сходку по темноте прокрались.
– Надо знать все действия противника в лицо, – пояснил Пимычу Неумов.
– Слышь, Ефимыч, а на крышу-то ты тогда пошто лазил? Чо опять удумал? – тихонечко спросил Пимыч.
– Да так. Пришлось по ходу дела солнечную батарею изобрести. Электричество-то нужно было, агрегат делать. Сам ведь знашь, почитай уж пять лет без электричества живем, с той самой поры, как провода спёрли. А я давно уж хотел батарею испробовать, да все недосуг было. Вот погоди скоро и другим такие батареи поставлю.
– А ты поставь, поставь, а я тебе подсоблю. Тогда електорат энтот точно наш будеть! – обрадовался Пимыч, – не только ведь Кузляке електричеством-то пользоваться!
– Нет, электричество на всю деревню мне пока не потянуть. Мощности батарей не хватит.
– А чо, тогда может самогонный аппарат сробишь?
– Нет, мы другое сделаем.
Глава 9. В которой схлестнулись рыба и технический прогресс
И опять Неумов засел за чертежи, а деревнюшкинцы умирали от любопытства. Пимыч, хотя и ленивенький был мужичонка, на предмет работы совсем даже никчемный, а тут на него что-то нашло. Взял да и окучил картошку сначала старухе Ниловне, потом деду Парфену, а затем и за огород Пафнутича взялся. Так и не заметил, как все огороды окучил.
Кузлякин тоже не дремал. Он откопал где–то мороженой рыбы килограммов тридцать и подкинул местным старикам за просто так. Да, благотворительность его не знала границ! От таких щедрот растроганные старики пообещали, как один проголосовать за Кузлякина.
Обрадованный электорат растащил рыбу по домам в предвкушении вкусного обеда. Благодетеля на все лады восхваляли. Брошенная на раскаленные сковородки и в брызгающие кипятком чугунки рыба вдруг заисточала такой умопомрачительно воинствующий запах, что задыхающиеся старики с вытаращенными глазами повыскакивали из своих хибар один за другим.
А потом, когда оставшаяся рыба разморозилась, началось вообще что-то невероятное. Ох, и тянуло же гнильем на всю округу! От невыносимого запаха деться некуда было. Светопреставление, одно слово. Еще долго рыбий дух витал над Деревнюшкой.
Прогорев с рыбой, Кузлякин решил реабилитироваться в глазах общественности. Он лично прошелся по дворам старушек и выяснил, кому необходимо расколоть дрова. Остановились на кандидатуре соседской старушки.
Кузлякин взял в руки топор, поставил полено на топчан и энергично колонул. Полено рухнуло, а топор крепко застрял в топчане. Топор вытащили, но оказалось, что треснуло топорище. И когда Кузлякин снова замахнулся, топор слетел с топорища и бесследно исчез в бурьяне.
Притащили другой топор. Кузлякин, что есть силы хряснул по полену и отлетевшая увесистая щепка бумерангом взмыла вверх, а затем треснула Кузлякина по темечку. Кузлякин взвыл и выронил топор, который плашмя шлепнулся ему на ногу. Кузлякин схватился за ногу, и в этот момент рухнувшее полено звякнуло его по другой ноге. У Кузлякина отпало всякое желание заниматься благотворительностью, и он похромал в свой теремок.
После обеда приободрившийся Кузлякин предпринял вторую попытку. На этот раз все прошло как по маслу. Кузлякин рубанул еще по двум поленьям, отсняли видеоролик, и довольный кандидат удалился. Благодетель, одно слово.
Третье полено дорубил один из его помощников. А потом ролик прокрутили перед избирателями не один раз. В общем, два раза рубанул, а треску на всю деревню.
Между тем Неумов закончил работу и победоносно выкатил со своего двора агрегат не менее странного вида, чем предыдущий.
– Вот, – гордо объявил он, – мацепура–техническое чудо современности! Новое в науке и технике! Щас старики с картошкой будут.
– Дак, мы щас итак с картошкой!
– Что? Кто-то уже до меня успел мацепуру соорудить?
– Да не… на кой нам мацепура, у нас теперяча Пимыч есть. Пимыч окучил, без всяких ахрегатов, – простодушно отозвалась Савишна.
– Да-да, – заподдакивали старики, – Пимыч нам теперь заместо мацепуры энтой.
Пимыч как вспомнил себя в компании с окучником, сразу заподумывал, что мацепура это очень даже благое дело. Хотя народ и сомневался в рабочих качествах нового агрегата, на всякий случай мацепуру решено было испытать.
Испытывать стали как всегда на огороде Неумова. Он тщательно записал в толстой амбарной книге: «Мацепура №1 Неумова. Испытание №1»
Агрегат поставили в борозду. Неумов покрутил какие-то рычажки, мацепура затарахтела и двинулась, вращая лопастями.
– Смотрите-смотрите, она сейчас будет еще и сорняки выкашивать! – закричал в восторге Неумов.
Но тут мацепура взбрыкнула, выкинула Неумова из седла и, гордая своей свободой, яростно воя и попрыгивая в борозде, двинулась дальше.
Из расположенного сбоку отверстия с желобком полетело зеленое крошево. Зрители ахнули. Мацепура ходко двигалась вперед, оставляя за собой абсолютно лысые рядки, где еще минуту назад буйно зеленела картошка. А следом за ней тянулся ярко-зеленый шлейф измельченной ботвы.
Неумов ринулся вперед и встал на пути мацепуры, широко раскинув руки. «Техническое новшество» уткнулось в Неумова и недовольно затарахтело. Мацепура явно желала сдвинуть Неумова с места, а по возможности и разобраться с ним. Пока Неумов, оседлав её как разъяренного быка, искал нужный рычаг, мацепура в ярости рвалась на волю. Наконец Неумов добрался до рычага, и взбесившийся агрегат замер.
– Перебор – задумчиво изрек Неумов, – ну что ж, вернемся к старым дедовским методам.
И укатил несостоявшееся «техническое чудо» в сарай.
На следующий день он вновь представил на суд зрителей свое детище.
– А на какой тяге? – поинтересовался Пимыч.
– На какой, на какой. На ножной. Давай впрягайся.
– Не-е, сам сробил – сам и впрягайси.
Видя, что спорить бесполезно, Неумов впрягся. Но перед тем, он снова записал в амбарной книге: «Мацепура №2 Неумова. Испытание №2»
Испытывали снова на огороде Неумова. Обливаясь потом, Неумов тянул мацепуру, а с другой стороны на ручки мацепуры налегал Пимыч. Через час такой работы Неумов рухнул в борозде.
И вопрос о целесообразности дальнейшего использования этого блага цивилизации отпал сам собой. Технический прогресс спасовал перед суровой реальностью.
Глава 10. В которой выдается государственная тайна
Пимыч после мацепурной компании продолжил свою трудовую деятельность на чужих огорода. А потом блестяще выступил с речью перед избирателями в лице Ниловны и Пафнутича, и заручился их поддержкой.
– А как же ты, Пимыч, сподобился до независимости-то додуматься? – спросил часом позже Неумов.
– Дак, вынужден был, – вздохнул Пимыч, – помнишь, в прошлом годе бумаги-то оформлял? Вот уж набегалси, так набегалси по кабинетам-то энтим. Пока нужные справки справил, на десять потов изошел. Две недели почитай бегал. А потом дамочке-то той в собесе их принес, а она поновой гонять стала. То одна справка не так написана, то друга, то ишшо какой не хватить. Неужто, нельзя сразу сказать, каки-таки справки нужны. А за кажную бумажку заплати. А потом когда все собрал она и говорить, а хде туть прописано, что у тебя, дедко, печное отопление? Ты мне справку энту предоставь, с печатью. Ну, пока я энту-то справку справил, да дамочке-то той принес, остальные справки просрочились. Поновой собирай теперь.
– Да, бюрократия бессмертна, – задумчиво произнес Неумов.
– Ну, знамо дело, – продолжал Пимыч, – я поругалси маненько, чо, мол, за безобразие тако. А она знай твердить: «Ничаво не могу поделать, такой закон. Не мы их писали – не нам их и переделывать, а ежели тебе, дед, наши законы не по нраву – езжай в другу страну». Вот я и подумал, а чо ж энто я-то со своей-то землицы неведомо куды поташшусь. Я лучше свою независимость объявлю. Сам себе начальником буду.
– А почто ты раньше-то об этом не сказывал. Я б поехал, навел порядок. Сразу бы этих бюрократов не место поставил.
– А ты думашь я не пыталси? Вот что, говорю, дамочка, хдей тут у вас самый главный начальник. Я ему сейчас всё обскажу. А она мне, это, мол, государственна тайна. Да не, Ефимыч, проща независимость объявить, нежели сквозь таких вот дамочек прорватьси.
И Неумов с ним согласился, только поинтересовался, как же в таком случае Пимычу удалось так быстро выхлопотать бумагу на землю.
– А-а-а, так энто друго дело. За хорошую мзду начальство каку угодно бумагу дадуть. Вот энто и есть сама главна государственна тайна.
И Неумов снова вынужден был согласиться.
Глава 11. В которой пиар остается пиаром
Предвыборная гонка набирала обороты. Пимыч теперь ежедневно готовился к выступлению перед электоратом. Для начала Неумов решил сделать из Пимыча оратора.
– Надо бы тебе, Пимыч, белый плащ справить.
– А на кой мне белый плащ? Саван чтоля.
– Да окстись, Пимыч, типун тебе на язык. Белый плащ – это знак того, что ты у нас нонча кандидат. Это в Древнем Риме все кандидаты белый плащ носили. Он кандида назывался. Белый плащ справим, ходить в нём будешь. Тебя издалека узнавать начнут. Опять же ход такой политический, пиар называется, помнишь, я тебе о нем говорил.
– А нахрена мне еще один пияр?
– Пиаров лишку не бывает. Нонча без пиара никуда. Никуда и все тут. Их чем больше пиаров-то, тем лучше.
На том и порешили. Тут же из старой простыни соорудили накидку. И Пимыч подвязав ее под горло, ходил теперь по кухне и брал у Неумова уроки красноречия.
– Ты, Пимыч, должон как римский патриций накидку-то, тьфу ты, кандиду, вот таким широким жестом на плечо закинуть. Гляди, учись, – и Неумов снова и снова давал Пимычу мастер-класс.
Наконец, у Пимыча получилось как надо.
– Ну, а теперь, речь! – скомандовал Неумов.
Пимыч картинно закинул край накидки на плечо и изрек:
– Електорат!
– Стоп! Ну что за «електорат»? К массам нельзя так обращаться. Нужно душевненько «Дорогие избиратели…» чтоб все видели, как ты близок к народу, его лучший представитель, стало быть.
На следующее утро Пимыч ни свет, ни заря уже был у Неумова. Он вновь облачился в свой простынный наряд, и занятия начались. Неумов находил, что смотрится Пимыч в этом белом убранстве хоть куда, но вот дикция не годится.
– Буду готовить тебя по методике Демосфена, – решил Неумов, окинув Пимыча критическим взглядом.
Он вывалил перед Пимычем горсть мелких камешков.
– Конечно, в идеале нужны морские камешки, – пояснил Неумов, – да только где их взять-то.
– Чичас! – Пимыч рванул с места в галоп и через некоторое время вновь появился перед Неумовым.
– Вот! – выдохнул он, протягивая Неумову смятый кулек, – самые, что нинаесть морские камешки.
– Откуда? – вытаращил глаза Неумов.
– Да из магазинишки, откуда ж ишшо, – пояснил Пимыч и развернул кулек со полурастаявшими слипшимися конфетами.
– Не-е, не пойдет. Не успеешь в рот взять, как растают. Придется довольствоваться этим.
И он заставил Пимыча набрать полный рот мелких камешков и на полную мощь включил старенький проигрыватель.
– Представь, что ты на берегу моря перекрикиваешь его рокот! Это очень укрепляет голос! – крикнул Неумов в ухо Пимычу.
Два часа с полным ртом Пимыч орал вслед за Неумовым скороговорки. Неумов так увлекся, что не замечал, как постепенно менялось выражение лица Пимыча. Наконец Пимыч выплюнул камни и заорал, перекрикивая
