прибирать малость. Отец достал кисть и стал красить деревянную пирамидку в голубой небесный цвет.
- Оградку-то не сделали, - заметил отец.
- Да тут никто не делает. Санька вот только табличку привернул, хотел оградку, да в армию его забрали. Говорил, приеду, сделаю. Только тут никто не делает, все без оградок.
Управились быстро. Отец сказал:
- Ну, вот, Любаша, принарядили тебя. Теперь чаще буду здесь бывать, ты уж не серчай, что не был я. Так получилось…
Посмотрел на насупившуюся Таньку, тихонько свистнул Полкану:
- Ну, пойдём пока, доча…
Едва пришли – Нюша, тут как тут.
- Танька, ну-ка пособляй, давай.
В руках у Нюши здоровенная кастрюля.
- Что там? – сунулась Танька
- А котлет нажарила. Сейчас ещё пирогов принесу, пошли-ка, поможешь.
- Да, не надо баб Нюш, - сказала Танька, - Катя сама приготовит.
- Не на-адо…- протянула Нюша, - Гордые больно. Твоя Катька на птичнике цельный день, а гостей уж позвали. Не ерепенься, давай. А ты, Ванька, стол из горницы неси, на дворе столы-то поставим. Сейчас ещё от меня принесёшь, а то народу-то много.
Нюша как дома командовала. И столы они расставили, и лавки принесли, скатерти Нюша принесла, вышитые, свои («Разве ваша Катька так вышьет, – сказала, - ей куры на птичнике спать не дают…»). И картошки чуть не ведро начистили, и пироги в тёплое место поставили, чтоб не остыли до гостей. И наливку Катину вытащили, а Нюша своего вина принесла две бутылки, яблок мочёных («Катька ваша не делает»), заставила Таньку огурцов набрать в огороде, да помидорчиков - салат села нарезать.
К приходу Кати всё уж и готово было. Только ахнула, увидев.
- Нюша, ну спасибо тебе, - проговорила.
Та только отмахнулась.
- Потом сочтёмся… Выходных-то попросила, аль нет?
- Анна попросила за меня, брат, мол, приехал, столько лет не был.
- Известно, Анна,- сказала Нюша,- у самой-то языка нету. За себя сказать зазорно тебе.
А тут и гости собираться начали. Ну, Анна с Семёном, понятно. Настасья, баба Клава, Егор, Матрёна - да все пришли, вся деревня, почитай. Семён ещё дядьку Петра привёз с женой, дружка отцовского ещё со школы. Ну, тут уж и обнимались, и по плечам друг друга хлопали…
За столы сели, стали своё, взрослое разговаривать, неинтересное Таньке. Потихоньку из-за стола выскользнула, к калитке подошла. Постояла, посмотрела… Егор подошёл, закурил:
- Что, Таньша, рада, что батька нашёлся?
- Угу,- кивнула Танька. - Егорка, уезжаю я. С отцом. Ты сено-то забери, а то Катя забудет…
- Уезжаешь?..
Лицо у Егорки вытянулось.
- Насовсем уезжаешь, Таньша, аль как?
- Насовсем. Приезжать буду, обязательно, Егорка…
- Ты приезжай, Таньша. Без тебя скучно будет… Катерине-то.
Разошлись гости поздно. Танька и со столов помогла убирать, и посуду мыть. За свою занавеску чуть живая добралась, устала. Отец в горнице ещё с Катей о чём-то разговаривал.
- Иван….- Катя отодвинула занавеску и посмотрела, спит ли Танька. Танька быстро закрыла глаза и притворилась, что давно уж спит.
- Иван, ты-то отец, понятно… Смотри, чтоб Таньку там, не обидели. Она ведь, знаешь… Стихи и песни складывает. Стесняется только, не говорит. А я слышала, случайно. Деревню нашу как любит! Ты уж отпускай её, хоть на каникулы, что ли…
- Да ты что Катя. Не дам я её в обиду. Да и некому обидеть будет. Галя моя матерью ей станет, она хорошая, Галя… Вот только не называет меня Танька никак. Да всё на «вы» норовит.
- Она привыкнет, Вань. Непривычно ей еще, страшно…
Танька повернулась к стене и тихонько заплакала. Не хотела, они сами, слёзы-то…
Наутро отец с Катей стали баню собирать. Банька-то у них старенькая, на берегу речки стоит. Отцу памятная, родительская ещё. Отец дров наколол, колол да радовался - не забыли руки! Катя воды наносила, Танька дрова к баньке возила на тележке. Все при деле. Веники у Кати заготовлены, хорошие, берёзовые.
- Я в Луговое съезжу,- сказала Танька, - мне книжки нужно в библиотеку сдать.
- А баниться, Танюх? – спросил отец.- Не будешь?
- Она горячую не любит, - сказала Катя,- ждёт, когда поостынет.
- Ну, поезжай тогда,- сказал отец, - только недолго, простынет банька-то…
В Луговом сначала в библиотеку поехала. Книжки Валентине Ивановне сдала.
- А брать не будешь ничего, Танюша?- удивилась Валентина Ивановна.
- Пока не буду… - опустила Танька голову.
- Что так? - поинтересовалась библиотекарша, Танька обычно сразу несколько книжек брала.
- Так… Потом возьму.
Ничего объяснять не хотелось, выскочила из библиотеки, едва «до свидания» сказала. С Зиночкой тоже разговор не получился.
- У тебя правда отец нашёлся? - спросила Зиночка с любопытством. - Дядька Петр говорил, гуляли все деревней. А он насовсем приехал?
- Нет, - ответила Танька, - не насовсем…
- А какой он, твой отец?
- Ну, какой-какой… Отец и всё. Как у всех.
- Ой, какие часики у тебя! Отец подарил? – спросила Зиночка.
- Да, отцов подарок…
- Хорошенькие… А в клубе завтра кино новое – «Ещё раз про любовь», сеанс только вечером, я пойду.
- Кто тебя пустит про любовь-то,- усмехнулась Танька.
- А я с мамкой пойду, с мамкой тётя Маша пустит, она уже пускала. А ты отца позови, с отцом-то тем более пустит!
Где они с отцом будут послезавтра вечером, уж полпути, поди, проедут… Ничего не сказала Зиночке, почему, и сама не знала. Простилась наскоро, домой заспешила. У школы притормозила, к рябинке подошла. Ствол погладила. « Не скучай без меня», - прошептала…
Банька уж поостыла, Танька с удовольствием поплескалась, голову помыла. Катя желтки яичные приготовила, желтками они волосы мыли. Потом отваром крапивным ополоснула, чтоб блестели. Расчесала ещё влажные волосы, отросли-то как! Уже до плеч. Посмотрела на ленточку свою голубую – выцвела, почти белая стала. Да и не нужна она уже. Только выбросить, своё отслужила. А волосы можно за уши заправить.
Во дворе отец ладил ручку к чемодану, к тому, что в сарайчике валялся. Вот и пригодился... Катя из кухни вышла:
- Танюшка, ты бы посмотрела, что с собой брать-то будешь. Зимнее я пришлю потом, а сейчас что в чемодан положишь, посмотри…
Отец отозвался:
- Да ничего брать не надо! Купим всё там. Что тяжести таскать. Да и какие-такие там наряды у неё… Держи чемодан, дочка, готово.
Нарядов не было, это верно… Танька открыла шкаф, вынула школьную форму, передники – белый и чёрный, из ящика комода достала белые воротнички, галстук пионерский, шёлковый. Туфли достала, те, что Катя к школе купила. Да ещё кофточку шерстяную, нарядную, тоже Катя купила в городе, очередь отстояла. Вот и все наряды.
На дно чемодана постелила газету, положила учебники новые, авторучку. Тетрадки брать не стала, там отец купит. Сверху положила аккуратно свёрнутую форму и передники, кофточку, журнал «Советский экран», тот, с кинофестивалем… «Не забыть бы Кате сказать, что я Любаше задолжала…» Туфли, подумав, укладывать не стала – поедет в них.
Во дворе отец сбрасывал сено с сеновала. Рядом стоял Егор, подхватывал, укладывал в тележку. « Ну, вот и всё…», - почему-то подумала Танька. Подхватив плетёную корзинку, пошла в огород. На некоторых кустах картошки ещё были цветы. Танька ходила вдоль картофельных кустов, обрывала цветы и складывала их в корзинку. « Я принцесса, -думала Танька, - и собираю лепестки роз…Или принцессы сами не собирают лепестки? Ах, да! У них есть служанки… Тогда я – хорошенькая служанка, непременно хорошенькая, у принцесс всегда хорошенькие служанки… Сейчас я соберу лепестки, потом наполню золотую ванну горячей водой и брошу туда лепестки… Ванна наполнится ароматом роз. А моя госпожа принцесса будет лежать в розовой воде и нежиться… И кожа у неё будет пахнуть розами…» Картофельные рядки были обойдены все и в корзинке у Таньки была целая горка цветков, и правда, чем-то похожая на благородные розы. Игра закончилась. Танька подошла к небольшой старой куче навоза, расположившейся в углу огорода и уже поросшей травой, и высыпала на неё содержимое корзинки. Куча сразу расцвела и стала похожа на нарядную клумбу. Танька полюбовалась «клумбой», и, вздохнув, вернулась во двор. Егорка уже ушел, и Катя заметала остатки сена. Отца не было видно. Танька вопросительно посмотрела на Катю.
- На станцию поехал. Про билеты узнать. Поезд-то тут проходящий. Велосипед твой взял, - ответила Катя и в голосе её прозвучала тайная надежда, что билетов Иван не достанет.
Глава 8.
Ночь почти никто не спал. Танька слышала, как отец то и дело выходил на крыльцо курить, Катя ворочалась, да и сама Танька долго лежала с открытыми глазами. Под утро все уснули, и Танька забылась коротким сном. Проснулась, словно кто в бок толкнул. Тихонько, чтобы не потревожить Катю и отца, скользнула на крыльцо. Полкан выполз из своей будки, зевнул во всю пасть и уставился на Таньку.
- Спи, Полкан, спи… Я одна, - шепнула ему Танька.
Тихо открыла калитку, вышла на знакомую деревенскую улицу. Мимо Нюшиного дома, тоже спит ещё, тихо у неё, мимо Матрёниного, мимо Настасьиного… А вот место, где стоял дом её отца и матери. Тут и она, Танька, родилась. Дом разобрали, всё заросло уже, только контур фундамента угадывался. Дальше, дальше знакомой дорогой. Вот и Белый луг. Никакой он сейчас не белый, белый он только в мае да июне… Весь-весь тогда бывает покрыт белыми цветами: там и клевер белый, и ромашка, и еще какие-то неизвестные Таньке цветы. А сейчас он был цветным. Жёлтые лютики, клевер, только не белый, а розовый, кое-где остались голубые колокольчики… Ночная ещё роса обжигала голые ноги, но Танька шла и шла по жёсткой траве, дальше, дальше… Наклонилась к запоздалому колокольчику, погладила его по прохладной гладкой головке – расти… Недолго тебе осталось. Сколько песен здесь сложилось! Уж и не упомнить… И где только Катя слышала её песни? Должно, когда в лес ходили за грибами, увлеклась она тогда, вот и не поосторожничала…
До лесу не дошла. Далеко ещё до леса, дома хватятся. Постояла только, посмотрела в его сторону, помахала рукой. «Прощай, лес… Уезжаю я…» К реке повернула. Левый берег, пологий, заливной, еле-еле был виден, укрытый туманом. Постояла чуток на косогоре. Потом тихонько спустилась к своему месту любимому, села на холодный песок. За рекой медленно загоралась заря, окрашивая все вокруг в фантастический розовый цвет … Пора. Танька подошла к воде, сбросила тапки, вошла в воду. Вода оказалось совсем не холодная, или просто так показалось озябшим ногам после ледяной росы. Плеснула водой в лицо, умылась. Ну, всё.
Пошла, не оглядываясь.
У калитки уже стояла отцовская сумка и её чемоданишко, а сам отец брился у маленького зеркальца возле рукомойника. На кухне Катя гремела посудой.
- Ты где была, доча? Мы уж тебя потеряли. Давай, одевайся, автобус скоро.
Кровать Танькина была аккуратно застелена, Катя застелила. Так и будет теперь стоять, нетронутая, пока Танька не приедет. А приедет ли?..
Надела голубое платье, то самое, в полоску, туфли новые. Туфли-то удачные купили с Катей – нигде не жмут, на ноге ловкие… Волосы собрала в маленький толстый хвостик, стянула его аптечными резинками. Всё, готова.
Завтракали молча. Впрочем, завтракал только Иван. Откусывал картофелину, макал в солонку зелёный лук и ел аппетитно, вкусно, по-крестьянски. Танька едва ковыряла в тарелке. Катя же вовсе не садилась, подавала на стол, убирала лишние тарелки.
- Кать! Ты
Ох, не бередите душу, Таня...