1.17. Осетрина по-афгански, или Озеро в центре Кабула

басмачами. Наш героизм будет отражен лишь в секретных сводках. Стоит ли его проявлять.
  - Не проявишь, убью, - рявкнул Кромов.
  - Кабул перед нами, прорвёмся штыками и пара гранат не пустяк, - пел Чумаченко.
  Его заглушил самолёт. Может быть, лётчики смогли оценить ситуацию.
  - Только собрался перебежать, как родина-мать поманила своими крылами, - Чумаченко распечатал последнюю бутыль.
  - Если переметнёшься, то, когда прилетят верхолёты, тебя, если не изрешетят и не сожгут, возьмут в плен как мусульманина. Они ж обрезание сразу делают, или голову или обиднее.
  - Как у евреев? Я только у евреек видел. Но они ничего, вроде, не обрезают. Плохо мы подготовлены. Воюем с мусульманами, книги о них пишем, а как они обрезание делают, не знаем.
  «При всём могуществе страны в этом бою мы ничтожны», - подумал Кромов. «Нет смелости хуже, чем на грани истерики», - вспомнил слова отца.
  - Над Афганом небо синее, - завёл приятель, - меж камней лежим косые.
  - Пристрелю, - в который раз пообещал Кромов.
  Разговор-то нормальный, фронтовой, на подначках.
  «Вертолёты шли, словно песни играли», - напишет потом Чумаченко.
  - Пошло, - заметит Обух.
  - Насмотрелся «Апокалипсиса», - хмыкнет Четвёртый. - Намаракал бы ещё, что в атаке с неба было нечто эпическое. Валькирии, мол, метались над полем боя.
  А Кромову не хотелось вспоминать апофеоз.
  «Так всегда, - вздохнул Чумаченко, едва войска ушли из Афгана, - наш успех на решающем участке не обеспечил победу кампании».
  Вертолёты появились, когда валуны отбрасывали длинные тени. Чумаченко рыкнув «эхма», схватил автомат и встал в полный рост. Николай примерился и ударил друга ребром ладони по икрам. Тот рухнул одну сторону, оружие - в другую. «Повоевать не дали», - выдохнул.
  «Сдаётся, выкрутились», - прислонился к камню Николай, и глотнул из бутылки.
  Ограниченный контингент Обуха отстоял безмятежное озеро. Десант гнал пленных. Санитары, стремительно порешив недорасстрелянную водку, грузили раненых, которых оказалось много, складывали рядком своих павших, коих и быть не должно было.
  «Вот и порыбачили», - в тоске протрезвел Чумаченко.
  Кромов так и не оценил судьбу, лёжа за камнями, а самое время было. Но злодейка дала шанс.
  …Басмач крался вдоль скал, надеясь уйти по полоске песка. Он был не из простых, в богатом халате и с израильским автоматом в руках.
  «Если гора не идёт к Магомету, то и Магомет не должен дойти до горы», - подумал Кромов, впадая в охотничий задор. Но обойму калаша Чума опростал, а новая не вставлялась. «Дед мой звал людей тупых и упрямых «афганцами». Отцу афганцы настоящие до смерти надоели, но готовил их для революции. И вот итог семейных отношений, если налажу ружьё, прикончу одного», - бормотал Николай.
  Но стрелять не получалось. Руки ходили ходуном. От страха ли, от азарта? И он запустил в басмача гранатой. Бросил её правильно, рвануло, и тут же зарядился автомат.
  Кромов, выглянул из-за камня, Афганец стоял на коленях, шаря вокруг, наверное, контузило. Оружие валялось поодаль. Убивать врага расхотелось. Николай пошёл на басмача, показывая стволом: «руки вверх». Афганец, мотаясь, поднялся.
  Кромов пустил очередь, но мгновеньем раньше противник метнул нож.
     ...В себя Николай пришёл в вертолёте, чтоб услышать: «А этот штатский ещё жив!?»
  Он врезал ботинком в лицо сидящему на бронежилете санитару, и вновь потерял сознание.
         Афганский марш                                     
Зачем же так, Кармаль Бабрак,
Зачем позвал ты наши танки?
Ведь будут плакать наши Таньки
За просто так, за просто так!
Зачем же так, Кармаль Бабрак?

Здесь что ни год - переворот!
Здесь от Кабула до Герата
По всем законам шариата
К войне готовится народ,
Такой отчаянный народ!

Какая радостная весть:
Привет вам, синие береты!
Со всех кабульских минаретов
Кричат молитвы в вашу честь?
Какая радостная весть.

Пора и нам принять ислам,
Пусть пропадают наши души!
Но с перевалов Гиндукуша
Индийский виден океан.
Пора и нам принять ислам!

Для пролетариев всех стран
Судьба поставлена на карту!
Здесь вам не светит, Джимми Картер,
Ведь это наш Афганистан,
Наш, а не ваш Афганистан!

Пройдет совсем немного лет,
И удивятся все народы:
Под светлым знаменем свободы
Обнимет Маркса Магомет!
Пройдет совсем немного лет.

Зачем же так, Кармаль Бабрак,
Зачем позвал ты наши танки?
Заплачут горько наши Таньки
За просто так, за просто так!
Зачем же так, Кармаль Бабрак?

Январь 1980





***