казалось, что все эти спиральные галактики у него даже из ушей стремительно вывинчиваются и выпрыгивают себе куда ни попадя, словно крысы из тонущего корабля. А потом ещё и рассыпаются повсюду без следа. Чтобы, значит, если кому и пропасть – так хотя бы не всем. Тогда, значит, как бессмертные тараканы разбежались.
Повсюду, куда ни глянь, вздымалась насмешливая полутьма - и за высокими окнами и пониже их, в тихом омуте смурного заведения, последнего земного бастиона. При этом она ещё и вдавливалась во все его чёртовы щели, словно вообще никакие, но как бы ещё дёргающиеся. На влажных стенах помещения поблёскивали то ли капельки осевшего и уже умершего дыхания, то ли всё же какие-то непонятные отсверки чего-то вновь нарождающегося. Словно кто-то чрезмерно чуждый поспешно довпитывал в себя последнее изделие целиком переваренного человечества и готовился выпустить на волю собственную детву.
Вероятно, то сам Млечный Путь ссыпался сюда, словно подорванный бархан. Сквозь все семь небесных междуэтажных твердей над головой. Наводя шорох и порождая тот самый едва уловимый шепелявый гул, что периодически возникал и раньше, о чём-то сигналя и сигналя. Кроме того, всё ещё было слышно также, как здесь, в безмерно маленьком кулёчке свёрнутого в рулон земного полуподвала, как-то по-особому зловеще, постановочно-безостановочно работала канализация, многотрудно пропуская бесконечную отшлаковку плавучих, вышних сфер теперь совсем непонятно чего, может чего и не было и нет никогда. Поэтому магистральная прямая кишка ойкумены напоследок безошибочно прорисовывалась даже в полностью обступившем полумраке. Ко всему прочему указанную обстановку сотрясал ещё и мощный храп надёжно, вусмерть отключенной, исчезающей человеческой протоплазмы. Больше никто не шёл ниоткуда на помощь, да попросту и давно не мог.
И снилось доценту Фредди накануне исхода последнего часа относительно спокойной передышки в его великом противостоянии за право доживать на собственной планете, как их сбитый лётчик, великий комэск бомжопапик трудолюбиво перелетал из тени в тень, из подвала на помойку, повсюду рекламируя новейшую финансовую пирамиду вице-мэра Уткинда. А юный межзвёздный рейнджер по-дружески парил рядом и заботливо подставлял своё чешуйчатое крыло, когда у комэска начиналась одышка. Перед роковым пробуждением всегда снятся подобные, роковые, но предельно вещие образы совершенно конченой ерунды.
В это совсем не щекотливое время, когда во всех тенях все перелёты благополучно закончились и бомжачее, то есть, последнее, ещё живое человечество совсем угомонилось на покой, именно тогда, наконец, взял да и подступил давно означенный час Х. Можно сказать, долгожданный.
В глухое, предутреннее мгновение ночи болезненно чуткого бомжика Фредди опять кто-то пнул, словно тапком в район гипоталамуса. Будто вызвал застенчивого таракана души на кухню, поговорить за жизнь. На этот раз без бутылки. Требовательно, настойчиво, именно пнул и как раз вовнутрь головы. Впрочем, тапком по-другому и не притопывают, а только так, исподтишка. Может быть, даже сама судьба, милый стриж, подобным, бесцеремонным образом присела в тенёчке, где-то там внутри черепа, прямиком на турецкое седло, бесцеремонно отодвинув в сторону окостеневший гипоталамус. Или на ветровое стекло зашкаленного умника большую отметину собралась ставить, как избранному. Чего уж там – заслужил, ничего не поделаешь. Такую большую-пребольшую бордовую кляксу, как первейшему из иуд на лоб, неотвратимо тараканскую, зовущую к немедленному исполнению отчётливо великой миссии предавания всего и вся.
Однако и тогда доцент Серёгин, верный долгу рядового землянина, всё-таки не сдался. Быстро-быстро подвсплывая, он стал усиленно припоминать в скорёхоньком темпе, что ещё не успел сделать, что всё же должен напоследок реализовать оставшийся какой-никакой а долг перед человечеством. Как и положено последнему солдату земной цивилизации, просто обязан высторожить карлу лютую до самого конца и в самый последний момент завалить супостата. Или, хотя бы, в ту самую последнюю секунду всех-всех успеть предупредить и этим спасти.
Голова гудела, хотя как будто и не в таком разносе, как перед самой вещей отключкой. Повернув её, то есть, голову, доцент прежде всего бесстрастно зафиксировал, что момент как всегда упущен. Тут же обомлел от жаркого холода горького сожаления последнего промаха в своей жизни, с запозданием и потому разом охватившего его. Младенец теперь далеко не младенец, мальчик не мальчик, и даже, прости господи, не девочка, в смысле, не внезапно ожившая панночка во гробу. Он споро выпрастывался из своей отчаянно трепещущей, переливающейся солярисовой колыбели для танков. Длиннел как дирижабль, обострялся прямо на глазах. Становился вновь откровенно остролицым правителем. Победивший пришелец властно и подозрительно принюхивался ко всему окружающему. Маленький пушистый зверёк, песец, как всегда, и в новом обличье не изменил себе, подкрался незаметно, но отовсюду! Ни один датчик движения не сработал!
Верноподданная аура вокруг сразу же словно взбесилась. Переметнулись к назревшему у порога ворогу все кто только мог. Даже кто не мог – те тоже, дрожа на полусогнутых. Все докладывались остролицему карликовому Хозяину, вновь решившему покататься на людях и потому опять усевшемуся в кресло командира земного экипажа, все-все-все повязались единой порукой. По новому кругу запустилось свиристенье, сюрчанье, буркотанье и всякая такая прочая информационная поддержка. Наперегонки понеслись, закружились некие отпадно жуткие персонажи, завиваясь в турбулентном вихре уходящего вперёд долгожданного флагмана.
То далеко не мёртвая панночка, полностью войдя в свою земную мальчишескую оболочку, как в скафандр, опять стремглав летела в своём крейсерском гробе. Обезбашенно сексуальная и отважная хищница с межзвёздной трассы безошибочно находила и выклёвывала оставшиеся живые души, флагманским пеленгом пронзая и обыскивая сумятицу всего окрестного пространства в поисках новой добычи. И заставляла всех нырять в себя, чтобы упокоиться там раз и навсегда.
То хрюкал, выползая из-под натужно дрожащих стенок, командорский дедушка заново оживающей земной нечисти по дворовой кличке Вий, необычайно окабаневший от безделья подземный ВИП, но без видимого чипа. Вновь невероятно амбициозный и агрессивный. Потому что застоявшийся. Поэтому очень-очень похожий на какого-нибудь ожившего губернатора или иного страшно кипучего и потому вечно правящего демона во главе страны.
То по стенам бегали, уверенно пересекались световые, переливающиеся зелёным и красным, штурмовые пятна-фокусы от цветомузыкальных глаз нежного и свирепого карлы или карлицы, словно от зенитных фронтовых прожекторов перед новым штурмом хронически падающей столицы. То, наконец, во всё более громкую силу трещал от напряжения, готовый вот-вот лопнуть, прорваться, магнетический, но ещё жизнеспасающий круг. И даже не было теперь понятно, хорошо это или плохо.
Вновь из прежней чересполосицы выбился он - протяжный сыплющийся гул из великого преддверия мира. Будто из аэродинамической трубы, установленной в самом центре каких-нибудь необъятных песков - по окоёму всей Ойкумены. Как от вздыбившейся лавины, закрывающей небо и всю остальную иссякшую бесконечность. То был звук отчётливо внешний, а не из золотой забубенной головушки загулявшего не в тот свет земного умника, как бы склоняющейся перед непостижимым здешним супостатом.
Опять же, в который раз, прорвались надлежащие и свист, и сюрчанье, да и свиристенье тож. С усиливающимся напором, со всё более интенсивной амплитудой задрожали стены. С них даже стекали каплями осевшие искры истекающего человеческого дыхания. Часто позвякивали стаканы на столе как от сейсмического натиска, баллов где-то на десять и набралось. Сам по себе, словно оживший, мелко сучил об стол капитально обсосанный селёдочный хвостик. Таким образом все до единого проявились симптомы давно назначенной на земле адовой бури Апокала.
Пришла в движение всякая-перевсякая земная гадость, даже порассыпавшаяся было в незапамятные времена. Повсюду рыскала в поисках новой поживы. Перелетала в новую питательную тень. Нормальные божьи твари давно бы из нор повыползли, да в чистом поле попрятались. Бомжиков же ничто не пронимало. Словно сурки разметались они в своём полу-подземном Хилтоне. Слюни опять же пустили и разулыбались во сне. Это-то на самом гребне девятого вала. С другой стороны, в принципе, где же ещё отдохнуть, как не там?!
В самый сочельник бомжачьей вечери. Блаженны нищие духом! Хрю-хрю! Бе-бе-е!
Теперь преобразившийся карла прямо, в упор смотрел не куда-нибудь, а именно на крохотного мышонка доцента. Очнулся, конкурент?! Какой «ап» сейчас будем делать! С какой насадкой?! Под ноль, на бреющем, иль хоть вихор на темечке оставим?! С помойкой черепа или без?! А может полный апгрейд?!
Фредди, хотя давеча и помылся на всякий случай, но всё-таки опять принялся за прежнюю, уже сданную игру - то уводить супостата взглядом в сторону, как куропатка от гнезда, прикидываясь подбитой да ещё и сильно невкусной птичкой - то вновь притворяться спящим крокодилом. Однако, что так, что этак, а результат оставался один, хуже прежнего.
Полностью очей своих недобитый умник опять ни за что не смыкал. Поэтому очень хорошо видел, что любые его маневры отвлечь неумолимое чудище всё равно никак не удаются, нисколько не срабатывают. На этот раз «ап» всё-таки сделают ему, и ноль и чубчик кучерявый. И череп до костей обдерут, и остальной полный апгрейд сделают. Ничто никуда теперь не денется. При всём богатстве выбора другой альтернативы как не было, так нет и не получится. Даже доцент это понял. Такой бабайка, если уж вылез из-под кровати, то задерёт теперь любого и на раз.
Оставалось и вправду лишь расслабиться и попытаться напоследок получить удовольствие, каким бы сомнительным ни получилось. Не то и вправду сходу задерёт. А так хотя бы не сразу. Тут уж конечно желательно было ещё помучиться.
Полночно избранную жертву тем временем совершенно точно запеленговали по всем частотам и всем измерениям. Словно Вий, тот самый главковерх восставшей земляной нечисти, пятой колонны инопланетян, теперь твёрдо и конкретно указал на него. «Вот он!!!» - рявкнул старший власовец подземелья. Задрав указующую лапу, прямо в кроватке пометил спеленутую муху. Поставил «маячок» и сразу по всем правилам организовал финальный налёт на добычу. Свистела в воздухе своим гиперзвуком, сюрчала, свиристела, барражировала, обеспечивая плотное прикрытие, беспощадная и совсем не мёртвая панночка в отчётливо мальчуганском обличьи. Надменная как лётчица люфтваффе. Злая карла-карлица бесстрастно играла и играла желваками на своих иноземных немецких скулах, да ещё и глядела при этом - неотрывно, почти насмешливо.
- Где, наконец, твой «ап»?! – прошептал полумёртвый доцент. - Давай же, тварь, не медли, не томи!
Постояв на негнущихся ногах ещё, сколько ему надо было, но никак не передвигая их, карла без видимых усилий, легко вспарил и через какое-то
