Я Маугли, основатель Рима. Не помню которого по счёту... Явно не первого. Родился в рубашке. Смирительной. Выкормлен молоком бешеной дворняги, волчицы, росомахи (ненужное зачеркнуть), которая сожрала моего заторможенного брата, а мне отгрызла руки. С тех пор я действую ногами и поэтому всё получается через задницу. Кто-нибудь назовёт это цирком, но я думаю — это судьба...
Впрочем, факты оказались сильно преувеличены. Скорее, это даже не факты, а устаревшая традиция, которую кто-то когда-то кому-то передал... А может быть, даже навязал. Сначала нашлись руки. Их просто чересчур затянули рубашкой. Последнее время, я начал ими понемногу шевелить и это породило определённые сложности. Я всегда был на виду и всегда всё делал ногами. Я не просто делал всё через... понятно что... Я был образцом, уникальным образцом в этой области. Я чесался и ковырял в носу, мастурбировал и повязывал галстук, опрокидывал рюмку, чистил зубы, играл в настольные игры и делал ногами, ко всеобщему восторгу, ещё массу таких же нужных и полезных вещей... Но, самое главное, я открывал и закрывал кран, из которого попеременно текли керосин, мазут и дёготь... Я не очень вникал откуда они берутся, но разумеется, последнее можно проделывать только ногами... Поэтому, я предпочитаю прятать свои чересчур сильные руки в складках рубашки. Не то что я скрываю их наличие, я просто стараюсь не заострять на них всеобщее внимание. В конце концов, не следует отрицать фактор стабильности, а также важность сохранения собственной самобытности...
Увы, сложности на этом не закончились. Подлинная катастрофа случилась, когда нашёлся мой очень странный брат. К сожалению, он не был съеден, а только сильно покусан, отчего заразился бешенством, если конечно это бешенство, а не что-нибудь похуже. Иногда я спрашиваю себя, как же я мог считать его съеденным? Может быть он прятался в ворохе старого тряпья и засаленых матрасов, которые служат нам постелью и домом? А может он сидел сзади и сбоку под таким углом, что не попадал в поле моего зрения? Или я сам не обращал на него внимания и мне хотелось думать, что он лишь плод моего воображения? Теперь он кричит, будто бы я что-то у него украл и Рим (непомнюкоторыйпосчётуявнонепервый) — это вовсе не там, а наоборот, и что это вовсе не я Маугли, а он. А я вообще неизвестно кто. И вовсе не брат ему, а сын сибирского хана и хазарской наложницы... и при этом постоянно пачкаю ему нижнее бельё своими фекалиями. Не знаю была ли у сибирского хана хазарская наложница, но судя по запаху, я здесь ни при чём... Да и белья мой брат сроду не носил. Я впадаю в раздражение, а возможно заражаюсь его бешенством и начинаю кричать, что он тоже не брат мне, а и вовсе сын больного сифилисом польского графа и литовской шлюхи... Я конечно не уверен, болели ли польские графы сифилисом и какие отношения у них складывались с литовскими шлюхами, но такая отповедь действует отрезвляюще...
В минуты просветления мы миримся. Начинаем друг с другом заигрывать, петь песни... Временами плачем друг у друга на груди... Почему-то всякий раз, как я заключаю его в свои братские объятия, вдруг, оказывается, что я сижу на нём. С одной стороны, понятно, что по-иному и быть не может по причинам, описанным выше, с другой стороны, это объясняет почему я не замечал его и даже считал его съеденным... Он недовольно кряхтит подо мной и опять начинает злиться. Я тоже недоволен, потому что спина у моего брата костлявая и сидеть на ней неудобно. Ещё больше вызывает недоумение, как вообще могли мы оказаться в подобной позиции? Ведь я, ей-богу, ничего такого не имел в виду... Иногда, он просит у меня немного дёгтя или мазута и предлагает мне за это мешок сахару или чего-то сильно похожего на сахар. Я терпеть не могу сладкого, но соглашаюсь, потому что брат мой говорит, что ему холодно и поэтому ему очень нужен мазут, керосин, или дёготь... Я не понимаю как мазут может помочь от холода, но это мой брат и я готов погрузить его в мазут по самые ноздри если это поможет ему согреться.
И ещё мы оба любим ариев. Мы не знаем точно кто это такие, но уверены, что самый первый Маугли, несомненно, был арием. Он пел романсы и играл на арфе со струнами из тигриных хвостов. Быть ариями очень хорошо. Они самые красивые, величественные, храбрые и мудрые. У них всегда много еды, женщин и всего самого ценного. Они открыли огонь, изобрели колесо, письменность, позу «шестьдесят девять», календарь, религию и водопровод... Они совершили все великие географические открытия и построили семь чудес света... Они жили на берегу тёплого океана и царствовали над миром. Ариями были Тутанхамон и Эхнатон, Геракл и Христос, Чингис-Хан и Иван Грозный, Пётр Первый и Пётр Ильич Чайковский, Адольф Гитлер и бывший главврач, которого извечные враги ариев жидо-массоны уволили за алкоголизм... Иногда мы спорим, кто из нас бόльший арий. Спор часто заканчивается криком. Тогда снова в ход идут ханы и графы с их шлюхами и наложницами. «Слезь с меня, — кричит мой брат, — ты мне вовсе не Маугли и ты отдавил мне спину!» Я с удивлением обнаруживаю, что опять сижу на его спине. «Но ведь ты сам заключил меня в свои объятия...» — неуверенно отвечаю я и понемногу тоже начинаю злиться. «Да! заключил! — возражает он. — Но ты нарочно душишь меня своими ножищами…» «Ничего подобного, — парирую я, — я всё делаю ногами, ты ведь знаешь. Виновен ли я, коль немного хрустнет твой скелет? И вообще, дай мне хотя бы спокойно выпить чаю с твоим дурацким сахаром, от которого у меня бурчит в животе...» «Это от того бурчит, — отвечает он,— это от того, что ты пьёшь свой жидо-массонский чай, а не огненную воду из сахара, как поступают все нормальные арии...» По поводу жидо-массонского чая — это вообще отдельная весьма болезненная тема. Мы оба друг друга подозреваем... Что же касается огненной воды, то тут я только пожимаю плечами: «Это кто не пьёт огненную воду? Это я не пью огненную воду? Да на всей земле нет столько огненной воды, сколько я могу её выпить!» «Пьяница несчастный,— теряя последние остатки логики, кричит мой брат,— я ухожу от тебя на запад. Там пьют кофе, и там живут настоящие арии! У них всегда чисто и тепло, потому что они греются газом...» Я горько усмехаюсь. Я ведь точно знаю, что во-первых, на западе нет никаких ариев, а арии есть, совсем наоборот, на востоке, и во-вторых я знаю чьим газом они греются... Неразумный брат мой, если ты приползёшь на запад, весь в моём дёгте, обсыпанный никому не нужным сахаром, кем будешь ты там? Шутом, который позорит великое имя Маугли. Ну что ж, иди! Я не держу тебя. Иди! Но мой младший Маугли и сам всё понимает. Не такой уж он и безумец. Он снова начинает всхлипывать у меня на груди и просить мазута, чтобы согреться. В конце концов я опять сижу на его костлявой спине и давлюсь горячим сиропом, в котором плавают маслянистые разводы чего-то похожего не то на нефть, не то на арийский самогон... Брат мой всхлипывает и стонет. Мне хочется думать, что он успокоился. Он что-то бормочет об нейтралитете, о каких-то альтернативных источниках, которые непонятно откуда альтернативно текут, а так же про руки и ноги, которые плохо взаимодействуют с головой... Наверное это во сне... О мой потерянный брат! Как хорошо, что ты нашёлся! Как хорошо, что я могу прижать тебя к своей арийской груди. Согреть тебя своим мазутом или газом... Какой замечательный фокус!
Кто-нибудь назовёт это цирком, но по-моему— это судьба!
