Левая ладонь скомкала простынь.
– Систа! Систа, чтоб тебя!.. – испуганно закричал по-английски Иннокентий. – Быстрее!
Вбежал целый штат врачей, оттеснил его в сторону от старика, деловито и громко загомонил:
– Мы его теряем!.. «Ред стар» – конюшня! «Янки» – чемпион! Разряд!.. Посторонних из помещения!.. У Джиллы ноги лучше, ты прав! Зато Линда не храпит! Разряд!..
Никому не нужный Кеша взял со столика томик Баркова с отцовскими инструкциями и шаркающей походкой давнего холостяка поплёлся из палаты с засевшим в голове дурацким вопросом:
– На хрена в стерильной палате готический стул?
Но затем в сознание чёрной летучей мышью впорхнуло кошмарное:
– Майн Готт! Я – Ферапонтыч!
. . .
Проход сузился и раздвоился.
Иннокентий вопрошающе посмотрел на напарника. Тот кивнул налево. Зашарили лучами по стенам.
Заметили на одной еле заметную, почти полностью уничтоженную рыбами и улитками стрелку. Видимо, рисовали чем-то на органической основе.
Через двадцать метров проход упёрся в шахтный колодец с вбитыми скобами-лестницей. Владимир опять кивнул. Начался подъём.
. . .
Они проснулись одновременно. Расцепили объятия.
Тяпа соскользнула с колен на пол и замерла, прислушиваясь.
Санька же, наоборот, – приглядывался, так как сумерки загустели и в углах уже ни бельмеса не было видно. Звуки он тоже слышал, но почему-то казалось, что они доносятся с улицы, издалека, может быть, даже с соседних баз.
Обострить все чувства разом пока мешало водочное послевкусие. Оно упорно уводило разум к шадринской из двенадцатой скважины и к бабе Груне за рассолом. Посему Александр пока был вял и спокоен.
Тяпа же, вздыбив на загривке оставшийся клочок курчавой шерсти, злобно косилась на пол. Звуки «бу-бу-бу» становились всё ближе, всё явственней.
И – права была Тяпа! – неслись они из-под пола! Который через секунду вздыбился!
Откинулись доски, изгибаясь, как сборная по синхронному плаванию. Со страшным треском разорвало потёртый линолеум. Из образовавшейся строительной клоаки появился край распахнувшегося люка.
Александр мычал, вдавившись в любимое кресло, и не мог пошевелиться. Зато скачущие мысли приняли неожиданный оборот.
– Вот досмотрю сон до конца, а завтра поеду на Кузнецова. Сам поеду! Давно пора… С утра, – обречённо, потея разом всем телом, думал Александр Анатольевич. – Пора, пора… А то и до зелёных человечков допьюсь…
Те не заставили себя долго ждать, полезли из преисподней на свет божий.
Саше захотелось перекреститься, но правая рука онемела. А заодно и левая, и ноги, и язык. Лишь зрение да кишечник функционировали исправно.
Первый из бесов (особенно почему-то неприглядный и неприятный) стянул с хари первую личину и произнёс Вовкиным голосом:
– Привет, Саш… Что, удивился?.. Хотели до твоего прихода успеть… Проработали одно ответвление… Пока всё впустую… Чего без света сидишь? Вот это разворотило! Неужто мы так?.. Пневматике, поди, лет шестьдесят, а как работает, а?! Умельцы ладили!..
«Бесы» по-хозяйски неторопливо разоблачались и принимали человеческий облик подельников.
И тут Сашу прорвало!
Заработало всё! И речевой аппарат, и мимика, и скелетная конструкция!
Ребята недоумённо смотрели на завтрашнего потенциального клиента больницы и, в свою очередь, тоже понемногу «закипали».
– Чего Вы разорались? Перед нами не стыдно, так хотя бы Тяпу постеснялись! Как сапожник!.. Мы что, погулять пошли, что ли?! Пашем, как проклятые!..
– Да-а, Александр Анатольевич… Шибко уж Вы, батенька, несуразны в гневе… Бородёнка трясётся… живот колышется… слюной весь фикус забрызгали… Впечатлительны больно!.. Свет-то включишь, в конце концов, иль до утра орать будешь? Иди ты сам ...! – Володька вспомнил, что запоминается последняя фраза и, чтоб не усугублять обстановку, добавил: – И жрать хочется…
Кое-как угомонились. Зажгли свет и переоделись, даже Александр. Присели к столу.
