Штауфен

ШТАУФЕН
(путевые заметки)

…Штауфен, как я и предполагал, оказался заштатным городком, каких немало в Брейсгау, да и в других землях Германии. Все то же смешение стилей, начиная с поздней готики  и заканчивая  модерном начала века. Все те же ратуша, костел, все тоже раскаленное солнце в витражах окон и отполированной брусчатке мостовой…
Чахлая зелень, кое-где пробивающаяся сквозь каменный панцирь Старого города, служила плохой защитой от полуденного зноя и вполне естественными желаниями были тень и кружка холодного светлого пива. Залогом этих скромных потребностей явился подвешенный на вычурном кронштейне  бочонок с надписью – «У Фауста».
Внутри пивной меня  ожидали благодатная прохлада и вожделенная «пара» пива, мгновенно поднесенная кельнером. Выпив, почти залпом одну из кружек, я немного пришел в себя, перевел дух и огляделся . Было пусто, лишь кельнер с характерной для  пивного заведения комплекцией, методично перетирал бокалы за стойкой… Все  как положено: тяжелые столы, резные полукресла, уютный сумрак, подсвеченный с одной стороны, красно-сине-лиловыми стеклами витража, с другой – неоновыми лампами барной стойки; оленьи рога на стенах, тяжелые шандалы со свечами, подвешенные под потолок муляжи окороков. В углу громоздился неуклюжий камин, зияющий черным чревом за зубьями чугунной решетки. Повыше пустой каминной полки висела потемневшая от времени картина в тяжелой багетовой раме. Сюжет был не нов: доктор Фауст выезжал верхом на бочке из винного погреба. От картины веяло неизъяснимым ароматом старины, некоторым диссонансом, вступающим в конфликт с окружающей бутафорией.
Прикинув, что у меня есть пара часов свободного времени, я решил не спешить и жестом подозвал кельнера. Когда он принес очередную «пару» с соответствующей закуской, я предложил ему  составить мне компанию. Поблагодарив, он осторожно присел в кресло напротив.
- Скажите, - невинно поинтересовался я, - а разве Фауст был содержателем пивной? 
Вежливо улыбнувшись, кельнер  осведомился: не иностранец ли я. Получив утвердительный ответ, он похвалил мое произношение. Когда я пояснил, что я по образованию филолог и, в свое время, специализировался на германоязычных литературах, кельнер улыбнулся еще вежливее, заметив, что «господин профессор, видимо, изрядный шутник». (Уж не знаю почему он «наградил» меня эти званием, но в течении дальнейшей нашей беседы, он именовал меня только так, а я не счел нужным его разубеждать.)  Помолчав немного, он пояснил:
- Господину профессору, разумеется, известно, что доктор Фауст никогда не содержал пивной. Для этого необходимо быть состоятельным человеком, владельцем недвижимости… У Фауста же, никогда не было нужных средств не только для основания дела, но и для приобретения какого ни на есть жилья, где он мог бы отдохнуть от своих скитаний… Всю жизнь кровом ему  служили постоялые дворы, сельские харчевни, да, изредка, рыцарские замки… Название заведения может быть и не совсем удачно, но мой покойный отец приобрел его вместе с развалюхой стоявшей  раньше на месте этого дома. Бывшие владельцы разорились еще во времена франко-прусской войны и продали дело буквально за бесценок. Развалюху отец снес, а на ее месте построил это здание, оставив от прежнего заведения лишь название, да вон ту мазню над камином.
- Если исходить из сюжета картины, - заметил я, - можно было бы предположить, что здесь находился тот самый винный погреб, из которого Фауст выехал верхом на бочке. Но, согласно легенде, эта история произошла в Ауэрбахе…
- Да нет, картина здесь не причем. Сюжет расхожий, и, видимо, она была приобретена хозяевами для поддержки репутации заведения. Местные старожилы уверяют, что в одной из комнат прежнего дома Фауст умер. Точнее был найден со сломанной шеей… Шею, разумеется, свернул ему Мефистофель, после чего удалился в Ад, прихватив с собой душу убиенного…
- Ну-у, - засомневался я, - на место смерти Фауста претендуют, пожалуй, не меньше городов Германии, чем на место рождения Гомера – городов Греции. А уж о деревнях и говорить нечего…
    - Так-то оно так, - отвечал мой собеседник, - но сдается мне, что именно здесь грешная душа Георга Фауста покинула свое бренное тело.
- Георга Фауста? – переспросил я, - Почему же  Георга, а не Иоганна?
- Верно, - кивнул кельнер, - помню в детстве, в ярмарочных балаганах представляли кукольную комедию о Фаусте. Так там его именовали Иоганном. И позже, когда уже в школе мы проходили «Фауста» Гете, так и там он звался Иоганном…. Все это так, да есть у меня одна тетрадка…
Кельнер многозначительно замолчал. Казалось, в его душе идет некое борение…
- Господин профессор понимает латынь?.. Ой, да что я говорю! Такой ученый господин как вы, уж наверно, знает латинский не хуже учителя гимназии!.. Так вот, есть у меня одна тетрадка… Нашел я ее среди бумаг моего покойного отца… Право, не знаю как она там оказалась, да только сдается мне, что отец нашел ее когда рушили старый дом… Не знаю, зачем он ее сохранил?.. Разве что, думал как-нибудь использовать для рекламы заведения. В латыни он был также силен как и я. Но, думаю, поинтересовался содержанием тетрадки с помощью более знающего человека. Мне-то, эту тетрадь, с грехом пополам перевел мой бездельник сын (он в то время обучался в Эрфуртском университете). Из того, что я понял, (а понял я, по правде говоря, немногое, из того, что там было написано), думается, что тетрадка эта – что-то вроде дневника. А дневник этот вел некий Георгий Фауст.
-…Ну, что же, может это совсем другой Фауст, к доктору Фаусту никакого отношения не имеющий?
- Может  оно, конечно, и так…. Во всяком случае, тот Фауст, из тетрадки, вряд ли когда-нибудь катался на бочке…. Да только знаете, как водится: живет человек – одно, а помрет – кто знает, что про него люди скажут. Ведь то, что в кукольных балаганах показывали, да и  у Гете – не про человека написано, а все больше про черта, я так думаю…. А здесь, человек сам о себе писал…. Ну, а что чертом другим людям казался -  так все мы не ангелы! Да и легковерны были люди в ту пору, в чертовщину всякую верили, не то, что нынче. 
- Нельзя ли взглянуть на тетрадь? – поинтересовался я. Было бы глупо мне, филологу, не воспользоваться таким случаем!
- Отчего же… можно, - немного подумав, отвечал хозяин, и тут же немного смущенно добавил, -  Но вот только такая штука: тетрадка-то у меня есть, да листов в ней теперь мало, не то, что прежде.
- Что же случилось?
- Не досмотрел. – уже виноватым тоном отвечал он, - Тетрадь–то, мне
эта, считай, без надобности, вот и валялась среди старых бумаг, пока мой внук не использовал ее па своему усмотрению… Оно и понятно, нынче в школах латынь не учат!.. Так что, тетрадку-то принести?..
Пока он ходил за тетрадью, я испытывал чувства археолога, случайно наткнувшегося на захоронение фараона и вдруг обнаружившего, что могила ограблена еще в древности…. Прошло не более пяти минут, прежде чем хозяин вернулся, положив передо мной на стол тетрадь размером в четверть листа, одетую в выцветший  сафьян. Судя по объему обложки, в тетрадь когда-то помещалось не менее сотни листов. Теперь же в ней имелось не больше двадцати. Для меня было достаточно одного взгляда, чтобы определить, что возраст тетради и сделанных в ней записей на латыни не превышает полтораста лет. Настоящему же дневнику Фауста, буде он существовал на самом деле, было бы не менее четырехсот лет…
Впрочем,  я не стал обращать внимание хозяина на эти обстоятельства, тем более, что в этот момент, он вынужден был заняться обслуживанием новых клиентов…
Почерк записей, четкий, размеренный, производил впечатление, что человеку, которому он принадлежал, приходилось часто и долго писать. Поразмыслив, я пришел к выводу что это, видимо, рука профессионального переписчика. Эту версию подтверждало то, что все записи, помеченные разными датами, производят впечатление, что все написано в довольно сжатый промежуток времени и, явно, одними чернилами. Кроме того, выяснилось, что записи сделанные одним подчерком подписаны двумя разными именами. Эти обстоятельства несколько разочаровали меня и, в тоже время, ободрили.
Первая мысль, что записи в тетради являются неумело сфабрикованной фальшивкой, сменилась мыслью, что записи, возможно, являются копией сделанной с более древнего источника.
Первая (значительно меньшая часть записей, в которой отсутствовало начало, была подписана следующим образом: «Иоганн Георгий Сабелиус Фауст младший из Гейдельберга, д-р богословия и медицины, сведущий в элементах».
Второй текст был подписан куда более скромно: «Кристоф Вагнер из Гейдельберга, ученик и фамулус д-ра Георга Фауста».
В этот момент ко мне снова подсел хозяин заведения.
- Ну что вы скажете об этом? – спросил он, кивнув на тетрадь.
Когда я высказал ему свои предварительные соображения, он помолчал, и ответил:
- Конечно, Вам виднее насчет возраста тетради, и почерк, верно, кажется везде один…. Да только зачем кому-то нужно было сочинять всю эту историю?.. Скорее, это действительно копия.
- Хорошо. Ну а зачем тогда издавали свои книги Шпис, Вейман, писали свои пьесы Марло, Шеллинг, Гете?.. Зачем были изданы книги еще доброго десятка авторов на эту же тему?
- Ну…. Не знаю, право-таки, не знаю. Вообще-то, народ, особенно простой, любит всякую «чертовщину».
- Вот видите, Вы сами же ответили на свой вопрос… Но, подождите, Вы сказали о «чертовщине», разве ее много и в этом, так сказать, «произведении»?
- Да нет же, я же Вам говорил…
- Помню, помню, - перебил его я, - Но что же тогда у нас получается?
А получается следующая логическая цепочка… Простой народ, как вы говорите, падок на всякую «чертовщину». Исходя из этих потребностей, литераторы создают произведения по мотивам уже бытующих в народе легенд. Но Вы утверждаете, что «чертовщины» или, скажем, мистики в этих записях нет совсем или очень мало?.. Понимаете? Круг замкнулся. Вновь встает вопрос: кому и для чего нужно было сделать эти записи?.. Если принять на веру вашу версию, что автором этого текста является сам Фауст, вновь встает вопрос и даже не один: где подлинник и, главное, кому, и, зачем потребовалось сделать копию с подлинника? Как видите, «все возвращается на круги своя».
-…Да, здесь есть, над чем подумать. Признаться, я  свыкся с мыслью, что все, что мне читал сын, написано тем самым Фаустом…
- Все может быть. И,  пожалуй, можно было бы попробовать разрешить наши сомнения относительно авторства текстов. Но для этого необходимо время…
- Нет. Нет, господин профессор, о продаже тетради не может быть и речи. Признаться, мне было бы трудно расстаться с нею…. Может быть это и смешно, но мне кажется, что с потерей этой тетради, мое заведение потеряет часть своего колорита, что ли?..
- Вполне понимаю Вас…. Ну что ж, в таком случае, не смею настаивать и разрешите…
- Постойте, господин профессор! Как я понимаю, Вы приезжий… Долго ли вы пробудете у нас в городе?
- Дня три. Не больше…
- Ну, что ж, если вы не возражаете, в течение этих дней, если,
разумеется, у Вас будет свободное время, тетрадь, а в придачу к ней этот столик и… пара чашек кофе за мой счет, в вашем распоряжении.
- Благодарю за любезность. Я с удовольствием воспользуюсь вашим