бессвязную речь практиканта полковник. – Мы разыскиваем княгиню Волконскую, и не важно, что Катя Поливанова не имеет к ней отношения. Знаете что, а найдите-ка вашу девушку. Юлию, кажется. Она что-то знает о реальной княгине и это может стать нашей ниточкой к дальнейшим поискам. А Бергер… Ничего, не в деньгах счастье, сержант. Может быть не правильно искать без вести пропавших за деньги. Есть в этом некоторый цинизм, не находите?
В трубке послышался тяжелый вздох Коржикова.
Где-то с минуту по окончании разговора с практикантом Муравецкий стоял у окна и пристально всматривался сквозь листву деревьев, словно пытаясь высмотреть из тысячи листочков один – тот, которого искал уже сто лет или хотя бы видел на том же месте ровно год назад и вот он снова появился. Спину ему гипнотизировала Лиза и ждала. Муравецкий понимал, чего она ждала, но не мог ответить. Никак не мог найти тех правильных слов, которые бы утешили сейчас душу его несчастной племянницы. Лиза подкатила коляску к окошку и вздохнула. Она протянула дяде зажатые кулачки, разжала их и на влажных ладошках лежала горсточка монет из копилки.
– Возьми, дядя Грим, – тоненьким голоском сказала племянница. – Тебе не заплатят, да?
Муравецкий присел на батарею и мягко зажал ладошки Лизы обратно в кулачки.
– Не надо, милая, – с легкой печалью в голосе сказал он ей, но тут же подмигнул. – Ничего. Что-нибудь придумается.
Не сговариваясь, они одновременно обернулись и взглянули на выразительное лицо Кати, которое с какой-то тайной надеждой и немым восхищением смотрело на ее потомков с экрана монитора и словно изо всех сил стремилось рассказать им правду о себе, но никак не могло пробиться через сто лет.
Лика ступала по разбитому полу фойе как по дрожавшему минному полю, проваливаясь по пояс вместе с треснувшими досками, пока, наконец, не добралась до выхода из здания и не схватилась за ручку двери. Но неожиданно дверь распахнулась сама, и на пороге возник лысый. Кобра судорожно попыталась потянуть дверь на себя, но проиграла. От толчка ее отбросило на несколько метров вглубь фойе. Байкерша упала на спину и не смогла пошевелиться: от малейшего движения начинали опасно трещать половые лаги. Лысый, не веря в такой подарок, жадно облизнулся. Руки сами собой полезли расстегивать штаны. Кобра вздрогнула и сжала кулаки.
– Чё, пафосная, – сипло рыкнул местный. – Порезвимся? Ща быстро из тебя маманю сделаю.
Мерзкий хохот пьяного придурка вызвал у девушки приступ тошноты. Сквозь зубы она процедила:
– Жаль, твоя маманя вовремя аборт не сделала.
Кобрина с ненавистью плюнула лысому в раскрытый створ ширинки. В ярости тот сорвался с места и бросился на дерзкую девицу. Та зажмурилась и перекатилась набок. Половая доска слева от Лики провалилась вместе с лысым, острием вонзившись парню в щеку. Не теряя времени, ободренная шансом выбраться, Кобрина оперлась о выступ доски и вскочила на ноги. Быстро очутившись у пролета лестницы на второй этаж, она с тревогой бросила взгляд вверх. Становилось не по себе из-за подозрительного поскрипывания поручней, но сзади послышался пьяный вопль лысого, что придало байкерше решимости и она начала осторожно подниматься по ступенькам.
– Всё! Не жить тебе, сучка, – скулил лысый, держась за окровавленную щеку и пытаясь подняться на ноги.
На втором этаже Кобриной стало легче и просторнее. Она вбежала внутрь классной комнаты с табличкой «Директор» и прислонилась спиной к боковине шкафа. Прислушалась. В груди бешено колотило сердце. По коридору послышался неровный топот сапог лысого и его пьяные окрики. Он останавливался возле каждого кабинета, распахивал дверь, рычал и сквозь мат злобно возвещал:
– И тут нет! Не скроешься, сучка хитрожопая. Готовь рот для моего богатыря.
Его голос раздался совсем близко. У Лики потемнело в глазах и предательски задрожало под коленками. «Только этого мне не хватало» – застонала байкерша и закусила губу. Дверь отворилась и всё замерло. Лысый выжидал, осматривая комнату из проема двери. Но под влиянием спиртовых паров и животного инстинкта он таки сделал шаг в комнату. Левой рукой Кобрина нащупала на полке банку с застывшей краской и швырнула её в окно. Лысый тотчас побежал на звук треснувшего стекла, зацепился о швабру, которую Лика подсунула ему между ног, и растянулся во весь рост животом на полу. На ноги ему был перевернут дубовый учительский стол, который придавил парню голени, от чего тот взвыл. Лежа на животе, лысый только кряхтел и выдавливал из себя проклятья.
– Ах ты, тварь хитрожопая! Ну, все…. Ну все….
Что – все Лика не стала допытываться. Изо всех сил она надавила на стол массой тела и приказала:
– Голову вниз, быдлота! Видишь плинтус?! Видишь? Запомни, это именно твой уровень.
– Сучка… – заскулил лысый. – Пусти.
Но ребро стола еще сильнее припечатало ноги парня к полу.
– Что тебе от меня нужно, подонок?
– Ноги… Сучка…
– Отвечай! Не то живо у меня Мересьевым станешь.
– Следить… – прошипел Лысый, – приказали.
– Кто приказал и зачем? – удивленно спросила Лика.
– Мужик какой-то. Пальцами щёлкал всё время. Хана тебе, сучка.
– Хм… Я не сучка. Я – Кобра. Чао, тля.
Лика вытерла со лба капли пота, схватила цветочный горшок и наотмашь ударила им по голове лысого. Тот дернулся и отключился. Не теряя времени, Кобрина подбежала к двери, подергала за ручку, пыталась поднажать плечом – дверь заело. Спотыкаясь и перепрыгивая через стулья, маленькая байкерша легко вскочила на подоконник и выглянула наружу. Справа была вбита пожарная лестница, но нижняя секция давно уж отпала, и выход был только один – на крышу.
Хрупкий шифер на крыше, покрытый мхом и плесенью, затрещал и стал крошиться под сапогами байкерши. Из-за тумана, густо опустившегося на всю округу после дождя, видимость была ужасная и возникала опасность в том, что один неверный шаг и Лика слетит со скользкой крыши. Нащупав в кармане телефон, Кобра попыталась включить фонарик. Но телефон выскользнул из рук, сполз по шиферной ложбинке и исчез в туманном молоке. Лика раздраженно отвесила себе пощечину.
– Вот я Стёпа-недотёпа!
Как можно осторожнее, не чувствуя от страха ступней, Кобрина стала подбираться к краю. Внизу у сарая она, наконец, заметила силуэт мужчины, который стоял возле её «Ямахи». С облегчением, что это Любкин муж Матвей, Лика воздела глазки к небу.
– Господи, спасибо тебе! И прости, что пять из семи смертных грехов – моё хобби.
Кобра помахала рукой вниз.
– Дядя Матвей!
Тот кивнул, и Лика, осмотревшись, просчитала, что лучше спускаться, если спрыгнуть на скирду с гнилой соломой, покрытой прорванным и давно потерявшим цвет полотном рубероида, а уж со стога будет легче съехать на траву. Так она и сделала. Очутившись на земле, байкерша бросилась к мотоциклу, и тут мужчина обернулся. Это был Сыч, который ловко схватил Лику за руки и усмехнулся. Каким противным оказался этот очкарик с угрями на носу и обломками гнилых зубов во рту. Из-за угла здания, прихрамывая, появился лысый. Изнемогая от желаний, он не стал церемониться и сразу ударил Лику в челюсть. Девушка вскрикнула и отлетела пушинкой к мотоциклу.
Очнувшись, она обнаружила себя в стогу сена. Недалёко, прикрытый соломой, лежал избитый Матвей. Возле крыльца гимназии остановилась зеленая «Ауди». Пока очкарик о чем-то разговаривал с водителем через окно, над Ликой нависла туша лысого, от которого несло то ли навозом, то ли перегаром. Выдавливая из себя только звук пещерного человека: «гы-гы» и «угу», местный торопливо расстегнул джинсы спустил трусы и кряхтя, стал опускаться к Лике. В его глазах читалось безумие, которое вдруг превратилось в оскал мученика. Физиономию бандита передернуло судорогой. Лика не сразу поняла, что случилось, пока не откатилась в сторону. Дядя Матвей, чудом очнувшийся, сжимал в руках древко вил, острие которых вонзилось в лодыжку лысого. Несчастный пьяница присел на колени и завопил. Раздумывать было некогда, так как из-за угла здания уже выбежал Сыч. Матвей швырнул Лике ее одежду, крикнул:
– Беги, девочка! Беги.
– А вы? – задыхаясь, спросила Кобра, взлетая над седлом мотоцикла.
Матвей крепко сжал вилы, что означало: он в порядке. Лика развернула «Яму» и нажав на газ, резко рванула вперед. Верный мотоцикл вырулил за гимназию, но Кобра успела прокричать назад:
– Спасибо вам, дядя Матвей! Когда-нибудь встретимся.
Она мчалась по гребле вдоль ставка, выбираясь из Роганки и прижимая пакет Кати Поливановой к груди. Оставалось взобраться на горку и переехать рощу, а там уже трасса и практически Харьков. Лика крепче сжала ручку газа. Вдруг в зеркале заднего вида она заметила очкарика Сыча, несущегося на мопеде. И в это же время «Ямаха» неожиданно фыркнула пару раз и стала останавливаться. Визор шлема Лики застелило черным дымом.
– Идиотка! – в сердцах ругнула себя байкерша. – Кто мешал тебе свечи в дорогу поменять?
Она спрыгнула и изо всех сил потянула мотоцикл на обочину, чтобы спуститься с насыпи и укрыться в кустах. Но мотоцикл перестал слушаться и еле полз.
– Ну же, Ямочка, – дрожащими губами уговаривала Лика. – Ну, еще чуть-чуть, поднажми – приедем домой, вычищу тебя до блеска и залью твоего любимого – девяносто восьмого, не бодяжного.
Несмотря на титанические усилия, Лика понимала, что выше головы не прыгнет. «Да что ж теперь, – вспылила про себя байкерша. – Что я за дура такая хилая!» С искусанными в кровь губами она стонала и при каждом рывке лишь очередная порция слез брызгала из глаз. Оставалось несколько метров до бровки асфальта, а девушка чувствовала, что совершить последний рывок не сможет – разорвется сердце. Сквозь грязную пелену из слез Лика вдруг увидела перед собою смеющееся во все зубы лицо Клюгера. Он качал головой, а в глазах читалось только: «– Сиди дома, старуха. Байкерство – для смелых и сильных. Вот Спица – и красотка, и байкерша». Лика всеми фибрами души ненавидела Спицу – эту длинноногую зажопницу Клюгера, от буферов которой и мастерских танцев ягодицами у всех в клубе слюна текла литрами.
А Сыч был уже близко, хотя еще не видел беглянку.
– Господи, – зло бросила Лика и сплюнула. – Да зачем же я вам нужна?
Клюгер уже не грезился Кобре, но
Да...и Степан попал в плохое положение!
Очень печальная и трогательная глава!))
Очень хорошо написана!))
С теплом...Эмми!))