предложением, тем паче, я заинтересован в нем, как человек, профессионально занимающийся филологией. Итак, если вы не против, я посещу Вас завтра в половине седьмого…
На этом мы расстались.
…Ночь я провел скверно: мне снился Мефистофель…
Его черный горбоносый профиль, в берете с длинным пером четко прорисовывался на фоне светлого проема окна. Он неподвижно сидел в резном деревянном кресле и, казалось, бесстрастно рассматривал что-то, лишь ему видимое, скрытое красно-черепичными крышами уснувшего городка. Руки его покоились на блистающем сталью эфесе длинной шпаги, острие которой упиралось в пол.
Не оборачиваясь ко мне, и, как будто, не разжимая губ он произнес низким хорошо поставленным голосом:
- Приветствую тебя, доктор. Ты ждал меня?
- …Не знаю. Но твое появление меня не удивляет. Я слишком много
думаю об этой тетради…
- Я понимаю тебя. И, именно, потому, что ты много думаешь,
мыслишь - я сейчас здесь. Во всем виноват мой темперамент. Как ты знаешь, я был создан со способностью - быть равным по скорости человеческой мысли. После успешного дела с Фаустом, мой господин оказал мне милость, поручив работать с людьми мыслящими: учеными, философами, художниками, писателями…
- Я слышал, что лесть является одним из мощнейших орудий Князя
Тьмы.
- …Пожалуй, верно. Но ты существуешь, а, следовательно, и мыслишь. А люди мыслящие – моя епархия. Не будешь же ты спорить?
- Разумеется, не буду, старый софист, хотя положение твое и спорно. Но что ты хочешь от меня? Не уж то, души человеческие еще в цене?
- О душе своей не беспокойся: всему свое время. Что касается цен на души, то они значительно подешевели со времен Фауста…. Итак, ты хотел бы узнать о судьбе своего ученого собрата. Что ж, изволь, я могу тебе помочь в этом. Можешь задавать вопросы.
- Если я человек мыслящий, как ты утверждаешь, я должен сам попытаться найти истину. Да, и, совместимы ли - Дьявол и Истина?
- Конечно, несовместимы. Но они всегда рядом, в одной плоскости и невозможны вне друг друга, как свет и тень…. К тому же вспомни, что господин мой – Рафаил, а ему света не занимать. Свет же – Знание…
- Оставим это. Знания, как известно, бывают истинными и ложными. Я знаю лишь одно: за услуги, обычно, приходится платить.
- И об этом не беспокойся: все оплачено. Впрочем…. Попытайся сам разрешить загадку Фауста. В тетради не хватает листов…. Ну что ж, тебе дан свыше разум, воспользуйся им…. Если же у тебя останутся вопросы, к твоим услугам буду я. Ведь рукописи не горят, не так ли?..
- Шутка гения, - усмехнулся я, - Нетленна только мысль, воплощенная в памяти человечества, а бумага горит отлично!..
Старый софист мне ничего не ответил. Он растворился в голубом проеме окна – наступило утро…
День прошел обычно. Солнце, правда, уже не изнуряло своими прямыми лучами, по небу плыли перистые облака, а к вечеру пошел дождь. Зонтика у меня, разумеется не было и в кабачок я пришел совершенно вымокший…. Уже через пару минут мой столик был передвинут поближе к весело гудящему камину, еще через несколько мгновений передо мной стояли две чашечки аппетитно пахнущего кофе и коньяк.
…Алкоголь медленно растекался по жилам, и согревал озябшее тело, а я уже предвкушал, куда большее удовольствие, нежели физическое – удовольствие творческого поиска, в котором эстетическая сторона гармонично сочетается с началом аналитическим. Я думал: бумага является всего лишь воплощением человеческой памяти, и именно за это мы ее ценим. Так, почему бы мне не воспользоваться живой человеческой памятью? Во всяком случае, память моего любезного хозяина может значительно восполнить пробелы в тексте…
Наконец хозяин принес тетрадь и пожелал успеха «господину профессору»…
Времени у меня было мало, и я решил воспользоваться диктофоном - благо в зале звучала легкая спокойная музыка и моего бормотания никто слышать не мог. Я развернул, мой столик к стене и начал надиктововать сразу «с листа» латинский текст тетради…
Уже дома я перепечатал текст на портативной машинке со сменным шрифтом и сделал перевод. Вот что я успел сделать за этот вечер: оборванный текст начинался так:
«… скоро кончится…. Говорят – «все дороги ведут в Рим», но моя - завершится кабаком. Конечно, было бы лучше умереть в дороге, но эта страна слишком мала – не дадут. Будь я простым пилигримом, я был бы похоронен бедно, но в пределе церкви. Тело мое было бы отпето и на могиле, как положено, стоял бы крест. Но это не для меня. Несколько дней я пролежу в хлеву ближайшего кабака, а затем меня зароют где-нибудь на задворках на не освященной земле. Креста на мой могиле не поставят, могильный холмик будет долго расплываться под дождями, пока не исчезнет. Но место это еще долго будут помнить. От поколения к поколению будут называть его - «могила колдуна» и долгими зимними вечерами бабушки будут рассказывать обо мне внукам страшные и чудесные истории….
Какой там Рим! Он для меня не досягаем. Да и нужен ли он мне?.. Царствие Божие, оно всегда со мной, оно во мне, что бы не говорили попы. И Ада я не боюсь, ибо знаю - что ожидает меня после смерти. Велики ли мои грехи?.. Я мыслю, что не больше чем у любого смертного. Пил вино, любил женщин… Что еще?.. Хлеб свой не в поте лица зарабатывал?.. Так то - грех небольшой: вон, «сильные Мира сего» - не шибко-то потеют. «Что позволено Юпитеру – то не дозволено быку»?.. Пустое! Люди просвещенные знают: что бык, что Юпитер – все едино. А уж люди едины и плотью и кровью – все мы потомки Адама и Евы!
Тягостен мой путь, и, бесславен, ибо дурная слава в зачет не идет. Долго ли, коротко ли будут помнить меня люди после моей смерти, но та слава, которая идет обо мне сейчас – зыбка и неверна. Мои сочинения никогда не будут изданы. Они или будут лежать «втуне» в столах будущих искателей истины (сейчас их называют чернокнижниками и некромантами) или же будут сожжены, как еретические, Святой церковью. Учеников же я не обрел (Вагнер не в счет, ибо это продолжение самого меня)… А ведь они могли быть у меня! Лет двадцать назад славный рыцарь Франц фон Зиккенген предоставил мне место учителя в Крейцене, но богобоязненные бюргеры, подстрекаемые попами, поспешили обвинить меня в содомии и я был вынужден бежать из города….
Да что там, если вдуматься, вся моя жизнь – не просто дорога, мои скитания даже не повторение участи Агасфера, а бег - бег от людей. Бег сопровождаемый известной формулой: «В такой–то день, такого-то года, приказано некоему человеку, именующего себя доктором Георгом Фаустом из Гейдельберга, искать себе пропитания в другом месте. И взято с него обещание властям за этот приказ не мстить и никаких непристойностей им не учинять». Господи, как смешон этот мир! Они боятся меня, и, потому гонят, они гонят меня, и, потому боятся!
Самый мой тяжкий грех – это то, что осмелился наказывать невежество и легковерие. Само Знание, в моем лице наказывало невежество! В «Похвале глупости» Эразм из Роттердама пишет: «Смешно, старомодно и вовсе не ко времени в наши дни творить чудеса». Я – смею спорить: людям нужны чудеса. Ибо человек без надежды на чудо – и не человек вовсе! От меня ждали «чудес» и я творил их… Это - мой гешефт. И он ничуть не хуже других.
Да, я вещал людям, говоря о себе, что «когда Солнце и Юпитер встречаются в одном созвездии, тогда родятся пророки». Посылка была не корректна, а вывод лжив. Но, люди верили мне и считали пророком. Но, считая меня оным, они не желали знать истину, которую я нес им: она им была неинтересна. Так есть ли моя вина в том, что я говорил им то, что они желали слышать?.. Простой народ внимал мне, мои же ученые собратья отвернулись от меня, каждый из них говорил: «Что мне за дело до чужого безумия!» Безумцем - считали меня, глупцами – мне внимающих.
А спрошу я вас, чем же вы лучше меня, мои ученые коллеги? Вы, пишущие толстые трактаты о Человеке, и брезгующие этим человеком! Вы, не излечившие ни единой души, не выправившие ни единый сустав, не избавившие от боли ни единого человека! Так чем же вы лучше меня?..
Вы считаете меня безумцем за то, что я, будучи первым, из шестнадцати магистров, соискал степень доктора теологии в Гейдельбергском университете; имевший - достаток, дом, кафедру, спокойную жизнь – отверг все это и предпочел участь бродячего лекаря и ваганта.
Я отверг звание теолога потому, что Бога постичь невозможно, но возможно постичь Человека и Природу, созданную Господом нашим. Именно поэтому я предпочел обрести степень доктора медицины и вместо толкования Вульгаты, заняться физикой, математикой, астрологией. Целью же моей было исследование первопричин всех вещей. «Первопричина всех вещей – Бог» - говорили мне мои бывшие собратья. Не буду спорить, отвечал я, следовательно, мы движемся к одной цели, но в постижении не Бога, ибо его постичь невозможно, но Божественной Истины. Мы идем к одной цели, но разными путями.
Вы, надсмехаясь, называли меня мудрствующим, я же, впоследствии, не стесняясь, называл себя философом философов. И, пожалуй, я не очень бахвалился, ибо моя философия – Жизнь. Жизнь, со всеми ее горестями и радостями. Да и что мне до вас - философы, гордо именующие себя гуманистами! Мне до вас, примерно столько же дела, сколько вам – до человека. Ни того абстрактного выхолощенного человека, которого вы прославляете. До Человека живущего рядом с вами, добывающего в поте лица свой хлеб, любящего и страдающего…. Знаю, вы скажете мне: «Мы славим Человека мыслящего». И отвечу я вам: вы славите самих себя…
Что ж, может быть ваши имена и сохранит История…. Вы будете прославляться в будущих веках как светочи человечества. Вы – громогласно боготворящие Разум, и вы же – как бы невзначай низводящие Бога. Того Бога, который есть в ваших сердцах, так же как есть он и в моем.. Потому что Он - никогда не отходит от нас, как бы далеко мы не отходили от Него….
Конечно же, я не пророк, но сейчас я прорекаю: настанет время и ваши погрязшие в гордыне потомки возвестят: «Все для человека, все - во имя человека!» Свобода, Равенство, Братство будут начертаны на их щитах и прольются реки крови…. В безграничном высокомерии своем низвергнут они с пьедестала Любовь и, пьедестал этот, превратится в плаху и камень жертвенный! И прольется их кровь на сей жертвенник, и покатятся головы с сей плахи…А одними из первых – их собственные…
Но, Господи, как болит голова! И еще эти горланящие крестьяне за соседним столом…. Надо бы их утихомирить….
…Как просто внушить страх этой пьяни: достаточно было пригрозить, что у них отсохнут языки, ежели не замолчат, как они тут же ретировались. Правда, последний из ретирующихся, пробурчал что-то вроде, мол, «пора шею свернуть проклятому колдуну». Ну, да Бог с ним! Мало ли мне угрожали за последние четверть века…. Однако, пора и почивать. Может перестанет болеть эта чертова голова!..»
