Несколько последних дней он приставал к людям гораздо чаще и нахальнее. Некоторых наудачу вытаскивал из компании, но в основном искал одиночек, неподвижно сидящих или стоящих, с замершим остекленелым взглядом, или двигающихся с полным равнодушием. Именно двигающихся, а не идущих по делам. Кого-то ласково и обходительно уговаривал, а кого-то нагло прессовал, заставлял понять его выгоду:
– Продай, продай…
Никто не поддавался ни на уговоры, ни на угрозы. Никто! Никому не нужен не просто шанс, а гарантия получить безоблачное счастливое будущее на много лет вперёд.
Попался всего один мнительный. Выслушал, задал несколько вопросов – и снова впал в безразличное ко всему состояние. С ним намучаешься, пока убедишь. А времени совсем нет. Незадачливый покупатель понуро брёл, будто на казнь, к шефу. На отчёт. В котомке позвякивали семь небольших, плотно закупоренных колбочек – всё, что удалось купить за зиму. Зима хотя и считается кроме климатического, ещё и сезоном душевного холода неустроенных людей, но это никак не сказалось на удаче Сида, мелкого агента по покупкам весьма специфичного товара – людских душ.
– Сид, подожди меня, – услышал знакомый голос товарища, причём часто по несчастью, Сид. Остановился, подождал, когда окликнувший материализуется. Они не поздоровались. Это в их кругу не принято. Между собой виделись редко, а желать здравствовать людям – нонсенс, когда цель их обмануть.
– Как дела? Вижу, ты не очень весел Бёрд. – Бёрдом или птичкой, этого мелкого в чертовской иерархии беса, прозвали за умение летать. Умение не свойственное его статусу. – Сколько?
Пояснять, сколько чего, не требовалось. Последний день зимы – день сдачи руководству купленных людских душ за сезон.
– Тринадцать. Нормы опять нет. Гадкие у нас с тобой районы. Одна беднота непривередливая. Даже самых слабых приходится долго обрабатывать. Посмотришь кино, в нём нам всё даётся легко и просто. И в людском, и в обучающих роликах наших работодателей.
– Тринадцать – хорошее число. В плюс сыграет.
– Да, но несколько дольщиков. – Дольщиками бесы называли людей, продававших свои души частями через оговоренные промежутки времени, после того, как профукают полученные материальные блага. Значительный фарт и баснословные суммы – редкость! Они за уникальные души талантливых людей. Помимо прочего, род их занятий играет огромную роль. Завладеть душами знаменитых артистов, певцов, поэтов – мечта воротил чёртового бизнеса! А если видный философ попадётся – обеспеченность до конца жизни. На территориях, закреплённых за бесами типа Сида и Бёрда, таких просто нет.
– У меня – тоже пара дольщиков. Но тринадцать – я тебе завидую! С таким числом можно не бояться наказаний.
Продолжать разговор, как прежде, когда приятелям везло, не было настроения. Каждый понимал, что отчёт будет тяжёлым и мучительным испытанием для обоих. Давила неуверенность в завтрашнем дне, который может не наступить. Долго шли молча, не торопясь.
– Я давно Кейна не видел. Где он, не знаешь, Сид? Прикольный малый! Волосы светло рыжие с зелёным оттенком – вот природа беспредельничает. Болтун – не переговоришь. Оптимист, хотя с везухой у него натянутые отношения. Неужели на переплавке? – Сленговое «переплавка», означающее «жариться на сковороде» вместо сданных душ грешников-людей, уже вошло во все словари у чертей и уже не выпирало из обычной речи.
Сид оживился:
– Согласен, Кейн приколист ещё тот. Выходит, ты не знаешь, что он отчебучил?
– Работа гадкая, не о всех дружках-приятелях новости доходят, – пожаловался Бёрд. – Рассказывай, интересно же!
– Влюбился, жердястый!
– Ну, если в Ниовеллу, то ничего особенного. Она, пышечка, всем нравится. Ты так вообще дышать около неё перестаёшь, посмотрел бы на себя со стороны.
– Ха-ха, в Ниовеллу – в русалку!
– Вау! Давай подробности!
– У Кейна сделка сорвалась. Крупная. Он так расстроился, что в пруд топиться пошёл. Нашёл прорубь, а нырять боялся – недавно у людей Крещение было, и священник ту прорубь освятил. Смотрел в воду – и увидел её, русалку. Дальше, как в женских романах, – любовь с первого взгляда. Так она ему понравилась, что стихами признания в любви посыпались из него.
– Стоп, Сид, стоп! Ты откуда знаешь, что в женских романах пишут? Ниовелла просветила?
– Она. Она их взахлёб читает, и чуть ли не слово в слово мне пересказывает. Боюсь за неё.
– Значит, вы парочка? Понятно теперь, почему ваши дела в работе плохи, – и вернулся к разговору о Кейне, не желая смущать приятеля.
Спросил:
– Откуда же русалка в пруду взялась?
– Батя замуж её выдать надумал. Она того жениха, тритона, не жаловала. Уплывая от отца, чтобы спрятаться, наткнулась на подземные протоки и попала в пруд.
– Оф-фигеть! Чем же дело закончилось?
- Кейн заявление принёс шефу: просил на сезон от работы освободить. И ещё премиальные затребовал на свадьбу и кругосветку оплатить. Шеф как заорёт, мол на переплавку отправлю, а Сид: – «Да я тебя самого туда отправлю – знаешь, кто отец моей будущей жены?» – А у русалки батя начальник немалый в их ведомстве.
– Ну и…
– Русалка, вроде, отцу пригрозила, если тот против её обручения с Кейном будет, что на сушу выйдет, а хвост сожжёт. Больше ничего не знаю. Разбираются наверху, наверное. Случай-то – из ряда вон...
---**---**---
– Вот и пришли, – хмуро произнёс вмиг помрачневший Бёрд, открывая дверь.
В приёмной перед кабинетом шефа одиноко сидела печальная Ниовелла. Обычно в такой день без числа толпились бесы, каждый хотел пролезть без очереди, чтобы отчитаться быстрей – и на банкет по случаю окончания сезона.
– Ты тут одна, а где все? – встрепенулся Сид.
– Все уже отчитались. Мне шеф сказал вас ожидать, – Ниовелла опустила ресницы.
Шеф, районный председатель чёрткома, вышел из кабинета:
– Явились «передовики»? Заходите все вместе – нет у меня времени для вас по отдельности.
В кабинете прозвучала новая команда:
– Ставьте добычу на стол – он достаточно просторный для ваших показателей работы.
Бёрд решил принять на себя гнев начальника первым:
– Вот, пожалуйста, тринадцать баночек. Всё оформлено, как положено, с подписями бывших владельцев, – он переместил из своей сумки склянки на стол. Продолжил слегка замявшись: – Почти сто тридцать грамм, примерно по десять грамм на душу, – шумно выдохнул Бёрд, довольный тем, что его не прервали.
Шеф вскипел:
– Он будет мне рассказывать, сколько весит душа человека! Думаешь, не вижу дольников? Но, чёрт побери, меня не поймут, если я тебя упеку в ад за тринадцать душ. Ладно, иди – принято. Фанфары ждут тебя в банкетном.
Бёрд удалился.
– Ну-с, а вам, так понимаю, хвалиться нечем?
Сид молча поставил на стол семь склянок. Ниавелла – ни одной.
Глаза шефа налились кровью:
– Красотой, милашка, сыт не будешь. Довольно, моё терпение лопнуло. Вон из кабинета! Оба! Ждите – за вами придут. Я пока сопроводительную записку напишу.
В приёмной Сид обнял девушку и пылко произнёс:
– С тобой, Ниавелла, я готов хоть сто лет жариться или кипеть в смоле!
– Я тоже, любимый! А может, Бог именно нас выкупит и пошлёт на Землю людьми…
