всего этого с инфарктом.
Олеся шла в палату в полном душевном расстройстве, потому что сама не понимала своих новых – не новых, неприкаянно отстоявшихся чувств к Глебу.
А он лежал, весь перебинтованный, с закрытыми глазами на кровати у окна, и на тумбочке около его кровати щурил свои пуговки-глазки маленький, нелепо разрисованный сине-розовыми красками глиняный зайчик. Олеся даже сперва оторопела. Но не от забинтованного Глеба, а от этого хитрого зайчишки, которого она однажды зачем-то подарила Глебу в день святого Валентина. «Кузя, - подумала, слегка растерявшись, она, - точно – Кузя…».
«Зайчишка Кузя» было написано на ценнике, что вызвало тогда у них с Глебом искренний взрыв неожиданного смеха. Они тогда хохотали, не обращая внимания на окружавших их людей, и уже не от самого вида этого неказистого зайчишки, а от забавного вида самих себя…
- Глеб… - тихо позвала Олеся и прикоснулась ладонью к его руке, лежащей поверх простыни.
- Это ты… Лесечка, - с видимым усилием раздвинул губы в улыбке Глеб, - я знал, что ты придёшь…
- Я была у врача… он сказал… - начала было Олеся, но Глеб её прервал:
- Не беспокойся, милая, я выкарабкаюсь… - глаза Глеба вдруг предательски блеснули, - ты прости меня дурака, если сможешь…
Они молча посмотрели друг другу в глаза и, заметив взгляд Олеси в сторону зайца, Глеб улыбнулся и своими спёкшимися губами вдруг заговорщически прошептал:
- Как у леса под горой
Ходит заяц с кобурой…
- Как у зайца – пистолет? – улыбнулась ему в ответ Олеся.
- Нет, морковка на обед!
