Гур-гур вместо музыки

памяти Леонида Гуревича -
драматурга
и хорошего человека




                ГУР-ГУР
                вместо музыки

                гур-гур - киношный сленг -
                фоновые шумы в кино.


                ГЛАЗА

1987-ой.
На меня смотрели две пары тёплых глаз.
Остальные были безучастно-холодны, или откровенно враждебны.
Первый - в чёрном интеллигентском свитере под горло - водолазке,
с добродушным пузцом, круглолицый, с родинкой в надбровье.
Второй был похож на Джо Дассена, в безукоризненно выглаженной голубой рубашке с галстуком и  с трубкой в руке, из которой разливался ароматный, пьянящий яблочный дымок.
И было это на вступительных экзаменах
на Высших Режиссёрских Курсах.
*
А заведение-то было элитнейшее и неприступное -
раз в два-три года набирали по 20-30 человек со всей страны -
конкурс чудовищный,
поступить туда было непросто.
Мне потом рассказывала директриса Курсов - Ирина Александровна Кокорева:
-  Из двадцати худсовета - семнадцать против тебя. За - только двое.  Я тебе честно скажу - как-то…  не очень ты мне. Но Гуревич встал и сказал - я хочу, чтобы этот парень учился у меня. Галантер его поддержал. А я поддержала Борю. Вот и вся твоя история.
*
Вот и вся моя история.
Что уж они во мне разглядели - не знаю,
но так я оказался на Высших Режиссёрских Курсах
мастерская авторского неигрового кино
двух, уже тогда классиков -
Леонида Гуревича ( драматургия ) с пузцом и родинкой - первые  тёплые глаза
и Бориса Галантера ( режиссура) - вторые.
Галантер подключился позже и учил нас недолго - болезнь подкосила его.
Воз тянул один Гуревич.
*
Было молодо, было весело и всё казалось впереди.
И моложе всех был уже немолодой Гуревич -
это был второй набор, как ему разрешили преподавать.
В мастерской нашей - москвичка Олеся Фокина, Галя Руденко из Киева, московский грузин Миша Бакрадзе, Саша Виленский из Свердловска, Овез Вельмурадов из Туркмении, Женя Голынкин и я - из Ленинграда.
Думаю, остальное они напишут сами. 
Я - только про свою с Гуревичем историю.
*
Двери наши были открыты.
И часто у нас на мастерской сидели и Виктор Косаковский, и Александр Столяров, и покойный ныне Алексей Балабанов.
Гуревича хватало на всех.
*

                ПЕРВАЯ ТРЕЩИНКА

Первый курсовой сценарий.
Хочется сказать обо всём и сразу.
Видимо, так и рождаются глупости…
*
Сценарий был, естественно - сновиденческий
и, естественно, про судьбы мира -
на меньшее - я был никак не согласен.
И, конечно, там выкидывали Ленина из мавзолея.
Сейчас уж не вспомню кто и почему, но врывалась толпа и с криками - святой, не святой? - волокла чучело на Красную площадь… там, в буйстве разрывала -
а в чучеле оказывались опилки…
Потом ветер гнал опилки по брусчатке, как позёмку…
Я считал, что это круто.
Судьбы мира теперь в надёжных сценарных руках.
Но то, что снять этот сценарий практически невозможно - я не понимал.
*
- Это - не моё, - сразу отрубил Гуревич, но отрубил как папа, - Понимаешь - не люблю символизма. Он мне не близок. Но ты имеешь полное право считать, что я в этом ничего не смыслю … я люблю жизнь, люблю живых людей… их боль, радость, страдания  - это для меня - суть кино… ну… -  пожал плечами, - … если тебе так хочется, если тебе снятся сны - решай сам. Только жизнь свою в сон не преврати… я твой сценарий буду поддерживать…  а Ленина - выкинь… - резко сменил тон, - Ты что - сдурел? Попрут с Курсов и тебя и меня.
*
Я шёл к метро оглушённый -
он, так много и бесстрашно говоривший о свободе - он боится?
Он предал меня…
Это стало первой трещинкой, через которую потянуло холодком.
*
И ещё я заметил, что Гуревич стал немного жалеть, что так горячо меня отстаивал.
*
Ленина я не выкинул.
С Курсов меня не выгнали.
Потому что - все сделали вид, что никакого Ленина там не было.
А трещинка затянулась.
*

                ДЕНЬГИ

- Ты не бесстрашен - ты упрям, как осёл. Но для режиссёра это не всегда плохо, - прокомментировал в итоге Гуревич.
И тут же:
- Как у тебя с деньгами?... есть?... если что - скажи. Подкину.
Я никогда не просил и не брал у него денег.
Но это - мне говорили только мама с папой.
И Гуревич.
*

                АДВОКАТ

88 -ой
Случилась драка.
Так себе драчка, больше криков, чем той драки - стыдно даже и рассказывать.
Но…
*
Следователь попался весёлый:
- Из ваших, из киношных - многие сидели. Вон - «Джентльмены удачи» который - мотал. А какой фильм! Оборжачка! Раз пять смотрел... Ерунда! Года три дадут! Это полезно.
Такой пользы как-то… не хотелось.
*
- На морпеха ты не тянешь, - сделав по мне вертикальную панораму, сказал Гуревич.
- Ну, - ответил я.
- А адвокат у тебя есть?
- Не, - ответил я.
- А у меня есть - а я не дерусь. А у тебя нет - а ты  руки распускаешь.
- Вообще-то, их было трое, - напомнил я.
- Тем более, - сказал Гуревич, - А что папа у одного - чуть не генеральный прокурор одной из союзных республик - в курсе?
- Ну, - ответил я.
- А второй работал в журнале «Пограничник»  - в курсе?
- Ну, - ответил я.
- А журнальчик этот - орган Политуправления КГБ СССР - в курсе?
- Ну, - ответил я.
- Так что ж ты руки распускаешь!
*
Ситуация - идиотская.
Трое и один.
Но у них медицинские бумажки о побоях.
А  меня бумажки не было.
Я плёлся в ресторан Дома кино на встречу с адвокатом Гуревича.
*
Адвокат оказался известным, как актёр Хабенский, а сейчас и вовсе - легенда.
- Люблю это место. Да всё времени нет. Спасибо что вытащили,  - прожорливо оглядывая зал, бодро приветствовал меня адвокат, - Не возражаете,  если начнём с холодного шампанского с икоркой?
Я сделал вид, что всегда так начинаю.
*
- Был  у вашего судьи… - отправляя ложку с чёрной икрой в рот, стал рассказывать адвокат, - Она, правда, очень удивилась…
- Чему? - промычал я.
Он стрельнул в меня взглядом:
- Тому - что у меня зверский аппетит.
*
И после шампанского он его и продемонстрировал -
меню пошло почти чуть не подряд.
Я пил коньяк и ковырял пельмень.
- Да вы кушайте, кушайте, не стесняйтесь, - подбадривал он меня.
Официанты почуяли крупный счёт и стало их аж четыре.
*
- Самое худшее - год условно, - очищая выносной мангал с шашлыком  из осетрины, успокоил меня адвокат, - Десертик?
- И сколько же я вам буду должен? - не выдержал я.
Он сыто откинулся, вытер рот салфеткой и посмотрел на меня так,
что я решил - лучше я сяду.
И пусть мне будет с этого польза.
- Дорогой мой! Помочь такому человеку как Лёня - для меня большая честь. И удовольствие, - и он расплатился с официантами так, что они потом чуть не год потом кланялись, едва завидев меня.
*
Так - я не сел.
- Я ваш должник, - сказал я Гуревичу.
- Меня не бей - и в расчёте, - ответил он.
*
             
                ПЕРВЫЙ ФИЛЬМ

Первый учебный год пролетел, я собрался на практику в Ленинград, на родную студию,
как Гуревич поймал меня:
- Первую девушку свою помнишь?
- Ну… так, - не понял я.
- А это - ты запомнишь навсегда.
- !
- Потому что - либо ты родишься, либо нет.
- ?
- Поедешь в Новосибирск. Пробил тебе фильм. Пора тебе снимать.
Знал ли он, что в Новосибирске я родился и прожил там аж семь месяцев в коляске - не знаю, но судьба моя накручивала какие-то круги.
Не без его участия.
*
Вынужден немного о фильме - но это вернётся к Гуревичу.
Сценарий назывался безнадёжно - «Инициатива наказуема?»
Героев был - калейдоскоп.
Я выбрал двоих - Марка и его бывшую жену Лилю.
Марк режиссер, которого КГБ выперло с телевидения непонятно за что,
он развёлся с женой, шил джинсы, продавал на толкучке и косил под диссидента.
Я схватился за них. Почему - не знаю.
Скандалы с главным редактором - хоть их и разруливал Гуревич - опускаю.
*
Драматургия была проста.
Тёплое цветное пятно - квартира Лили,
цветное пятно - съёмная однушка Марка, где он шил свои штаны.
И между ними - пропасть - огромный чёрно-белый город,
где уже закипало это дикое торжище и хаос перестройки.
Марк должен был шить штаны, потом ехать на толкучку их продавать
и раствориться в безликой толпе.
Лиля должна была печь торт в д.р. Марка и ехать к нему мириться, но никуда не доехать.
Но в жизни - я их решил помирить.
Гуревич всё это утвердил по телефону.
*
Я не помнил советского документального фильма,
где героиня переодевалась бы в кадре.
И я, как лис за курицей, ходил за Лилей и всё думал - как бы так её уболтать.
И неожиданно - получилось.
Эпизод вышел целомудренный - она сняла с себя спортивный костюм, осталась в белых трусиках и бюстгальтере, одела джинсы, свитер
и вышла с тортом из дома.
Я понимал - этот эпизод вызовет скандал, но мне очень хотелось это снять.
В паузе Гуревича по телефону, слышал, как он морщится.
*
Второй эпизод, который должен вызвать скандал,
я снял специально для отвлекающих целей -
это был какой-то митинг, где страшно полоскали КПСС.
*
И третий эпизод, который я снял ещё в Ленинграде, про запас -
в крематории горел человек.
Снимать это запрещено, но я просочился.
Разумеется, стоял малюсенький кусочек,
замедленно доведенный до, как мне казалось, образа.
А, может. даже и до символа.
*
Гуревич обещал прилететь в Новосибирск, но не смог
и в Москву я привёз уже готовый фильм.
*
И, конечно, сначала показал его на Курсах Гуревичу.
Сразу после он утащил меня в какую-то аудиторию, закрыл дверь и обнял.
А что мне ещё было нужно?
Но он сделал три поправки…
*
По поводу переодевания героини:
- Если спал с ней - выкинь. Дешёвка… И вообще - это не метод.
- Я не спал с ней.
Как он обрадовался!
*
А ведь я мог и обмануть.
А он мне поверил.
А он был очень недоверчив.
Он был мнителен.
Как человек, которого много обманывали.
И я его не обманывал. Я не помню, чтобы я его обманывал.
И с какого-то момента я понял, что и он никогда не врёт мне.
И как было просто.
*
По поводу горящего человека в финале:
- Символятина. Опять за своё. Не трогай ты смерть. Когда-нибудь ты поймешь - нельзя, нельзя этого делать. Взял - и в самом конце хороший фильм обосрал.
*
Реакция на митинг был такая:
- Ты что - дурак?
- Скажут - убери, я и уберу.
- Соображаешь…  Но - переборщил. Можешь и сильно разозлить. Ещё пару лет назад за это можно было сесть… дави на то, что это не ты сказал - это народ говорит. Дух времени и всё такое…  если тебе интересно моё мнение - слабоватый эпизод. Прямолинейный. Как в лоб кувалдой. Это текст листовки. А листовки пишут демагоги. Сверху хорошая картинка, ничего фонограммка. Но не пахнет он кино.
Он был очень точен в оценке фильмов.
Это был не профессионал. Это был профессионалище.
*
Но его отношение ко мне изменилось -
оно стало теплее и доверительнее.
Он стал делиться со мной личным.
Казалось - Леня,  говорун, душа нараспашку - он был очень скрытным.
Как человек, которого много били.
*
                                        продолжение следует...