Выборы

В один из вечеров мы сидели на наших мостках с дедом Жорой. Я что-то мурлыкал себе под нос, наблюдая волшебный закат над рекой. Зрелище было необыкновенное. Нигде и никогда я не видел больше такого торжествующего, пылающего рубинового заката над темнеющим лесом. Он был так горяч, что мне захотелось погреть о него руки. Словно смутившись чужой красотой и страстью, вспыхнула алым цветом, покрылась рябью и речка.

  - Красота, - выдохнул я, оглядываясь на деда. Тот понимающе кивнул и добавил:

  - Рубиновый закат к ветру. Вот только какая в ветер рыбалка! Просидим мы завтра дома, Серёжа.

  Идти домой совсем не хотелось, и я попросил:

  - Дед Жора, расскажи что-нибудь интересное. Домой идти не хочется. Там тётя с дядей друг другом недовольны, переругиваются… или молчат.

  - Да? – удивлённо протянул дед. - А что так? Чего они не поделили?

  - Выборы у них были в правлении, разошлись во мнениях, - улыбнулся я.

  - Бывает, - добродушно рассмеялся дед.

  Он помолчал, а потом начал свой рассказ тихим, прокуренным голосом.

  - Давно это было, а когда точно, уж и не скажу. Выборы у нас проходили. Событие это политически важное, по всей стране голосование шло. А после - обязательно концерт да пиво в буфете.

  Из центра привезли к нам в клуб баяниста и городской ансамбль в длинных сарафанах и в кокошниках. Ну и пошла культура в массы - "Ой, цветет калина" и всё в таком духе.

  В зале народу – битком. Когда ж ещё заезжих артистов в нашей глубинке увидишь?

  Только видим, что к середине концерта пошло в зале какое-то движение – народ постепенно стал двигаться к выходу.

  Решил и я глянуть, что ж там такое на улице, почему весь колхозный люд на воздух потянуло?

  Были у нас в деревне две подружки годков так под шестьдесят, которые вместе с нашим местным гармонистом Яшкой пели народные частушки. Пели не хуже тех птичниц-отличниц, что из фильма "Кубанские казаки".

  Так вот, вышел я и вижу - сидит на лавочке перед клубом Яшка с гармошкой, а рядом с ним эти две голосистые певуньи. Вокруг толпится народ, сбежавший из клуба, стоят, слушают, головами качают и смеются. А эти так громко и задиристо, с душой поют… матерные частушки.

  Смотрю, а минут через пять из дверей клуба артисты городские потянулись.

  - Ведь главная задача советского артиста какая? - спросил меня дед и, смеясь, добавил. - Быть вместе с народными массами!

  Я рассмеялся, предчувствуя, что это ещё не развязка, и приготовился слушать дальше. А дед продолжал:

  - Баянист растянул меха, подстраиваясь к Яшкиной гармони, да и хористки в кокошниках в круг вошли и-и-и… как грянули свои частушки! Мать честная, такие забористые, что аж наших перещеголяли. У местного кузнеца Григория слёзы умиления из глаз закапали, а сельские молодухи в ужасе стали детишкам уши затыкать.

  Успех был ошеломляющий, артистов долго не хотели отпускать, вызывая на бис ещё и ещё раз.

  Вот такой был праздник у нас, Серёжа, в день выборов. Вот, правда, парторгу выговор влепили, а может и нет… не помню я.

  Дед Жора, чуть лукаво усмехнувшись, затушил цигарку, встал, и мы с ним неспешно пошли домой. На траве была уже роса, в потемневших кустах возились птицы. Я оглянулся: от заката осталась на небе узенькая неяркая полоска. Догорел…