сказать? – неестественно спокойно сказала Катя, даже не спокойно, а странно, неживым голосом каким-то.
- Забыла, Кать… - виновато ответила Танька.
- Иван нашёлся, брат… Отец твой. Письмо вот прислал.
Почти полночи они не спали.
Сначала Танька не поняла. Просто не поняла, так уже свыклась с мыслью, что у неё только Катя, Верочка и Санька. Несколько секунд они с Катей молча, потрясённо смотрели друг на друга, а потом Танька медленно спустилась по лесенке и опять молча уставилась на Катю.
- Отец?.. - спросила она, с трудом выговорив это коротенькое слово.
- Пойдём в кухню, – ответила Катя.
В кухоньке она протянула письмо Таньке.
- Читай… Вслух читай.
Письмо было написано разборчиво и было совсем коротеньким.
«Здравствуй, сестра моя Катерина и дети: Верочка, Санёк и Танюшка!
Пишет ваш брат и отец, Иван. Я жив и здоров. Простите, что не писал. Сначала не мог, а потом нечем было хвастать. Катя, прости, что повесил на тебя свой груз. Виноват перед тобой сильно. Надеюсь, что вы живы и здоровы. Не знаю, получите ли вы моё письмо, может уже не живёте там, а может, и деревни уж нет. Надеюсь на удачу. Если получите моё письмо, дайте ответ. Хочу повидать вас. Прости меня, Катя, и дети, простите.
Иван.
Мой адрес….»
- Всё… - растерянно сказала Танька и, повернув листок, стала читать сначала…
- Вот… Ваня жив, господи… Что же случилось-то с ним, что же не писал-то, - проговорила Катя растерянно.
- Кать, а где этот город? – рассматривая конверт, спросила Танька.
- На севере… Ты иди, ложись уже. Я ответ напишу. Пусть приезжает, посмотрит… - ответила Катя.
Утром Танька проспала. Сквозь сон слышала, как Катя выпустила кур, как сорилась с Петькой, как разговаривала с Полканом, но проснуться всё никак не получалось, глаза не открывались.
- Танюшка! – Танька услышала голос Кати и, разлепив, наконец, глаза, выглянула с сеновала.
- Вот… Отправь в Луговом.
Катя протянула ей три конверта.
- Вере, Саньке и Ивану… Ивану-то я не заклеивала, хочешь, допиши чего, - сказала Катя. Под глазами у Кати залегли тёмные круги. Видно, совсем не спала ночью…
Письмо отцу Танька, подумав, открывать и читать, что написала Катя, не стала. Просто заклеила конверт, проведя языком по полоске с клеем на клапане и всё. Ничего она не будет дописывать. А что писать? Сколько ей лет? Поди, сам знает. А про Веруньку и Саньку Катя уж всё, должно, прописала…
В Луговое пошла пешком. Не хотелось снова с велосипедом возиться, да и подумать надо было. Даже песен ей не пелось на лесной дороге, даже не складывались они. Всё про отца думала. Какой он, отец? Наверное, такой, как Алексей у Наташки… А, может, похож на дядьку Семёна – низкорослый, с большими умелыми руками и густым басом? Нет, не представляла Танька себе отца. «Ладно, - решила, - приедет, вот и увидим, тогда и узнаю, а пока – что зря думать?»
Письма она аккуратно положила в отверстие почтового ящика на самом здании почты, чтоб уж наверняка. Даже посмотрела в эту щёлочку, упали письма, не застряли?
И в кино, пока шли «Новости дня», старые-престарые уж «новости», всё про отца думала. А уж когда кино началось, про всё забыла. Так переживала за Шурочку, нарядившуюся гусаром, так смеялась над незадачливым Ржевским… А уж как песни ей понравились! Все-все понравились, и про Анри Четвёртого, и «Давным-давно» и «Я пью – мне всё мало…», а особенно «Колыбельная Светланы». Просто хоть ещё раз иди, чтоб слова запомнить. Домой вприпрыжку бежала, даже мурлыкала что-то из фильма. И чего велосипед не взяла, глупая? Мигом бы домчалась. Ну, подумаешь, отец нашёлся. У всех есть отцы, вот и неё есть и, может быть, даже приедет, на неё, Таньку, посмотреть. Жалко, Катя пока никому говорить не велела, сглазить боится.
У Нюшиной калитки, за забором, стояла грустная Наташа. Танька помахала ей рукой.
- Привет, Наташ! И правда, хороший фильм! Мне понравился!
- Привет! – оживилась Наташа. - Я же говорила!
- Пойдём ко мне! У меня журнал есть про этот фильм и книжек много, хочешь почитать?
Наташа нерешительно посмотрела на Таньку и показала куда–то подбородком:
- Вон…
- Что? – не поняла Танька. – Ах, гуси! Ты что, гусей боишься?
Невдалеке расхаживали гуси Бабы Матрёны. Танька точно знала, что Матрёнины, потому что только она мазала крылья гусей какой-то красной краской. Чернилами, что ли?
- Да чего их бояться? – рассмеялась Танька. – Вот сейчас хворостину возьмём и всё!
Она решительно выхватила Наташу за руку из-за калитки.
- Ой, а отец тебя искать не будет? – вдруг спохватилась Танька.
- Нет, он занят – полку в сарае делает.
- Па-а- па! – крикнула Наташа куда-то в глубь двора. - Я к Тане! - уже на бегу крикнула она…
Вот и появилась у Таньки ещё одна подружка. Городская. И секрет свой ей можно доверить, серьёзная она, никому не скажет. Трудно такую-то новость в себе держать.
Глава 6.
Прошёл месяц. Уже и август во вторую половину грозил уйти. Трава в лугах стала сивой и жесткой, и цветы стали пахнуть иначе – словно знали, что скоро-скоро им умирать, и к нежному запаху подмешивалась горечь увядания… И птицы уже не пели – не до пения им, подрастали птенцы. На рябинке появились красные гроздья, и такая она стояла стройная, такая гордая, что у Таньки дух захватывало… А листья на тополе во дворе стали желтеть, уже несколько таких листочков появилось. Вот-вот и клён покраснеет… Скоро осень. По утрам роса долго не спадала, и на сеновале Танька уже не спала – ночами было сыро и холодно. Уже давным-давно уехала Наташа с отцом. Обещала писать, а то и приехать будущим летом – уж так понравилось ей у них. Танька вспоминала, как они ходили за ягодами да грибами – недалече ходили, за Белый луг, всё же Наташа хворая ещё, слабая. Ну, Танька-то, она места знает. Набрали и черники и грибов тогда – вот Наташка радовалась! И ночевали вместе на сеновале, Алексея уломали-таки. Вот уж наболтались! И про стихи, и про звёзды и даже про любовь… А как Наташа рисует! У Таньки над кроватью висит её рисунок цветными карандашами нарисованный. Море, пароход, а на берегу девушка платочком машет – прямо как наша Верунька, думала Танька.
Они с Катей уж в доме все углы вычистили, вылизали, стены в хате побелили. А кухоньку так Катя и снаружи выбелила. Уж и Зиночка приехала, и они с Танькой уже два раза в кино ходили, на «Республику ШКиД» и « Доживём до понедельника». А отец всё не ехал и не ехал.
В этот день Танька поехала на « Школьный базар» в Луговое. Прямо на небольшой площади против библиотеки раскинулись разноцветные палатки, полосатые тенты. И на каждом прилавке – тетрадки, учебники, карандаши, линейки… Танька с Зиночкой купили учебники для нового учебного года, они ещё пахли свежей типографской краской, чем-то новым, ещё неизведанным. Купили и тетрадки, Танька ещё новую авторучку купила и всякую мелочь, что так часто теряется или ломается. Потом к Зиночке пошли. Там уж учебники все рассмотрели, перелистали – интересно, что изучать будут в новом-то году. Потом к школе сбегали, посмотреть на новые парты, их как раз старшеклассники разгружали, а на них цыкнули, чтобы не вертелись тут, под ногами. Потом Пашку искали, а его найти в селе не так просто, у него пути неизведанные. Потом Толика с Витькой встретили из их класса, поболтали, кто да где был летом. Домой Танька только к вечеру собралась. На лесной-то дороге уже темновато было, из велосипеда скорость какую могла, выжимала. Торопилась – скоро Катя приедет с птичника, не похвалит, что дома дела не деланы. По дороге мужика какого-то обогнала, с сумкой через плечо. «Дачник», - определила опытная в таких делах Танька. Припозднился дачник-то. Многие уж уехали в город, а он только отдыхать собрался. Идёт не торопясь, разглядывает всё, а что, ещё лета почти две недели, успеет ещё отдохнуть, за грибами сходить.
Дома сразу кинулась Полкана кормить, да курам пшена насыпала, да на кухню метнулась – печка уж остыла, а скоро Катя приедет, разогреть ужин надо. Во двор-то выскочила за дровами к поленнице, а у калитки давешний дачник стоит. Не заходит, разглядывает. Видно, собирается комнату снять, что ли. «Ой, а как без Кати-то? А упущу, баба Нюша к себе зазовёт, опять Катя сердиться будет…», - промелькнуло в голове у Таньки.
А дачник не торопился. Он смотрел на Таньку каким-то долгим, странным взглядом, что Танька даже струхнула. Чужой человек всё же, а Полкан не помощник… И когда уже хотела Нюше покричать, дачник глухим голосом полувопросительно спросил:
-Таня?.. Ты – Таня?
Танька растерянно посмотрела на него, а потом…И ноги подкосились, и дрова из рук посыпались. «Так ведь отец это, верно… Приехал всё-таки…», - догадалась Танька. Хотела ответить, а голос пропал. Кивнула молча.
Отец толкнул калитку, широко шагнул и снова остановился.
- Танюшка, дочка… Не признала?..
Он сделал ещё шаг, видно, хотел обнять, но Танька сделала шаг назад, и отец остановился, словно споткнулся …
- Здравствуйте, - растеряно проговорила Танька и протянула отцу ладонь лодочкой. Засуетилась:
- В дом проходите…
- Да, нет, я тут посижу, на крылечке… Покурю, - тоже растерялся отец. - А Кати, что, нет?
- На птичнике. Сейчас приедет. Уже скоро…
Отец снял с плеча свою сумку, поставил возле крыльца, сел на ступеньку, достал папиросу.
- Почти ничего не изменилось, - сказал, оглядывая двор, - только ты вот… Выросла.
- Угу, - сказала Танька, - не изменилось…
Как себя вести она не знала. То ли присесть рядом, то ли чаю предложить. «Скорее бы Катя приехала…», - с тоской подумала Танька. Она решительно не знала, что делать, и ещё никогда с таким нетерпением не ждала тётку.
Подбежал Полкан, обнюхал отцовы ноги, повилял хвостом. Отец погладил лобастую голову Полкана, спросил:
- Полкан?
- Угу, - кивнула Танька, - только это другой. Молодой ещё… Старого уже года три, как нету…
- А Нюша? Жива ли? – он оглянулся на Нюшину хату.
- Жива, - сказала Танька. - И баба Клава, и Матрёна… Только дед Кузьма помер. Да вон она, Нюша-то…
Нюша, вот уж легка на помине, только-только коз с лужка привела и загоняла их в сарайчик, да глянула в сторону Катиного дома. Сначала просто взглядом мазнула, а потом… Потом стала напряжённо вглядываться, даже про коз забыла. Подошла к изгороди ближе, ахнула:
- Ванька?.. Иван, да ты ли?..
- Здорово, баба Нюша.
- Да где ж ты был-то, лиходей… Столько времени…Ох, лиходей! Катька с дитями вся измучилась…
С улицы послышалось пыхтение «пазика», скрип тормозов.
Нюша проворно, откуда и прыть взялась, подскочила в изгороди с другой стороны и закричала:
- Катерина! Слышь, Катюха! Ванька ведь объявился! Вон на крыльце у тебя!
Катя ахнула, неверными руками отворила калитку, руки к груди прижала.
- Ваня! - кинулась.
Отец встал, Катя к нему бросилась… Так и стояли обнявшись, а во двор уж и Нюша прибежала, и Анна с Семёном стояли, ахали…
Отец и Семёну руку подал, и обнялись они крепко – старые дружки, с детства. И Анну обнял, и даже бабу Нюшу, та аж засмущалась.
- Ванька, анчутка, где ж тебя носило? Уж не чаяли увидеть-то!
Отец засмеялся:
- Теть Нюш, а ты всё такая же… Помнишь, как мы с Сенькой у тебя яблоки из сада воровали? Ох, и вкусные!
- Дак помню, как не помнить… Свои такие же росли, а вам моих надо. Теперь уж нет садов-то, вымерзли, зима, ох, лютая была… Аккурат, ты пропал, и зима взлютовала…
Ну, тут баба Нюша
Ох, не бередите душу, Таня...