...Она в который уже раз перевернула подушку другой, прохладной стороной, взбила её, но сон всё равно не шёл. Рядом, на раздвинутом кресле-кровати посапывал Мишка. Откинув одеяло, она встала, потрогала его лобик – вроде не горячий. А горлышко вечером красное было, всё-таки утром надо вызвать врача. Нащупав ногой тапки, она накинула халат и осторожно вышла в кухню. Кухонные часы показывали начало второго, но, как она заметила, из-под дверей спальни родителей пробивался приглушённый свет. Значит, отец ещё не спит, пишет свои мемуары. Кто их читать-то будет, господи, кому они нужны…
Она осторожно открыла шкафчик с лекарствами. Что выбрать? Валериану или корвалол? А всё равно… Ничего не поможет. Но всё-таки она накапала в маленькую рюмку сколько-то капель, развела водой, и, морщась, выпила. Так же осторожно, боясь потревожить родителей, вернулась к себе.
Поправив на Мишке одеяло, легла и закрыла глаза. Да нет, сон как не шел, так и не идёт. Да и какой сон? Надо что-то делать, а что? На работе неприятности, начальник отдела в её сторону даже смотреть не желает. С лучшей подругой, с которой ещё с первого класса дружила, рассорилась, наговорила ей… От мужа ушла. Родители вон косятся. Конечно, они пенсионеры, им покой нужен. А тут она со своими проблемами. Ой, ну, что делать, что делать-то? Хорошо быть ребёнком, покосилась она на Мишку, о тебе заботятся, тебя все любят… Вот заснуть бы и проснуться лет так двадцать назад… Ой, нет, двадцать – это много. Это сколько же ей было двадцать лет назад? Двенадцать! Значит, снова бесконечные гаммы, уроки музыки, строгий отец («Пока этюд не выучишь – никаких гуляний!»)… Нет и нет! Лучше бы проснуться лет эдак в семнадцать. А что? Тоже проблем особых не было. Зато можно всё изменить – и институт другой выбрать, и мужа другого, и с подругой после школы распрощаться навсегда и не поддерживать больше никаких отношений… И бабушка тогда ещё жила с ними, а не с маминой сестрой тётей Катей.
В окно заглядывала полная Луна, и она ещё раз встала, чтобы задёрнуть штору плотней, может, это она спать не даёт… Ей показалось, что Луна ей как-то заговорщицки, по-свойски подмигнула. «Ну, тебя», - шепнула она Луне, снова ложась в постель. На этот раз заснула быстро и без сновидений.
…Проснулась она от того, что кто-то тряс её за плечо и говорил бабушкиным голосом:
- Вставай, вставай! Родители уже на работу ушли… Вставай, Анюта, опоздаешь!
«Бабуля приехала!» – обрадовалась она и хотела открыть глаза, но передумала и только крепче сжала веки. «Бабуля почти не ходит, тётка писала… Только по дому и то с палочкой. Куда уж ей ехать за сотни километров. Просто я ещё сплю…»
- Да вставай же ты, Анька!
Голос никуда не пропал, а только стал громче и сердитее.
Бабуля? Она распахнула глаза и увидела сердитое лицо бабушки. Только бабушка была…молодая! Ну, не совсем молодая, а именно такая, какой она её запомнила, когда самой было только семнадцать. Она обвела глазами комнату. Что это? Куда делся её шкаф, стильный торшер, Мишкино кресло? А главное – где сам Мишка? Вместо его креслица стоял пузатый бабушкин комод, рядом обшарпанный письменный стол – её школьный стол! – напротив бабушкина аккуратная кровать, а сама она лежала на узенькой продавленной кушетке, которую давно хотели выбросить, да так и не выбросили…
- Где Мишка? – хрипло спросила она, приподнимаясь на локте.
- О, господи… Взрослая девица, школу окончила, а всё в игрушки играет! Вот он, мишка твой!
Бабушка выхватила откуда-то и протянула ей потёртого плюшевого мишку, с которым она, и правда, не расставалась с пяти лет.
«Да я же… Я и вправду вернулась в свои семнадцать лет! Я не хочу… Я пошутила!» - чуть не закричала она, но бабушка уже вышла из комнаты, а с кухни послышался негромкий стук посуды.
«Что же делать теперь? Как обратно вернуться? А может… правда попробовать всё сначала? Только вот когда теперь я Мишку увижу маленького своего, такого родного… Когда он ещё родится, не скоро!» - она чуть не заплакала от отчаянного бессилия. «Ладно, посмотрим. Может, это всё не надолго… Может, сегодня всё и закончится. Я усну и проснусь уже дома», - успокоила она себя. «Что там бабуля говорила? Куда-то идти надо? Ах, да! Сегодня линейка! Последний звонок!» Она огляделась – на дверце шкафа на плечиках висели тщательно отглаженная школьная форма и белый кружевной передник.
«Форма…» - она потрогала ткань юбки и задумалась. «Когда я её последний раз видела? После школы, я её уже не надевала. Потом она долго висела в шкафу, потом лежала смятая в комоде, а потом… Кажется, мать отдала её отцу в гараж вместо ветоши. Мала мне, наверное…»
Но форма оказалась впору, чуть коротковата, но, кажется, тогда они так и носили, короткие юбки только-только входили в моду. Бабушкино зеркало, стоявшее на комоде, отразило её молоденькую мордашку. «Фу, какое глупое у меня лицо… Не знала, что в семнадцать лет у меня было такое наивное выражение лица», – подумала она. Зато краситься не надо, да ещё и нечем, вроде бы… Тушь для ресниц и помаду она купила только с первой стипендии. А волосы! Она уже и забыла, что с ними делать. После школы она носила короткую стрижку, но пока волосы ещё до плеч. Ах, да! Вот лежат аптечные резинки и два белых банта… Значит, короткие хвостики и бантики. Все прямо такими сентиментальными становятся к Последнему звонку, словно в школе было только хорошее. «Да, конечно, было! Именно только хорошее. Детство было, беззаботность была… Вот с этим и трудно прощаться».
- Иди уже завтракать, - позвала с кухни бабушка, - а то скоро Наташка твоя трезвонить начнёт.
Наташка позвонила, когда она уже собралась выходить.
- Анька, я портфель не хочу брать, можно к тебе тетрадки положу? Там всего две тетрадочки и ручка, ну, Ань, ладно?
- Гулять пойдём, сама его таскать будешь, - буркнула она, - я уже выхожу.
- Ань, ты меня дождись, ладно? Я тоже выхожу, - прокричала Наташка и бросила трубку.
С Наташкой они встретились у знакомой трансформаторной будки, там, где всегда встречались.
- Ой, как страшно, школа окончена, что дальше? – возбуждённо спросила Наташка.
- Не окончена ещё… Ещё экзамены, потом выпускной, - тоскливо сказала она, искоса поглядывая на помолодевшую Наташку и думая, что если не вернётся в своё время, то придётся опять пройти всё это, как же не хочется… Ну, выпускной ещё ладно, а экзамены… Бр-р-р!
- Дальше?- она повернулась к Наташке, - Я знаю, что будет дальше. Ты поступишь в медицинский, но не в этом году, только в следующем. Потом замуж выйдешь на пятом курсе. За вашего же студента. Зовут его Анатолий. Не зевай, Натка! Потом родишь двойняшек – Таню и Олю. Всё у тебя будет хорошо. Ты будешь хорошим врачом, Наташка, кардиологом…
- Ой, Анька, ты прямо пророк, - засмеялась Наташка, - вот бы и вправду всё сбылось!
- Сбудется, не сомневайся, - сказала она, - Только вот что, Наташка… Чтобы не случилось, давай никогда не ссориться, ладно? Обещаешь? И не обижайся на меня, даже если я буду не права…
- Обещаю, Ань… Чего это ты? Мы и не ссорились никогда, вроде…
У школы уже собралась большая толпа разнаряженных старшеклассников. Мальчишек просто было не узнать, в костюмах, при галстуках, девчонки все с огромными бантами. Шумно, весело. Всем, кроме неё. «Сейчас будет литература, а физику отменят. Вместо неё будет классный час, а потом линейка. На линейке все будут говорить напутственные слова, желать хорошо сдать экзамены… Потом мы подарим первоклассникам воздушные шарики и книжки, а они нам – цветы… Потом мы пойдём с цветами к памятнику воинам Великой Отечественной, а потом гулять в парк… Там, кажется, аттракционы бесплатные сегодня… И нечего пока менять… Вот тоска!» - думала она.
Все и было так, так и не иначе, а иначе быть просто не могло. Только на уроке литературы, как говорила бабушка, она «отмочила номер».
- Иванова, - сказала литераторша Евдокия Федоровна, - а тебе что, не интересно про Печорина? Возможно, именно эта тема будет на экзаменах. В окно будем смотреть потом, когда все сдадим на пять!
«Будто бы это Евдоша будет сдавать на пять», - усмехнулась она, а вслух вдруг сказала:
- Да не будет этой темы…
- Тебе известны темы, Иванова? – с иронией спросила литераторша, - Ещё в РОНО не знают, а Иванова знает!
- Будет «Образ Ленина в творчестве Горького и Маяковского», что-то по Пушкину, вроде бы из «Евгения Онегина» и свободная – «В жизни всегда есть место подвигу», - буркнула она.
- Ну, спасибо, Иванова, теперь и мы будем знать, - так же с иронией сказала Евдокия Фёдоровна, «Евдоша». Все дружно рассмеялись, только Наташка смотрела на неё тревожно и озабоченно, словно на больную.
Перед линейкой она всё же попыталась изменить хотя бы что-то. «Тогда» ей достался зелёный шарик, а она хотела розовый. Сейчас она и потянулась было к розовому шарику, но его ловко выхватила Людка Носова, и ей опять достался зелёный. «Ладно, – подумала она, - ещё раз попробую сегодня что-нибудь изменить. А иначе – зачем мне это всё?»
Когда цветы уже положили к подножию памятника, Наташка предложила:
- Пойдёмте гулять! В парк, на аттракционы!
- Нет, а давайте лучше, - перебила она, - давайте… пойдём в кино! Или в волейбол играть на спортплощадке!
- Нет-нет! В парке сегодня все выпускники, там аттракционы бесплатные! - сказала Оленька Лыкова.
Конечно, все пошли в парк. «Опять мимо, - подумала она, - ну, что же делать-то? Как-то надо дотянуть до вечера и лечь спать пораньше, а утром… Утром всё будет по-другому!»
Утром она проснулась сама. Глаза открывать было страшно. Из кухни опять доносилось бряканье посуды, но греметь могла и мама. Она осторожно приоткрыла один глаз – нет, всё по-прежнему! Комод, стол с потёртым сукном и каплями чернил на столешнице… «Да что же это? Теперь мне всю жизнь тут жить? Я же всё знаю, что и как будет, мне же не интересно!» - с отчаянием подумала она.
- Проснулась? – отреагировала бабушка на её появление в кухне, - Ешь, а то я в магазин пойду. Родители сегодня на обед не придут, так я ещё в аптеку зайду и на рынок.
Родители… Она вспомнила, как вчера вечером исподтишка рассматривала маму и ещё довольно-таки молодого отца и удивлялась, как мало времени нужно человеку, чтобы поседеть и постареть…
Тарелку она машинально поставила в раковину, где ещё стояли несколько тарелок, видимо, родители ушли недавно. Так же машинально включила воду. Вода была холодной и никаких моющих средств, кроме кусочка хозяйственного мыла, завёрнутого в капроновый чулок, она не обнаружила. «Так ведь и нет ещё ничего, - вспомнила она, - «Помощницу» лет через пять только будут выпускать…»
- Соду возьми, - услышала она удивлённый голос бабушки, - надо же… Посуду моет…
Она покраснела, вспомнив, что и правда, «тогда» она, поев, бросала тарелку в раковину, а кто моет посуду, даже не задумывалась. Значит, бабушка мыла.
- Ба, я уберу немного в комнатах. А где у нас пылесос?
- Пылесо-о-с, вон как… А стиральную машину тебе не надо? Вон веник в углу и швабра! Пылесос, ишь ты, - усмехнулась бабушка, глядя на неё поверх очков, - Да, и что это с тобой, девка? Ты не заболела ли? Или просто - выросла? То просишь, просишь, не допросишься…
- Выросла, ба…
«Знала бы ты, как сильно я выросла… А пылесос мы купили только года два спустя… Ну, а стиральной
