Я как на пензию - те вышел, дак сразу пчёлами стал заниматься. Сам - те я в городу живу, а в деревне, тоись, на малой родине держу пасеку. У меня и в городу есть маленький точок, я вишь, в пригороде живу, ну дом частный, вот и держу сколько- то уликов дома, а остальные в деревне. Вот как-то в выходной ( я ещё работаю в будние- те дни, когда зима дак) переделал я все мало- мальские дела у себя дома. Чё ещё делать?
Время мало, дай думаю запрягусь в нарты да слетаю молодцом за реку. Там у меня на пасеке ещё с лета улей-лежак на 24 рамки остался. Пчёлки, в ём жившие, прошлым летом преставились. Царствие им небесное, а в улье том шершни поселились. Испакостили твари квартерку - те пчелиную. «Вот,- думаю, - привезу улик, почищу, отмою, обожгу и будет у меня оборотный улей ещё один. Оборотный – на замену значить».
Собрался, чтоб не так жарко было на лыжах бежать, фуфайку раритетную одел. Она пока в чуланке висела дак от диеты такой долгой, да от старости тонкой стала - самое то, проверено ещё при советской власти - нет для крестьянина лучшей одёжи ни зимой, не летом. Ну, запрягся, поклажу поправил, хлысь по сумке и бежать. Только кустики мелькают; семь вёрст в неделю скорость у пензионера. Часа не прошло, как добежал до имения своего за рекой.
Улик, за которым прибежал, в снегу по крышу засыпан – зима- то снежная стояла. Да и избушечка моя по окна в снегу утонула. Ну, лопату фанерную на этот случай, я с собой, конечное дело, прихватил.
Откопал, значится, я улей из снега, стал его на нарты громоздить. А он упиратса, да и нарты скинуть его норовят. Снег полозьями прорезают, на одну сторону заваливаются, улик с них долой - и давай в снегу валяться. «Ничё» - думаю, - «Одолею. Я ить, смолоду те борьбой, знаш-то, классической занимался, в тяжёлым весе с супротивниками кости мял». Минут сорок я с ём боролся на задах – те, возля сараев. Чисто бои без правил, только зрителей, акромя ворон, никаких. Да и те, поди – ко, не из праздного интереса сидели на дубах. Ждали - кто кого одолеет, а они ужо побалуются апосля пдалью - те.
Ушомкался я- сил нет. Пошёл в избушку, стал налаживаться чай пить. Раскладываюсь, достаю из поняги термос с чаем, шаньги. Сел на табуретку, слышу - хруп че-то под седалищным нерьвом. Етит твою мать, футляр от очков раздавил. Хорошо очки раньше достал, да на нос приладил. Ну что ты будешь делать, кругом одно вредительство да убыток.
Попил чаю из термоса, шанег поел. Мысль умная в голову пришла - дай, думаю, наоборот сделаю. Прикручу нарты сверху к улику, посля переверну его на полозья и покачу с ветерком. «Удачная мысль - думаю и умная,- зря что-ли в молодости в институте политехническом на анжинера выучился».
Скоряя дело пошло, прикрутил нарты к улику. «Всё,- думаю - одолел я супостата». А вороны не улетают, не теряют, видно, надёжи поужинать. « Ничто -думаю,- ворона, она конечно птица умная, но в такелажных работах ни хрена не смыслит».
Отдохнул я, стал улик с нартами на полозья ставить, чтобы с ветерком попутным домой-те бежать. А он, падлюка, то ись, улей энтот, тоже, видно, передохнул, с силами собрался и перешёл от пассивной обороны к активной. Да, забыл представить я его в начале - то. Улей лежак на 24 рамки, выполнен из кондовой ели, толщина всех стенок 55 мм, дно из шестидесятки, сурьёзный подкрышник, крышка из дватцатки, обшита листовым железом 0,4 мм. Увесистый крепкий, да ещё для уверенности в себе, он влаги из снега насосался гад и, почитай, 25 процентов веса себе добавил.
Опеть я с уликом в рукопашную сошёлся - грудь в грудь. Слышу - чё-то, хруп возля сердца. Как есть, думаю, связки сердечные порвал. Полез рукой за пазуху шшупаться, точно, какие-то обрывки нашарил. Руку - те достаю, батюшки, а в ей очки изломатые. Я их в нутряной карман пеньжака положил, раз футляр - те раздавил. Не надолго оне домик - то свой пережили. Судьбааа! В один день крякнули.
Вот кое-как, всё ж даки, поставил я улик, прикрученный к нартам, на ход. А пока мы с ём боролись - в снегу яму вытоптали - круг метра два. Надо, стало быть, его из этой ямы вытаскивать. Стал выволакивать, тоже дело нелёгкое. Чё-то голова закружилась. «Етит твою мать, - вспомнил, - я ведь лекарствочки от давления с етой борьбой забыл в обед выпить. Ну да ладно, -думаю, -и щас не поздно». Полез за лекарствами в карман. Мне баушка в кулёчек лекарствы те завернула и подписала кака таблетка от чего ( у меня акромя давления и другие хвори имеются). Она – баушка, то ись моя, меня много таблеток пить заставлят, у меня пензия - те хорошая, дак, она, видно, переживат за бюджет - от семейный, бдит, чтобы раньше времени не крякнул кормилец – я то ись.
Кулёчек - те на месте - в кармане наружном в пеньжаке, а лекарствочек - те нету. Знашь - то, высыпались, пока барахтался я с уликом. В снегу, поди, где - ка валяются. « Ладно - думаю,- весной, может, взойдут лекарсчтвочки вместе с луком-батуном. К осене, даст Бог, урожай хороший дадут, дак я аптеку в деревне открою. Не на меду дак на таблетках поднимусь, капитал - те соберу к смёртному часу». А организьм то мой, как почуял, что я таблетки просыпал, стал налаживаться истерику катать.
-Запросто,- грит,- щас кризис гипертонический со мной случится.
Давай я его уговаривать. Чё мол зря ума пужаться.
- Нам лекарства надо апосля обеда пить правильно? А обеда - те у нас не было, -говорю.
- Как,- говорит - не было, а шаньги - те кто жрал?
-Дак похлёбку - те не хлебали, – отвечаю.
-Ну, не хлебали, - отвечает организьм.
- Вот, значит какой тебе обед, так закуска была. Вроде успокоился организьм у меня.
Смеркаться в общем уже стало, когда выволок я этого ушлёпка из ямы. Потом ещё через забор минут десять перетаскивал - улей - то не абы как, а в усадьбе стоял всё-таки. Правда, с забором - те я быстро разобрался. Доски, которые над снегом торчали, сломал ногой и вся недолга.
Тащусь я, стало быть, как бурлак с лямкой на груди, от артели отставший, во времени потерявшийся, от усталости чуть живой. Лыжи у меня хоть и добрые охотничьи и с надписью красивой -"Россия", но чижолые. «Ничто,- думаю, - дойду, тута недалеко - церковь то в пригороде, где моя усадебка на правом берегу, в хорошую погоду и без бинокля хорошо видно, недалече, значит. Опять же места мне с детства родные знакомые - вдохновляют, да и служил я службу срочную ещё в прошлом веке в разведроте, в морской пехоте. Подготовку политическую и боевую не пропьешь.- « Дойду! На однем чувстве подлинного потриотизьма и на вере в "Единую Россию", а дойду».
Прошёл метров пятьсот, присел отдохнуть на улей. На том берегу город огнями светится, деревушки, кругом его. Баско, ежели для души, а для для организьма ухряпанного чё-то не очень. Пока сидел, хватился лопаты. А где лопата - те? Ети иху мать, забыл лопату на поле брани. «Ну как же так? – Думаю, - боец, где ваше оружие? Потерял?». Стал я себя накручивать, чтобы за лопаткой сбегать. Да видно сорвал ещё раньше всю резьбу, пока на переход настраивался; никак не настроюсь. « Ладно ,никуда, - думаю,- эта лопата не денется, потом заберу».
Сижу на улике, себя оглядываю. «Чё такое на ноге - те белое?» - думаю. Пригляделся, батюшки, штаны порвал на коленке, кальсоны проглядывают. Ну японский бог, пятнадцать годов не проносил штаны. Мы с супруженецей их покупали на её первую пензию. Ей жакетку плюшевую, мне штаны ети из диганали офицерской. Вот ужо она на меня поорет.
Дошёл до реки, вовсе отемнялся. Надо спускаться с берега. А берег не то, что крут, натурально обрыв метра два. Это я, чтобы путь скоротать, не в том месте вышел, а про обрыв - те и забыл. Пошарился, порыскал (рысак мляя) нашёл место, где пониже обрыв, спустил улик с нартами кое- как. Царапаюсь через реку тихоньку. Сил чё- то вовсе не стало. Сел отдохнуть, тут Господь меня и заметил.
Гляжу - свет откеда-то блеснул. Молодёжь золотая на снегоходах вдоль по реке летела, развлекалась. Подлетели ко мне.
-Какие проблемы? Мы тебя, дед, за одного из наших приняли, думали - конь у него сломался. А тут ты, дедушко, да ещё с гробом каким - то. На хрена он тебе?
Слова энти дерзкие про гроб и дедушку меня взволновали до крайности, а когда взволнован, то я не матерюсь, а грубо и мрачно так, ну как революционеры с жандармами в старых фильмах или партизаны дерзкие на допросах у немцев, зубоскалить начинаю. Ну и тут, хоть в преддверии инфаркта микарда нахожусь, а всё ж даки марку держу.
-Да вот,- говорю,- тятеньку везу хоронять в город. Я, знаш – то, могилку бюджетную в Русское лото выиграл на престижном старом кладбище давеча. Другие - те квартеры выигрывают, а я вот могилку выиграл. А папенька узнал, подсуетился и вчерась посля баньки - те и преставился.
Оторопели мажоры, молчат. Потом один пацан девическим голосом печально так молвит (девка оказывается на «Буране» - то рулит).
- Вовсе у дедушки, - грит, - кукушка - то съехала. Давайте,- грит,- пацаны его домой отвезём. Ну, всем в радость. Без дела бензин всё одно жгут, а тут доброе дело можно сделать - будет чем после смертушки преждевременной поторговаться с Всевышним, чтобы в рай( со своей коноплёй без личного досмотра) протиснуться.
Ну, садись, - грит эта девка, - ко мне сзади нето ли, тока, дай, я с тобой на телефон сначала сфоткаюсь. " Ну дык чё, не жалко,- думаю,- пущай. Это у них селфи называется, никаких последствий венерических". Сели. Тут я хоть и почитай, что в коме был, а опомнился,
- А гроб те с тятей куда?
- Завтра,- говорят, - заберёшь...ежели в себя придешь. А у нас катафалка нет. У нас,- грят, -снегоходы бизнес класса, Хонда называются.
И то, правда, - думаю,- кому мой лежак нужон, его ежели только на дрова пилять, дак опеть в ём гвоздей хучева туя.
Довезли меня почитай до дома моего; девка телефон мой спрашиват. Дай де дедушка твой телефон, я тебе фотку скину. (А я уж испужался, - рандеву ли чё ли назначить хочет). Я посля, фотку как получил, разглядел в очках те, дак чуть от ума не отстал. Забыл я, что в фуфаечке древлеотеческой, солдатским ремнём подпоясанный (чтобы спину не застудить, спереди грудь закрыта шарфиком посконным), на голове шапка цигейковая с оторванным для форсу козырьком, которую еще при развитом сицилизме пацаном носил. Ну, валенки подшитые, ладно не видать на фотке. Ну, чисто бомж.
Супруга тоже фотку увидела.
-Чё это - грит -за хабалка с тобой рыжая?
- Дак,- говорю, - это она меня так вот ухайдакала на покатушках своих, для потехи, видно, ну потом правда смилостивилась, спасла.
Утром проснулся – ни рукой, ни ногой двинуть не могу. «Нахрена, - думаю, я на старости лет столько адреналина потребляю, крякну ведь неровён час на седьмом десятке лет. МЧС, ети иху мать, какой выискался».
P. S. Улик – то, лежак то ись свой на 24 рамки я в следующие выходные забрал. Он за неделю опять почитай до половины в снег зарылся, ну тут уж я опытный был. Лопатой спереди траншею вырыл и вытащил его на ход. Два часа и дома – всё заделье на пензии дедушке.
