. Скажи спасибо, что Самсонова с его бригадой трогать не стал. Пожалел, может, а, может, ещё один грех на душу не решился брать. Хотя, зря! Тебя вот убью, чтоб под ногами не мешался. Опять грех…. Сколько их ещё впереди!
- Как же я тебя не разглядел… - прошептал Черкашин.
Но Соловьёв услышал:
- Мы такую же схему на Патомском нагорье провернули, в Бодайбо то есть! Я на метеостанции придурком местным, мои ребята в тайге. А что, прикрытие хоть куда: кто ж влюблённого парня в преступники запишет! Так ведь? Только там канал перекрыли, пришлось уходить. А тут Уварова с новым назначением. Я за ней, естественно! Фросин тогда мне такую теорию про местные россыпи развил, что аж коленки от возбуждения задрожали. Веришь?
- Так ты здесь за главного….
- Я? – в третий раз удивился Соловьёв, - Что ты! Я добытчик, на мне вся схема держится, а вот шеф…. Вам его не достать, нет, не получится! И знаешь ещё что, Николай Иванович? Я тебя, пожалуй, не оставлю вот так умирать, я тебя сожгу вместе с этим домом, чтоб сразу на небеса!
Черкашин закрыл глаза. Не было ни страха, ни обиды на случившееся.
- Пистолетик твой я с собой прихвачу, не возражаешь? – услышал он голос Соловьёва. Хлопнула дверь, и за стеной послышались удаляющиеся голоса.
Что сейчас? Вечер, ночь? Уходит банда, и остановить её некому. Вон уже и лошади зафыркали, значит, действительно уходят!
Запахло дымом. Ведь действительно поджёг, гадёныш! Майор из последних сил попытался подползти к двери. Едва коснувшись порога, он потерял сознание….
Равномерно гудел вертолёт, и Черкашину показалось, что он летит на поиски
