«Парус, порвали парус... Каюсь, каюсь, каюсь»
Александр Окропиридзе
2019-11-12 Стихи.ру https://stihi.ru/avtor/a
Парня по имени Сандро, вчерашнего выпускника физико-кибернетического факультета Тбилисского университета призвали на три года служить на советский военно-морской флот. Зачем? Не знаю. До этого он флот видел по телевизору, во сне и гробу. Вид автомата у него вызывал понос. Присвоили бывшему студенту звание «лейтенант», выдали вместо шинели бурку, кортик из дамасской стали, комплект прокладок и отправили в арсенал на берег Тихого океана, где хранились использованные автоматы. Короче - душераздирающая картина!
Появление лейтенанта на задрыпаном складе было эпохальным. Командир, когда впервые увидел джигита с черными как у Песняров усами и мохнатой грудью, заправленной в бурку, не удержался от возгласа:
- Что ты натворил генацвале, что тебя сюда законопатили? - командир сразу вспомнил фильм «Мимино».
Поставив лейтенанта в позу покорности, завскладом проницательным взглядом флотского пройдохи сделал посланнику горного военкомата трепанацию черепа и внимательно посмотрел ему в мозг, после чего спросил:
- Специальность-то, у тебя какая, биджо? - а сам подумал: «Вот незадача: парень просто спустился с гор за керосином, а его обрили на флот».
- Осцилятор электронных орбиталей Планка, батоно, - от вида первого в своей жизни командира мысли у молодого дарования начали кристаллизоваться в матрицу.
- А это куда? - непонимающе пошевелив погонами, поинтересовался командир.
Физику квантовой кибернетики ответить бы начальнику, как говорила ему в детстве его дэда, то есть мама в Тбилиси: «Сандро, ты с мозгами поссорился! Не расшатывай мне нервы, их есть, кому расчесывать!», но он заявил:
- Хочу быть патриотом Родины моей страны! - парень замер, как «буденовка», то есть железная пирамидка на погосте.
- Запомни, осцилятор! В жизни всегда есть место подвигу, но, увы, после подвига не всегда есть место для жизни! - отдышавшись, командир спросил салагу. - На что ты, дружище, способен?
- На многое. Могу сделать трисекцию угла Венцеля. Дексретировать бозон Хигтса, расчленить квадратуру круга Линдемана, - опять начал мудрствовать бывший студент, вспомнив продинамленные лекции. - Могу быть космическим цензором.
- Вот и ладненько-сладенько, - ничего не поняв из сказанного, но удовлетворенно вытерев руки о тужурку, кивнул командир. - Пойдешь начальником склада просроченных автоматов. Будешь квантовым методом орбиталить калибры стволов и цензерить боевые листки!
Несостоявшийся горный физик еще не знал местных обрядов. Ему бы просто сказать «Есть!» и убыть в сопки считать приклады, но он брякнул, как лужу поцеловал:
- А я, батоно, еще стихи пишу. Поэт!
- Что-о! Ты еще и акын гор? - у командира растерянно отвисла челюсть. - Всё! Приплыли! У нас появился лейтенант-поэт! Арсеналу трындец!
Сандро, еще не зная главный служивый принцип: «Если тебе удивляются, то расслабься и получи удовольствие!» от неожиданности уронил в промежность мужскую принадлежность, но как воспитанный грузин, чтущий старших ответил: «Мадлоба», что означало "спасибо".
Говоря о поэзии горячего кавказского парня Шурика, так сразу на русский лад переиначили в арсенале имя Сандро, надо признать, позывом стать поэтом было не юношеская глупость, а человеческое любопытство, посредством которого он мечтал познать душевный мир физики. «Познаешь душу - постигнешь мир!»
Правда, не припадая к «Кастильскому источнику», Александр сюжеты для очередных опусов брал у других поэтов. Это он называл литературными шалостями. У него уже были стихи про Лукоморье, где цепь он распилил на дрова. Парень описал как по пьяне ехал куда-то за деньгами, а не за запахом тайги. Не забыл про бронепоезд, стоящий на запасном пути. Написал оду: «Во глубине сибирских руд два старика старуху жмут…» Ему казалось, что это сатирические пародии.
Однажды написав очередное творение «Парус, порвали парус... Каюсь, каюсь, каюсь», Санек решил вынести его на общественное обсуждение. Где было найти в адовых сопках знатоков мельпомены? Нигде, кроме как рядом! И вот, когда его друзья-ушкуйники по традиции собрались за забором склада «на ручейке» для очередной пьянки, горный пиит был готов зачитать новую свою нетленку. Ребята не испугались, но посмотрели на «хранителя дул» как на сумасшедшего.
Рифмач, чувствуя себя героем минуты, не торопясь, с казбеком в уголках антрацитовых глаз оглядел однополчан взглядом, словно палач. Почесав смоляную шевелюру на груди и поправив в брюках стальные фаберже с чувством-толком-расстановкой, на которые был способен, начал по бумажке декламировать:
«Белеет Парус одинокий»
Чернеют думы о больном:
Что нет любви в стране далекой,
И нет её в краю родном!
Все слушали внимательно. Это было нелегко. Чесались глаза. У некоторых выступила сыпь. Первым не выдержал мичман, отвечающий в арсенале за чехлы к автоматам:
- Мне кажется я это где-то читал. Это случайно не Онегин написал? А может Дубровский Наташе Ростовой?
Играют волны, ветер свищет,
А Парус, будто бы изгой,
Защиты чести… ищет…ищет -
И не находит никакой.
- Нет, дорогой, это стихоплетство. Намек на Высоцкого, а желчь предназначена Лермонтову, - с умным видом ответил другой мичман, связист.
- Шурик ты понял, что написал?- не вытерпел начальник ангара рожков от автоматов. - Разве парус может быть изгоем?
- Стоять Толя! Сделай морду попроще, а то все подумают, что война началась! - остановил товарища, Серега - заведующий камбузом, у которого на огромных плечах погоны терялись как марки на заказном письме. - Да, это не Багратиони и не Растрелли, но не расстраивай нам советского Руставели! - с мятой улыбкой в разбитых глазах Серега жадным залпом сделал глоток спирта и начал хрустеть огурцом, словно сушеным тараканом.
Шурик, словно приговоренный к смерти, ни на кого не обращая внимания, продолжил насиловать поэзию:
Вокруг страстей враждебных бури,
Наветы бьются о корму…
А он как будто принял дури -
Видать, подсыпали ему!
- Бедный Михаил Юрьевич! - прошептал ответственный за использованные патроны. - Мало того, что его дважды похоронили, он наверное в гробу в Тарханах переворачивается от похабства.
Далее в стихотворении шли слова о наркотиках, жертвах, наветах, судах и приговорах. Все без смысла, сумбурно и архаично.
И да пребудет в нас отвага,
И вера в Парус на года…
Пусть он плывет под белым флагом
Но не сдаётся никогда!
- Ну, как? - спросил «поэт, невольник чести», кончив мучить своим творением фазанов в кустах жень-шеня.
- Наливай! - скомандовал капитан-лейтенант по прозвищу «Селтик» и в кружку, будто в микрофон, начал вещать как аксакал. - Ну что тебе, кацо, сказать, чтобы не обидеть? Умные люди говорят - если можешь не писать, то не пи…
- Стоп, стоп! Дружище! - остановил Селтика Алексей, другой саксаул Шурика, которого все звали Татаро-монгол. - У флотского Гомера лермонтовский Пегас на Машуке только крылья начал расправлять, а ты ему рога хочешь отшибить, - дружок стал успокаивать «поэта». - Саня, понимаю, что писать вирши - это лучший способ разговаривать! Никто тебя не перебивает. Всегда можно слизать чьи то стихи, благо, что их море, но все-таки думай что пишешь. После слов о мельдонии появилось ощущение, что ты сам накурился флотской ветоши, - начались «татаро-монгольские» университеты. - Запомни! Служение муз не терпит суеты! Порядочность - основа таланта! - Леха начал выдавать флотские перлы. - Писать у нас может каждый - неграмотных нет! Но поэтом может быть только тот, у кого есть, что сказать именно свое, личное. Выразить чувства и эмоции именно своих героев, а не квассиков. Ты же царапнул немножко у одного, другого, третьего и к тому же бездумно испохабил смысл понятия «парус». Разве так можно? Это равносильно переспать с чужой женой. Все как бы по новому, а на самом деле - это мы «проходили».
- Вах, не разбираешься ты в сатире!
- Сатира на Высоцкого? Парус с белым флагом в заднем втулке? Оригинально, однако, но ты не сбрендил ли среди стеллажей с автоматами! Это же грязный поклеп на русскую поэзию! Смотри, парторг статью припаяет. Отправит как Мандельштама на Колыму.
- Вах-вах, художника, обидеть может каждый! Что ты понимаешь в плагиате? В юморе?
- Где ты здесь видишь юмор? В сюжете? В мыслях и выражениях? Что только стоят твои слова: «Видать, подсыпали мельдоний, А, может, э'кстази!… Как знать!» - Алексей от переживания «за державу» хлопнул еще спирта. - Да это даже не обычное графоманство, а сплошная пошлость.
- Не обижайся, Шурик, - главный смотритель арсенала по прозвищу Огнетушитель, умевший одним залпом выпить полбутылки «огнетушителя» вина Биле-Мицне, дружелюбно хлопнул стихоплета по плечу. - На флоте от юмора матросов описаться легче, чем от твоего плагиата стихов. Не боись - моряк менестреля не обидит! Талант под шерстью в штанах не спрячешь! - и уже обращаясь к присутствующим, предложил. - Ребята! Давайте, пока командир не отправил нашего Сандру в сопки опять пасти овец, придумаем ему литературный псевдоним, как, например, был у Лебедева - «Кумач». - капитан-лейтенант опять улыбнулся. - Уж больно у тебя слишком стремная фамилия. Давай назовем тебя по русски просто - Златоуст. А главное, в литературе еще пока не было грузинского поэта с таким ярким и колоритным прозвищем: Сандро Златоуст.
- Какой он Златоуст? - удивился старый «вечно» старший лейтенант Вася, ветеран всех пьянок и драк. - Он простой Усыновитель чужих стихов!
