- А я не люблю этот спектакль. – вполголоса сказал муж моей знакомой. Он был за рулем, сосредоточенно смотрел на дорогу и оттого его слова доносились как бы издалека.
Я чуть не задохнулась от обиды. Телеcпектакль «Ханума» в легендарной постановке Г.Товстоногова был одним из моих любимых. Мне нравилось в нем все: задорная музыка Гии Канчели, завораживающие пляски, декорации, искрометные диалоги, неподражаемая игра актеров БДТ. С этого спектакля начался мой интерес к Тбилиси, к его кварталам и площадям. Будучи в Санкт-Петербурге, в некрополе мастеров искусств Александро-Невской Лавры я положила цветы к памятнику Г.Товстоногова за создание этого спектакля. И представить не могла, что он может кому-то не нравиться. И вот, в самом сердце Грузии на трассе Тбилиси-Телави пришлось услышать: «нет, не нравится!».
Если можно было бы одним словом охарактеризовать человека, то к мужу моей подруги идеально подошло бы – «обстоятельный». Невероятно вдумчиво и дотошно он вникал в разговор, внимательно слушая, даже вслушиваясь в речь собеседника. Потом, немного помедлив, или отвечал, или задавал вопрос. При этом, и ответы, и вопросы были детальными; казалось, он улавливал не только суть, но и мельчайшие подробности сказанного.
Первое впечатление об этом человеке было такое: покладистая, романтическая натура. Впечатление усиливалось еще и субтильной конституцией и огромными глазами под длинными ресницами. Это было немыслимо! Человек в летах, мужчина, не может иметь такие изящно загнутые ресницы! Не имеет права!!! Но, тем не менее, они были. Даже очки не могли скрыть их прелесть. Вот уж удружила природа! Неудивительно, что прозвище «Нукри»- «оленёнок», данное ему в детстве, так и закрепилось и напрочь вытеснило настоящее имя. Не помню, чтобы знакомая хоть раз назвала мужа иначе, чем Нукри.
Супруги были очень разными. Она – бойкая, общительная, смешливая, он – молчаливый и серьезный. Но как звучание флейты и гобоя рождает классическую гармонию, глубокую и мягкую по тембру, так и эти два человека играли в унисон. И мелодию их жизни хотелось слушать, она была нежна и стройна.
И тем не менее! При более тесном знакомстве с Нукри впечатление о романтическом покладистой натуре сменялось на другое: исследователь. Цепкий, изучающий взгляд, логическое осмысление услышанного, и, наконец, веское собственное мнение. Вот как сейчас: «не нравится»…
- Но, почему? – робко запротестовала я.
- Это не Кавказ! – тихо, но так же веско отрезал Нукри. – Это для людей, не знающих Кавказа, не знающих Тбилиси, Товстоногов сделал хороший спектакль. Но для настоящих тбилисцев это не то. Эх, жаль вы не видели «Хануму» на грузинской сцене. Вот там настоящий колорит, настоящие кавказские характеры.
Сказал, и, так же сосредоточенно глядя на дорогу, продолжал вести машину. Мы со знакомой тоже молчали.
- А, вот там, куда мы едем, - снова оживился он и взмахнул ресницами, - колорита хоть отбавляй. Сами увидите!
- Куда? – спросила я. – Знакомая усмехнулась и подмигнула, мол, муж знает, как создать сказку!
- В Цинандали, - спокойно выдохнул Нукри. – В музей-усадьбу Александра Чавчавадзе. Слышали о таком?..
Еще бы! Об Александре Чавчавадзе – знаменитом поэте-романтике 19 века, генерале-лейтенанте русской императорской армии, тесте Александра Грибоедова я слышала. И, оказывается, сейчас мы едем в самое сердце Кахетии – село Цинандали, в родовое имение князей Чавчавадзе.
Удивительно складывается все! Клото, прядущая нить человеческой жизни, наверно, самая озорная из сестер- Мойр (1). Как же прихотливо она тянет свою нить, сочетая давно забытое и новое.
В памяти вспыхнули строчки из старого поэтического томика грузинских романтиков. Стихи Александра Чавчавадзе я впервые прочитала в нем и была покорена их простотой и искренностью:
Ты любила меня, и тогда этот мир
Мне сокровищницею казался.
Близ тебя были будни — как праздничный пир,
Так я сладостью дней упивался.
Ты ушла, и с тобою навеки ушло
Всё, что было: и радость, и свет, и тепло. (2)
«Сладость дней», кажется, дотянулась и до этого нежаркого сентябрьского дня. Мы доехали до небольшого города Телави, увековеченного в фильме «Мимино». Из Телави до усадьбы оставалось десять километров, и радостно было мелодичное шуршание шин по асфальту - мы приближались к тому, что Нукри называл настоящим кавказским колоритом.
Но сказка началась раньше. Мы еще не успели въехать в усадьбу, как знакомая тронула меня за плечо:
- Посмотри направо. Это Большой Кавказский Хребет - само величие и красота! А, вот, мы уже и на месте.
В моей жизни было много памятных мест. И невероятной красоты Ахсуинский перевал в родном Азербайджане, когда кажется, что плывешь среди облаков – настолько дорога возносится ввысь, и черные воды Невы, на фоне которых город Петра кажется еще прекраснее и строже, роскошь крымских пейзажей и северное сияние над Мурманском, графическая четкость прибалтийских сосен и красные крыши домов в старом Тбилиси. И много чего еще хранит моя беспокойная память. А сейчас в нее упала еще одна жемчужина –вид на Большой Кавказский Хребет с усадьбы в Цинандали.
Это было неописуемое зрелище. Ему трудно было подобрать сравнение. Хотя… Когда-то в музее мне довелось увидеть королевский сервиз. Экскурсовод с гордостью и каким –то благоговением сказала:
- Подлинный веджвуд. Императорской фамилии он обошелся недешево, но это того стоило. Посмотрите, какие точные, изящные линии, какие переходы цветов.
Матовая чайная пара из зеленого блюдца и сизо-голубой чашки действительно была произведением искусства. И блюдце и чашку украшали белые рельефные фигуры нимф. Цвета - белый, сизо-голубой и зеленый будто создавали аккорд, звучный и нежный.
И точно так же сейчас предо мной было огромное зеленое блюдце парка усадьбы и дымно-сиреневая чаша гор. Вечерний туман растушевал и придал бархатистости их очертаниям, они казались более изысканными и строгими.
- Нравится? – спросил Нукри, и глаза его смеялись. Моя знакомая улыбалась тоже, мол, это только начало. Волшебная сказка в усадьбе только начинается.
Мы пересекли огромный парк и оказались перед двухэтажным деревянным дворцом в итальянском стиле. Резной решетчатый бело-синий балкон опоясывал его и оттого дворец, словно парил в воздухе. С балкона доносилась музыка. Кто-то играл на рояле грибоедовский вальс.
- Вы находитесь во дворце-резиденции князя Александра Чавчавадзе, отца Нины Чавчавадзе – жены Александра Грибоедова. Голос женщины экскурсовода звучал устало, и заученные фразы словно отскакивали от нее в воздух.
- Нет, фотографировать в доме нельзя. Это большая гостиная с круглым столом, выписанным из Италии. Вся мебель в доме итальянская. Это платье юной Нины Чавчавадзе. По легенде именно в нем ее впервые увидел Грибоедов. Князь Александр Чавчавадзе очень любил гостей, в его доме часто бывали выдающиеся поэты и писатели того времени. Он пользовался большим уважением среди своих коллег, российских и грузинских офицеров. В то же время он считался самым утонченным, образованным и богатым аристократом Грузии 19-го века. Свободно владел несколькими европейскими и восточными языками , играл на музыкальных инструментах и писал стихи. Считается «отцом романтизма» в грузинской поэзии. А еще построил прекрасную винодельню и сегодня энотека (3) Чавчавадзе считается самой крупной в Грузии. А белое вино «Цинандали» славится во многих странах. В камерах винного погреба с 19-го века поддерживается особая температура и влажность, при которой вино лучше всего хранится.
Произнеся это почти залпом, экскурсовод перевела дух и продолжила так же безучастно:
- У князя было три дочери и сын. Все они стали известными людьми. В 1846 году Александр Чавчавадзе умер в результате несчастного случая. Он возвращался верхом на лошади в имение и вдруг кто-то подбежал и плеснул в него горячей водой. Князь упал с лошади в канаву, получил травмы головы и вскоре скончался. А его несчастная дочь Нина так и не вышла замуж после смерти Грибоедова, и осталась в 17 лет вдовой. Всю жизнь она прожила в Цинандали и умерла в возрасте 45 лет.
А 2-го июля 1854 года имение разграбили воины имама Шамиля. Они похитили невестку князя Александра, ее сестру, детей и нескольких родственников. Нина тогда чудом спаслась в дупле старого платана. После этого она сама ухаживала за деревом и называла 2 июля своим вторым днем рождения. А пленников освободили только через год. Их обменяли на сына Шамиля и еще заплатили 40000 рублей серебром.
А потом имение перешло к семье императора. Сын князя Александра оставил огромные долги, нечем было платить банку. После революции усадьба перешла к государству, а в 1947 году здесь открыли музей. Если хотите, бросьте несколько монеток в маленькое окошечко энотеки, чтобы вернуться сюда вновь. Спасибо.
Произнеся все это практически на одном дыхании, экскурсовод заторопилась к выходу. Глаза Нукри метали гром и молнии! Ему хотелось, чтобы экскурсия была яркой, насыщенной, чтобы сказка, которую он задумал сотворить еще на трассе Тбилиси-Телави, не потеряла своего очарования. И чтобы дух «настоящего кавказского колорита», которого ему не хватило в товстоноговском спектакле, был полностью ощутим здесь.
- Не обращай внимания, - миролюбиво утешала его жена. – Экскурсоводы почти все такие. Они устают одно и то же по сотне раз повторять. Наверно, и эта наша была не в духе.
- Не в духе, - ворчал Нукри. – Что это такое, за 15 минут отбарабанила текст и даже не дала рассмотреть экспонаты ни в одном из залов?! Так галопом и проскакали по всему дворцу. В музей для чего приходишь? Чтобы все внимательно и детально рассмотреть, изучить.
- Настоящий ученый, - подмигнула мне знакомая. – Недаром, доктор наук. Дотошный!
И в голосе ее звучала любовь и нежность...
Она была разлита в самом воздухе усадьбы, в лиловых сумерках над роскошным парком, в изящном и печальном памятнике князю Александру, в сладком и терпком запахе магнолий, росших повсюду, и кипарисах, особенно стройных на фоне сизого Кавказского Хребта.
Но больше всего любви и нежности было в вальсе, все еще звучавшем с балкона. Он охватывал собой пространство, уносился к первым звездам, уже робко зажигавшимся на вечернем небе, пронизывал и дворец, и сад со старым платаном, спасшим некогда Нино Грибоедову-Чавчавадзе…
Ей, прожившей на свете всего 45 лет и овдовевшей в 17, здесь была дорога каждая травинка, каждый камень. Здесь в маленькой обеденной комнате она впервые услышала звуки посвященного ей вальса и услышала признание в любви. Отсюда, не помня себя от счастья, ехала на венчание в Тбилисский Сионский собор и сюда же вернулась через год, потеряв и мужа, и ребенка. Здесь потом и прожила безвыездно
