Когда курьер из военкомата вручал мне повестку, по его суровому и торжественному лицу можно было подумать, что началась война. Отсутствие информации на ТВ и в газетах ни о чем не говорило. Многие мои однокурсники с такими повестками уже оказались в Афганистане, Эфиопии, Анголе и Мозамбике. А некоторые уже и вернулись. Как «груз 200». Беременная жена приступа счастья, понятное дело, не испытала, но делать нечего. За повестку я расписался, завтра в 9.00 предстояло явиться в военкомат.
Вечер я провел у телефона, пытаясь выяснить, кто еще из моих коллег получил подобные «письма счастья» и готовился к исполнению интернационального долга. Специальность-то не массовая, да и мои английский с немецким для Афганистана и Мозамбика слабо подходили. Неясным моментом оставалась Эфиопия. Оттуда как раз недавно парня с нашего факультета привезли. В цинке.
Обзвон коллег ситуации не прояснил. Судя по всему, повестку получил я один. Но кое-какую полезную информацию я собрал.
— Обязательно возьми с собой тельняшку. Куда попадешь – большой вопрос, а сейчас уже сентябрь, могут и холода случиться. И сапоги лучше свои взять, если есть. А то неизвестно какие там выдадут, можешь и грибок подцепить,— посоветовал приятель из бывалых, побывавший на сборах в прошлом году.
Тельняшка у меня была. Как раз недавно сосед-моряк подарил, когда мы с ним за грибами ездили. Насчет сапог я тоже долго не думал. Глубокое чувство неприязни к кирзовым сапогам и жестким портянкам осталось у меня еще с институтских сборов. Поэтому я сразу пошел к тестю, только вышедшему на пенсию в звании полковника, и тоном, не допускавшим возражений заявил:
— Марк Яковлевич, придется мне у вас парадные сапоги позаимствовать на месяц. Размер у нас одинаковый, а кирзу носить лейтенанту западло.
Тесть спорить не стал, да и вообще, добрейшей души был человек. Полез в шкаф, вытащил совсем новые хромовые сапоги, сшитые по спецзаказу в генеральском ателье, и торжественно вручил мне:
— Носи! Только постарайся в них в напалм не угодить.
— Это уж как получится, — очень серьезно ответил я, — гарантировать сохранность обувки в бою не могу.
При этих словах жена охнула и потеряла сознание. А тесть, участник битвы за Берлин, даже глазом не повел.
— Ну, не можешь, так не можешь. Новые сошью. Слушай, а может, тебе и ремень с портупеей еще дать? Вряд ли вам там офицерские выдадут.
От ремня с портупеей я, разумеется, не отказался и наутро отправился в военкомат готовым ко всем превратностям судьбы. Вышел из дома, сел, по привычке, в машину и поехал в военкомат. Только отъехав несколько километров от дома, я вдруг сообразил, что с машиной меня туда никто не звал. «И что я буду делать, если нас на автобус погрузят и на вокзал повезут? Машину-то куда деть?» Разворачиваться и гнать машину домой времени уже не было. Поэтому я решил исполнять долг до конца. Если Родине и машина нужна, на ней и поеду. А если не нужна, во дворе военкомата брошу.
В Эфиопию, как выяснилось, никто меня отправлять не собирался. В большой комнате на втором этаже военкомата собралась команда из сорока человек – все офицеры запасы с одной специальностью. Военные переводчики, но с самыми разными языками. Оказался среди нас даже самый старый старший лейтенант советской армии – дядька-китаевед 57 лет от роду с густой седой шевелюрой и окладистой бородой, угрожающе торчавшей лопатой на добрые полметра перед лицом. Дядька абсолютно не понимал, почему его в столь почтенном возрасте вытащили из редакции родного журнала и отказывался верить в реальность происходящего:
— Товарищ майор, — обратился он к офицеру, собиравшему наши паспорта, — вы в курсе, что в моем возрасте уже только на погост призывают?
— Не могу вам этого обещать, — мрачно отшутился майор, — но если на сборах постараетесь, то кто знает…
Китаевед военный юмор не оценил. Но спорить больше не стал. Сел на стул, запустил руку в бороду и с многозначительным видом погрузился в размышления о маразме, в который, совершенно очевидным образом впал военкомат. Следующим недовольным оказался мужчина лет сорока в темно-синем костюме, ослепительно белой рубашке и галстуке с явно буржуйскими корнями:
— Послушайте, майор, моя фамилия Тихонов. Вам известно, что я работаю помощником министра и у меня бронь Совмина СССР?
Майор заглянул в свои бумаги, но на лице его от такого важного заявления не дрогнул ни один мускул:
— Ну так жалуйтесь, товарищ Тихонов, жалуйтесь. Если ваш министр позвонит нашему министру, а наш министр – военкому, то ровно через пять минут вы полетите гордым соколом над нашей замшелой поляной. А пока давайте свой паспорт и военный билет.
Смирился и Тихонов. Видно, справедлива поговорка, что к министру за бутылкой не ходят. Меня же волновали только два вопроса: куда повезут, и что делать с машиной. Впрочем, таких как я оказалось еще девять человек. Во дворе военкомата выстроилась целая импровизированная колонна из жигулей, волг и москвичей. Оказывается, не я один решил в армию на личном транспорте поехать. Майор наш, видимо, многое повидал в этой жизни и на все вопросы отвечал спокойно и рассудительно. Наверное, даже разрыв снаряда у подъезда военкомата на Бутырском валу не заставил бы его вздрогнуть.
— Товарищи офицеры, не волнуйтесь. Ваш транспорт нам очень даже пригодится.
При этих словах все автолюбители напряглись. Конфисковать машины военкомат, конечно, мог, но только в военное время или в случае чрезвычайной ситуации. В зале воцарилась гробовая тишина.
Суровый майор дал нам несколько минут поразмышлять на эту тему, а потом так же спокойно произнес:
— У нас сломался автобус, который должен был вашу команду в Чкаловский отвезти. Так что можете двигаться своим ходом, но прихватите всех «безлошадных». Пойдем колонной, я впереди на уазике дорогу буду показывать. В лагере вам стояночку организуем, часового поставим, так что ничего с вашими машинами не случится.
В лагере военного института нас встретили тепло. Как-никак, а все же коллеги. ВКИМО на тот момент готовил военных переводчиков и юристов. А с такой профессией и в тылу врага много общих знакомых найдется.
Разместили нашу команду в небольшой летней казарме солдатского типа. Одна комната на сорок человек. Но три бытовки и душевой блок присутствовали. Отсутствовали утепление стен и отопительные приборы. Поэтому я сразу решил: «Нужно брать самую длинную шинель, послужит вторым одеялом, если что».
Мысль пришла очень своевременно, потому что нас сразу повели на склад, получать форму. Именно из-за этой формы офицеров запаса, призывавшихся на сборы в начале 80-х и называли партизанами. Форма состояла из солдатского ХБ, успевшего уже послужить нескольким поколениям «партизан», кирзовых сапог, сиявших такой же новизной, солдатского ремня и пилотки. Ну, и разумеется, шинели. Единственное, что нам выдали новое, — офицерские погоны и звездочки, которые мы нашили потом поверх всего этого безобразия.
Самую длинную шинель я увидел в ящике сразу. И выхватил её из-под носа у Юры Леденева, политического обозревателя журнала «Новое время». Роста мы с ним были почти одинакового, поэтому Юра лишь криво усмехнулся, глядя как я напяливаю шинель, доходившую мне почти до пяток.
— Кавалерист, блин!, — улыбнулся политический обозреватель и спокойно взял следующую из ящика.
Тут уже заржал я. Шинель, доставшаяся известному журналисту, доходила ему до точки сантиметров на пятнадцать выше колена. Типа мини-юбки. А хлястик на спине болтался где-то между лопатками. Вместе с пилоткой на светлых волосах до плеч, кирзовыми сапогами и солдатским ремнем, впечатление бравый лейтенант Леденев производил неизгладимое.
Посмотрев на себя в осколок зеркала на стене каптерки, Юра сплюнул, но за другой шинелью не полез:
— И так сойдет. Я потом сфотографируюсь и у себя в журнале статью про этих козлов тисну.
Офицерские погоны Юра нашивать на шинель и гимнастерку не стал. По его мнению, для целей нашей службы хватало и подпогонников без всяких знаков различия. Я не стал его переубеждать. В любой компании и в любом деле всегда должен присутствовать видеоряд, повышающий настроение. Сам же решил выпендриться. Благо, в чемодане у меня лежали тельняшка, сапоги из генеральской кожи и настоящий офицерский ремень с портупеей.
На утреннем построении мы с Леденевым встали рядом. По команде «товарищи офицеры!» все вытянулись в струну и ели глазами начальника сборов, принимавшего этот импровизированный «парад» на плацу перед нашей казармой. Дойдя до нас с Леденевым, полковник застыл, лишившись дара речи. Я, в «кавалерийской» шинели, из-под которой выглядывают носки надраенных до блеска и сияния генеральских сапог, с лейтенантскими погонами и портупеей, и Юра в «мини-юбке» с кирзовыми сапогами и пилотке, лихо сидящей набекрень поверх копны длинных светлых волос. Оценив юмор ситуации, полковник многозначительно хмыкнул и пошел дальше, не проронив ни слова. Обойдя строй и повеселившись еще пару раз, увидев китаеведа с бородой и помощника министра в костюме и галстуке под шинелью, полковник вернулся в центр построения и обратился к участникам церемонии:
— Товарищи партизаны! На ближайший месяц ваша команда находится в распоряжении Главного политического управления министерства обороны. Курс вашей подготовки курирует лично генерал-лейтенант Волоконцев. Завтра он приедет и прочтет вам несколько лекций. Брить бороды и стричь волосы не обязательно, но казарму в порядок приведите.
Казарму мы в порядок привели в тот же вечер. Сдвинули в бытовках столы и накрыли их зеленым сукном. Зеленое сукно обнаружили в «черном кабинете» у сцены в актовом зале штаба, где им обычно накрывали стол президиума во время партийных собраний. Здраво рассудив, что оно не обязательно должно быть цельным, мы разрезали его на три части и разнесли по бытовкам. В первой расположилось две компании преферансистов, во второй помощник министра с китаеведом и двумя арабистами азартно резались в домино, а в третьей мы с Леденевым и двумя дипломатами устроили музыкальный бар, для чего гонец на машине был послан в военный городок за водкой, шампанским и хлебом. Колбасу, ветчину и фрукты мы предусмотрительно привезли с собой, а гитара оказалась в багажнике «волги» у одного из дипломатов.
К моменту появления начальника сборов с вечерним обходом, культурная жизнь в казарме кипела.
— Рыба!!! – возопил протоиерейским басом китаевед, и от стука костяшек по столу содрогнулись стены.
— Неловленный!!! – донесся победный клич из первой бытовки.
— Тага-а-а-а-н-к-а… — приятным баритоном тянул политический обозреватель, перебирая струны гитары и запивая колбасу водкой.
Когда в нашем музыкальном салоне открылась дверь, и в клубах рвавшегося на волю табачного дыма предстал абсолютно трезвый полковник, мы вспомнили, что дело-то все же в армии происходит. Я сделал робкую попытку застегнуть на одну пуговицу гимнастерку с красными общевойсковыми петлицами, из-под которой предательски высвечивала морская тельняшка, и заплетающимся языком подал команду:
— Та-ва-ри-щи а-фи-це-ры!
Для тех, кто не в курсе, поясню. Команда «смирно»
