фронт не жил. Сколько живу, всегда на реке. Пацаном еще был, помню на Ямочке мужики сома брали. Втроем тащили, здоровый, как поросенок. Сейчас не та Девица.
Быстро настроили снасти. Петрович присел на словно специально срубленный пенек, я разобрал походный стульчик. Почти одновременно на моих удочках закачались поплавки. Сначала робко, недолгая пауза, и уже ближний от Петровича повело на глубину! Я вскочил, подсек. Серебристый подлещик с ладошку затрепыхался в траве у моих ног. Время остановилось. Я не замечал ничего вокруг, только свои поплавки! Не видел, как цепляя макушки деревьев, сполз погожий диск солнца за горизонт. Как начал подниматься белый туман, и повеяло свежестью от реки. Уже плохо видны поплавки на почерневшей воде, инстинктивно чувствуешь, когда клюет. Лов закончился сразу, словно отрубило. Я несколько раз вынимал снасти, проверял наживку. На месте!
Петрович, как обычно, молча, смотал свои удочки, собрал все бумажки и окурки у своих ног, сложил в пакет. Я последовал его примеру.
-Пошли.
Бог мой! В садке ведро рыбы. Даже не заметил, в азарте рыбалки, когда мы столько наловили.
- Ого, улов! – не удержался я от реплики.
- Время. Жор, – немногословно пояснил Спиноза, давая понять, что наша удачная рыбалка стечение природных обстоятельств, а не наше мастерство. Лови мы в другое время – наш улов мог быть скромнее. Пришли домой, когда на небе уже замерцали первые звезды. Ужинать сели снова во дворе, даже печку растопили: приятно сидеть возле камина, слушать, как потрескивают горящие дрова. Я разлил «Одесский». По первой закусили молча. После второй закурили.
- Хороший улов, – я начал беседу с темы рыбалка, пытаясь разговорить не словоохотливого хозяина.
- Ерунда. Я в два раза больше за зорьку брал, – небрежно ответил старый солдат, раскуривая свой «Беломор».
- Один?
- Конечно.
Мой приятель Толик «Москвич» предупреждал меня, что Петрович всегда ходит один. Мне повезло стать его редким напарником на рыбалке.
- И куда одному столько рыбы?
- Соседям отдаю.
- Даром?
Петрович зло посмотрел на меня, и я пожалел о своем вопросе.
- Извини, Владимир Петрович, перестроила нас жизнь все мерить на деньги, – я попытался сгладить неприятный вопрос перед хозяином.
- Все? И совесть? – старый солдат смотрел мне в глаза.
- Это Suum cuigue – каждому свое! И раньше ею торговали. Скажите, нет?
Петрович отвел взгляд:
- Почему нет … Было.
- Вот видите! Конечно, может цена была другая, но со времен Иуды совестью торгуют всегда.
Хозяин не ответил, молча дымил папиросой.
- Вот вы, Петрович, герой войны, а что заслужили от Государства?
- Я милостыню не просил. Жил. Работал.
- Правильно! А где ваши миллионы? В банках?
- Зачем?
- Как зачем. Красиво жить: коттедж, дорогой автомобиль.
Петрович впервые искренне рассмеялся:
- Зачем?
Я растерялся, не зная, что ответить:
- Престижно. Материальный достаток говорит о значимости человека, его заслугах, его таланте.
- Кому говорит?
- Как кому, людям.
- Мне всего хватает, а молодость не купит никто, даже самые успешные и талантливые.
- Это правильно, Петрович, но жить в хижине и дворце не одно, и тоже.
- Я не обижен на судьбу. На фронте все четыре года прошел в разведке. Идем на задание втроем. Я первый ползу, мой дружок Степка Жуков, последний. Уже возвращались, он мину задел: всего сантиметры порою отделяют от смерти. После войны мне почет, уважение. В институт любой, иди, учись. В армии оставляли. Не пошел. Не мое это: я люблю, на земле трудится.
После такого монолога «Спиноза» надолго замолчал. Я плеснул еще из опустевшей поллитровки, в душе сожалея, что купил одну.
- У меня есть, – словно прочитал мои мысли старик.
- Что, есть, – я попытался слукавить.
- И водка, и коньяк.
- Владимир Петрович, как вы догадались, что я об этом подумал!
- Живу давно. Взгляд у тебя больно жалостливый был, когда наливал. Ясно о чем жалеешь: мало. Глаза не обманешь.
Мы рассмеялись, весело, по-дружески.
- Владимир Петрович. Вы удивительный человек!
- Ясное дело – Спиноза!
- Кстати, почему вас так в деревне зовут? Если вас это не обижает.
- Почему обижает. В деревнях уличное имя есть у каждого. Спиноза – ученый, философ. Не люблю я много попусту болтать, вот и прозвали.
- То есть, каждое слово – золото!
- Пусть не золото, но и не пустой звук.
- Логично. Давайте выпьем за это. Чтобы на Руси мужики всегда отвечали за свои слова!
- Хороший тост, – одобрил старый солдат и поднял свой стакан.
- Петрович, вы и при Сталине жили и при Хрущеве: все история наша у вас на глазах. Как к сегодняшней власти относитесь? Ветеранов не обижают, пенсия хорошая, почет.
- Говоруны! – одним словом ответил деревенский «Спиноза», занюхивая коньяк кусочком колбасы. При этом небрежно махнул рукой давая понять, что большего объяснения я не услышу.
- Петрович скажи, что такое счастье для человека?
- Счастье, – «Спиноза» задумался: – Сразу скажу миллионов я не имел, и не жалею: прожил без них.
- Хорошо. Скажите своими словами.
- Быть нужным людям, работать, детей растить. Чтоб рядом был надежный родной человек, половинка значит, – захмелевший Петрович загибал короткие пальцы.
- Любовь, значит.
- Наверное. Я со своей Евдокией полста лет прожил, и не надоели друг другу. Она рядом – спокойно у меня на душе, от ее присутствия. Все переживем, все получится. Не надо говорить про любовь по сто раз в день, сердце должно сказать. Сейчас ночь переспали – любовь! Через год дитя родили, разбежались, плюют в спину друг другу при встречи. Но и совесть должна быть, ответственность за слова, поступки.
- Вы настоящий Спиноза, Владимир Петрович!
Мы улеглись лишь под утро, когда на востоке, над лесом, отчетливо обозначился полукруг рассвета. Хозяйский петух исполнил последнюю утреннюю песню. На том берегу громко и надрывно замычала корова. Новый день рождался.
