Пашкину канонаду – и в ответ несколько раз хлопнула пушистыми ресницами. Пашка постоял, подождал ответных восторгов – и в недоумении уставился на Зайку. С лёгким удивлением поразглядывал её – и решился на вторую попытку: «Слышь… а ты… с крыши сарая… спрыгнешь?»
Зайка опять заморгала глазами и отрицательно покрутила заснеженной головой. Пашка воззрился на неё очень подозрительно. Долго разглядывал, скосив рот набок. Потом раскрыл его – и голосом, в котором уже звучала безнадёжность, произнёс: «Слышь… с 10 метров забиваю…»
Зайка почувствовала, что не надо бы моргать – а надо чего умное сказать… вроде того, что она тоже… того… забивает. Но – было уже поздно. Пашкин рот сложился в презрительную линию. «А ну тебя!», – с досадой выдал боевой соратник – и, махнув рукой, быстро зашагал к дому. Даже ни разу не оглянулся. Вот это да…
Потрясённая Зайка проводила его растерянным взглядом, который как-то чересчур уж быстро застлался влажным туманом. Что-то немыслимое сейчас прошло перед нею. Какая-то – не та! – сторона жизни. И её покуда никак не получалось ни понять, ни усвоить.
Загорались всё новые окна. Зайка, хлюпая носом, сидела на своих санках, венчающих вершину их с Пашкой славы. И думала. Было, о чём подумать. Потому, как – встала – проблема. Вечная. Мировая.
