облаков и скорёхонько подсела сверху на всех и сразу, словно селезень на резиновую крякву. И давай чубчики взъерошивать! Опять же наверно неслучайно. Для чего-то же! Чтобы что?! Чтобы заранее все разбежались или попрятались?! Или наоборот чтоб расслабились и приготовились к неизбежному?! Искушённому зрителю что-то подсказывало, что скорее всего получится как всегда – второе. Не мы, но нас.
Не сильно стесняющиеся персоны грата наглухо зависшего мероприятия в действительности не очень интересовали следователя Шахова. Как бы его ни подбивал на эти очевидные боковики лукавый профессор Авксентьев, а заодно и некоторые совершенно безответственные журналисты.
Шахов по-прежнему оставался себе на уме и никак не намеревался искать пресловутые сексуальные излучатели, обезволиватели, лептонные включатели-выключатели мозгов под каждым кустиком и каждой юбкой, зазывно прикрывающей чьи-то главные полушария. А также прочий тошнотворно-увлекательный бред, как по команде, усиленно и кем ни попадя индуцируемый со всех сторон. Следователь по своим служебным каналам довольно быстро обратился непосредственно к другим персонам грата из Большой Стирки на Ближней, к незаметным и потому значительно более влиятельным теневым персонам. У них или среди них он искал и всё же обнаружил нечто совершенно другое, как полагал, действительно весомое и значимое объяснение сути предстоящего отдельно взятого Апокала. Там-то, у них с помощью собственного секретного контр-оружия «от Ефима», о котором ещё ничего никому не сообщал, в том числе своему учителю, Шахов наконец и стал получать первые, серьёзные, долгожданно кон-крет-ные результаты по своему делу.
Однако в ночные бдения на Ближней, даже ввиду отчётливо дозревающего прорыва в осуществляемом розыске, полномочный эмиссар Следкома всё равно не остался. Невероятно – но даже в увлекательное ночное с лошадьми и девками пойти и не подумал. Дневных впечатлений от новых, потрясающих фактов в расследовании хватало с избытком. Их ещё надо было обдумать в спокойной обстановке. Кого-то добавочно выслеживать, анализировать, сопоставлять после и без того насыщенного трудового дня - э-э, нет-нет, сил ещё и на такое явно не хватит. В результате Шахов и принял столь мудрое решение – свернуться и уйти на подзарядку. Взять очередной тайм-аут, да и вновь раствориться в подступающих сумерках. Унестись тем самым летучим, всё пронзающим мышом, который уже не однажды легко и непринуждённо пролетал даже сквозь местные обворожительно-заградительные фонтаны, это который сильно голубой, а также и несильно зелёный. И оставался сухим.
Тем не менее, даже с объективной точки зрения агенту Следственного комитета всё же приходилось фиксировать, что и без явно натравленной сюда пресловутой фата-морганы завтрашнего дня всеобщее напряжение даже от рядовой череды событий всё равно нарастало, да нарастало. С какого-то момента оно внезапно перешло в качество и сразу же принялось резко контрастировать с внешне благополучным положением дел, всё ещё беспечно не указывающим на скорую непогоду или тем более бурю. Парадоксальная тишь да гладь несмотря ни на что разливалась вокруг, как и положено зловещему затишью перед бурей. Никто по-прежнему как не видел и не слышал ничего вокруг, так и продолжал в упор не видеть, и не слышать. Даже не чувствовать, что нечто ужасное вот-вот обязательно прибудет, грянет, а также непременно рванёт! Может быть, располосует так, что и четвертования затем не потребуется.
Даже кобыла Тоська заблаговременно, второй день готовилась протянуть копыта. Была бы матросом, уже постирала б тельняшку на свой последний парад. Животные намного лучше людей предощущают любую предстоящую катастрофу и всегда понимают, что к чему тогда произойдёт. Да и как было её не прочувствовать чуткой животине, когда по всей округе отчётливо содрогалось практически всё, что только могло содрогаться?! Когда чего или кого ни возьми - беспрерывно клокотало, конвульсировало, отчасти даже компульсировало. Как же было её не ощутить, когда в дело, судя по всему, действительно вступили пусть и вспомогательные, как будто несерьёзные, но всё-таки главные оргоновые калибры эсминцев и прочих линкоров непотопляемой секспольской эскадры Вильгельма Райха?! А Шахов уже почти верил в её существование. Да и не только её. От жизни всегда можно ожидать чего угодно.
Самое важное, в чём следователь Шахов теперь мог полностью согласиться с шальными, словно бы в сторону уводящими сумасшедшими источниками, так это с их фиксацией чёткой преднамеренности нагнетания страстей со стороны. С их недвусмысленным указанием на некую серьёзную внешнюю дистантно-управляющую силу. Действующую исключительно чётко, планомерно и явно для чего-то. Просто так и вправду никогда, нигде и ничего не случается. Даже какие-нибудь случаи. Кроме разве что совсем несчастных, вроде случек. Вот те да, сплошь и рядом – рвут и режут по живому ещё и просто так, как бы ни для чего. В колесе сансары по-другому и не бывает, в нём каждому жёстко прописан каждый поворот его жизненного пути, весь маршрут до последней ямочки и бугорка.
Но есть один нюанс. Смотря к кому сразу, с роддома в руки попадёшь, в какую семью, особенно к какой жене в лапы. Такой режим, такая мера твоего пребывания в жизни и будут заданы. По мере вашей всегда воздастся вам. Нормальная, более-менее тихая и благополучная она выпадает не слишком часто, хотя и бывает, конечно. Но, как правило, немилосердная сансара ещё круче заламывает судьбу не первый раз попавшейся жертвы, тогда она смерть свою начинает ждать как избавления и молит бога, чтобы никогда уже сюда не возвращаться. Столь страшно больше не наказывать. Кто же захочет всякий раз в заведомой тюряге дожидаться мучительно полного склеивания ласт?! Кому это надо?! Вот зачастую люди и «возвращают билет Творцу», как советовал смертным ещё великий стоик Луций Анней Сенека. Бывает даже, от самого старта карусели судьбы наиболее проницательные доктора, только глянув, сразу же сочувственно рекомендуют какой-нибудь мамочке самой побыстрее вернуть билет кассиру неумолимого аттракциона судеб: «Зашевелится, стреляй!». По сути, конечно, это самый благоприятный рецепт для любого, кому выпадает «счастливый шанс» вновь прокатиться на том захватывающем дух колесе.
«Ой, ой! Только не это!». «Знаем-знаем, плавали!».
Иной раз за выпадающие бесконечные страдания не то что вернуть, а и швырнуть тот билет хочется. Подавись, благодетель!
С другой стороны: «Лёгкой жизни я просил у бога, Лёгкой смерти надо бы просить!».
Ещё неизвестно, что нас там, за чертой, поджидает. Может ещё придётся умолять вернуть тот билетик до конца не погашенный, пусть даже какой-никакой, пусть как пелик отвратный возле урны подобранный. И с невероятным наслаждением совершая упущенные, последние и страшные затяжки, ещё и со слезами благодарить: «Спасибо, господи, что хоть так!».
