познания в столь тонких науках, - с сарказмом сказала Реште.
- Нет, я всего лишь собираюсь сказать тебе, что не следует ждать помощи и от царя Харрута, которому ты служишь, - нанес Красс свой главный удар. – Варсег выдал тебя по его приказу. Через него Харрут прислал обещание стать союзником и вассалом Рима, признав его главенство над собой, и пропустить мое войско далее на восток, обеспечив его провиантом и фуражом и усилив людьми. В знак искренности своих намерений царь Парфии решил тебя выдать. И ты по-прежнему готова умереть за царя, который от тебя отвернулся?
Марк Лициний ожидал, что парфянка будет потрясена его сообщением. Но она лишь молча пожала плечами.
- Но твоя судьба может сложиться иначе, и завтра на играх растерзан зверями будет кто-то другой, если мы с тобой сейчас сумеем договориться, - подошел Красс к главной цели своего визита.
- Договориться можно всегда, - кивнула Реште. – Только вот жизнь устроена так, что в дальнейшем договор может соблюдаться лишь тогда, когда обе стороны равны по силе. Если же этого нет, то более сильная сторона после того, как извлечет выгоду для себя, в дальнейшем неизбежно поддастся соблазну этот договор нарушить.
«Проклятье богов, как она умна, - с раздражением подумал проконсул. – Но все равно надо попробовать сыграть на ее страхе перед смертью на играх. А страх этот у нее должен быть – она же живой человек со всеми присущими ему слабостями».
- Эфа, я предлагаю тебе следующее, - сказал он вслух. – Если в ближайшие часы ты в присутствии консулов, народных трибунов и эдилов назовешь имена своих сообщников из числа римских граждан – а эти имена я скажу тебе заранее – то завтра ты не встретишься с хищниками на арене цирка.
- Ты хочешь сказать, проконсул, что меня сразу освободят? – с насмешкой спросила Реште.
- Нет, приговор сената отменен быть не может. Тебя вернут в темницу, а ночью мои воины выведут тебя отсюда. Стража Эсквилинских ворот будет предупреждена и выпустит тебя из города.
Возможно, у кого-то другого такое обещание вызвало бы желание пойти на условие Красса, но вот только парфянка на эту уловку попадаться не собиралась.
Реште прекрасно знала, что те, кто не умер в Мамертинской тюрьме, выходят оттуда только для того, чтобы быть убитыми в другом месте. Мятежных или беглых рабов, а также заговорщиков, которые под пытками называли своих сообщников, все равно потом казнили. А про нее и говорить нечего. Ее удавят в темнице сразу же после того, как она оговорит сенаторов, а консулы, трибуны и эдилы уйдут. Знающих тайны внутренней политики Рима в живых не оставляют. Зачем Крассу целая и невредимая парфянка, которая будет знать о том, как проконсул провернул комбинацию по устранению своих врагов из сената путем ложного оговора?
И зачем она живая царю Харруту, новому союзнику Рима, после того, как выдав ее, он этим поступком пополнил число своих врагов еще на одного? То же самое относится к Варсегу.
Поэтому Реште спокойно сказала:
- Я думаю, благородный Красс, именно такого соглашения ты хотел достичь и с Луцием Аннием, после чего он принял яд, потому что даже при своем небольшом уме понимал, что при любом течении событий для него нет такого исхода, при котором он останется среди живых.
- Значит, ты отказываешься? – с недовольством произнес Красс.
- Ничем не могу помочь тебе, проконсул. После смерти Анния живых сообщников в Риме у меня не осталось.
Раздосадованный ее ответом Марк Лициний понял этот отказ по-своему. Он решил, что парфянка не поверила в предательство царя Харрута по отношению к ней. Подойдя к двери, Красс ударил по ней кулаком и что-то негромко сказал вбежавшему стражнику.
Каково же было удивление узницы, когда через пару минут в темницу вошел… Варсег!
- Посмотри на эту упрямицу, посол, - обратился к нему Красс. – Она согласна завтра стать пищей для зверей, но отказывается верить, что царь Харрут отныне в союзе с Римом.
- Эфа, - сказал Варсег. – Я понимаю, что ты по-прежнему живешь вчерашним днем, но найди в себе способность увидеть день сегодняшний таким, какой он есть. Тогда ты будешь способна и заглянуть в грядущее, которое будет ознаменовано торжеством Рима и его властью над всеми народами мира. Ни одна сила не сможет остановить движение римских легионов на восток, при поддержке царя Харрута они мирно пройдут через Парфию и легко сокрушат Греко-Индийское царство, ослабленное междоусобицами между брахманской знатью и потомками македонских завоевателей. Дальше их путь пройдет через слабые и разрозненные индийские княжества и завершится, когда римское войско выйдет к границам далекого Китая. Для народов, которые станут подвластны Римской державе, это будет концом варварства и междоусобиц, везде будут утверждены единые римские законы и учреждены римские суды. Вот чего добивается благородный квирит Красс, и в этом царь Харрут готов стать ему помощником, как и я. А чего добиваешься ты, оставшаяся одна против всех?
- Твоя речь, Варсег, вполне может быть благосклонно выслушана мелкими индийскими князьями, если, конечно, она будет подкреплена тяжелым мечом в одной руке и столь же тяжелым мешком золота в другой, - ответила на это Реште. - Я же, хоть и совсем молода годами и не обременена мудростью, которую дает опыт, но все равно понимаю, какое «благоденствие» ожидает народы в таком завтрашнем дне, какой видится тебе и Крассу.
Парфянка на мгновение замолчала и тут же продолжила:
- Народы изнемогают под гнетом своих правителей и знати, а вы хотите добавить к нему еще и римский гнет. А как иначе назвать необходимость кормить римское войско, пополнять его своими кормильцами семей, отправляя их на новые и новые войны, а еще множить своими гражданами толпы рабов на строительстве крепостей и в каменоломнях, потому что Рим устроен так, что не может существовать без рабов? И чем могущественнее и многочисленней будет римский флот, тем больше рабов-гребцов будет он перемалывать в своих жерновах. А когда доблестные римские легионы пройдут сквозь слабую Индию и упрутся в границы загадочного Китая, не станет ли противоборство двух сильнейших держав грозной бедой для остальных народов мира? Ведь как еще назвать схватку двух равных по мощи силачей, обливающихся потом, но не могущих сдвинуть друг друга с места? Тогда как остальной мир будет вынужден подпитывать своими силами и кровью эти бесполезные потуги. И если такое противоборство затянется на столетия, не захиреет ли от изнеможения весь человеческий род?
- Проконсул, ты видишь, что ее нужно убить, и чем скорее, тем лучше?! – гневно воскликнул Варсег. – Она настолько умна, что найдет способ сбежать отсюда!
- Ты прав, Варсег, но сбежать отсюда невозможно, - холодно сказал Красс. – А я не хочу завтра лишать римских граждан заслуженного ими зрелища.
И оба вышли.
Дверь за ними закрылась, и воин с наружной стороны начал задвигать засов. Но тут Реште подбежала к двери и забарабанила по ней кулачками с криком:
- Эй, стража, если я за вечер и ночь умру от голода и жажды, римская публика лишится обещанного зрелища, и Красс вам этого не простит!
Ответом было молчание. Но через некоторое время стражники зашли в темницу и поставили на пол корзину, в которой была амфора с водой и лежали маленькие, но довольно перезрелые тыквы.
- Разве я похожа на обезьяну, которая умеет разгрызать плоды зубами? – возмутилась парфянка. – Дайте хотя бы нож.
- Ты уродливей, чем любая обезьяна, - ответствовал старший стражник. – Каждая из них красавица рядом с тобой. Что-то я не помню, чтобы узникам тюрьмы давали ножи. Может быть, тебе выдать еще меч, копье и лук со стрелами?
- Я сам вырежу для нее ножом сердцевины тыкв, - сказал другой воин. – Зато у нее будет веселый ужин с хорошими сотрапезницами.
Он что-то шепнул командиру, и тот захохотал. Воин, мастерски орудуя ножом, вырезал из каждой тыквы сердцевину и швырнул корзину под ноги Реште.
После этого оба, посмеиваясь, удалились.
Едва парфянка бросилась к еде, сразу выяснилось, что упоминание о сотрапезницах оказалось совсем не случайным. Сверху от маленького окошка вниз устремился целый рой ос, которые попросту не подпускали узницу к взрезанным тыквам. Видимо, их гнездо располагалось прямо на окошке. Получив несколько болезненных укусов, Реште отказалась от безнадежной борьбы за пищу, забилась в угол темницы и оттуда с ненавистью наблюдала за более удачливыми конкурентками, которые просто облепили облюбованное лакомство, норовя заползти как можно глубже внутрь вырезанных в тыквах полостей.
