ЭЛЬГА

на волнах невдалеке от берега.
Она спиной чувствовала взгляд Андрея Петровича, но не подымала глаз от костерка. Вокруг вилась мошка, и надо было поскорее развести огонь.
Краем глаза она всё-таки покосилась на Андрея Петровича, поняв по его движениям, что он раздевается, сбрасывая одежду на расстеленные ею на песке одеяла.
— В каком месте этот твой… омут? — отрывисто спросил он, расстёгивая ремень своих джинсов.
Она указала, добавив просто:
— Там вода темнее. Возьмите камни… груз. Вон мой плотик, а вон — шест.
Частью сознания она удивлялась тому, что он подчиняется её правилам, правилам тайги, правилам Сангия-мама, а не притащил сюда с собой свинцовый балласт и акваланг.
Магия.
Она запрокинула голову, глянув в белёсое небо.
А он опять хрипло спросил:
— Что ещё надо? — И криво усмехнулся: — Заклинания, может, какие ваши?
Эльга качнула головой и, поколебавшись, так же криво усмехнулась, кивнув на его плавки с модным лейблом:
— Надо снять с себя всё и остаться голым, как при рождении… — И добавила: — Но вода… очень холодная.
— Авось яйца не отморожу, — небрежно отмахнулся Андрей Петрович, так же небрежно сбрасывая плавки, и она опять торопливо отвернулась под его смешок.
Плот заплюхал по воде, и тогда она обернулась.
Андрей Петрович сильными толчками гнал плот к омуту и, вполголоса матерясь, отмахивался от мошки.
Эльга чуть улыбнулась и не впервые с тревогой подумала о том, как ей быть, если он утонет. Его люди не простят ей гибели хозяина. Но потом она решила, что навряд ли Сангия-мама захочет оставить у себя Андрея Петровича.
Он нырял трижды. После его первого возвращения на берег к костерку Эльга открыла было рот, чтобы посоветовать ему не рисковать больше, но он только смерил её свирепым взглядом и завернулся в одеяло. Как какой-нибудь… Нерон в какую-нибудь тогу или что там у них было.
Во время его второго возвращения она даже глаз не подняла от костерка. Подкладывала и подкладывала туда щепу и слушала его витиеватую ругань.
Сейчас он выбьется из сил и сдастся.
В третий раз он так долго отсутствовал, что она всерьёз забеспокоилась и вскочила на ноги. Она считала про себя секунды всякий раз, когда он уходил под воду, и сейчас счёт дошёл уже до пятидесяти, а он…
Он вынырнул рядом с плотиком, кашляя и отплёвываясь, и, как она когда-то, хватая воздух жадно раскрытым ртом. Но рот этот почти сразу растянулся до ушей в широченной, радостной, мальчишеской улыбке. Андрей Петрович потряс над головой крепко сжатым кулаком и что-то ликующе проорал.
Эльга с дрогнувшим почему-то сердцем поняла, что ему удалось. И ещё поняла, что невольно улыбается ему в ответ.
Когда он, бросив плотик у берега, прошлёпал к костру, его колотило от озноба, и Эльга, хмурясь, сама накинула ему на плечи одеяло. Она старалась на него не смотреть, но всё равно видела всё его сильное, поджарое и загорелое тело.
А он торжествующе повертел смуглым кулаком у неё перед носом и разжал ладонь, хвастливо выпалив:
— Во! Видала?!
На его широкой ладони лежала такая же раковина-кяхту, что и у неё — бурая снаружи и перламутровая внутри, блестевшая на солнце.
— Теперь всё, — возбуждённо продолжал он, тяжело дыша. — Никакая тварюга меня не достанет!
Эльга открыла рот, чтобы ещё раз ему напомнить — он чужой крови для Сангия-мама, но Андрей Петрович внезапно дёрнул её к себе за плечо и больно впился губами в губы, шаря свободной мокрой рукой по её телу. Она возмущённо замычала и забилась, отчаянно вырываясь, и тогда, оторвавшись от её рта и беспощадно наматывая на кулак её волосы, он жёстко усмехнулся ей в лицо:
— А ну-ка, погрей меня.
Эльга гневно затрясла головой, не обращая внимания на боль, а он резко разжал пальцы и продолжал почти шёпотом:

— Я подгоню сюда бульдозеры и засыплю эту лужу к хренам. Слышишь?
Глаза его горели хмельным хищным блеском, и Эльга, замерев, поняла, что он так и сделает, если она не уступит.
Он легко мог взять её силой, сломав, как озёрную тростинку, но он хотел, чтобы она сдалась сама.
Эльга посмотрела на Озеро, которое безмятежно лежало в окружении осоки, — будто глаз Сангия-мама в окружении ресниц, — и, длинно выдохнув, начала медленно расстёгивать свою рубашку под торжествующим прищуром Андрея Петровича.
Его большое загорелое тело было тяжёлым, твёрдым и мокрым, с его волос на неё капала вода, он был нетерпелив и совсем неласков. Но Эльга и не ждала от него ни ласки, ни нежности, как не ждала бы этого от тигра. Когда всё наконец закончилось, он, словно тигр, лизнул её грудь шершавым горячим языком и с довольным смешком спросил:
— Так ты девка, что ли? Была…
— Нет, парень! — отрезала Эльга, и он затрясся от смеха, так же лениво и довольно водя жёсткой ладонью по её бёдру. Потом рассеянно подёргал цепочку с раковиной у неё на шее.
Его раковина-кяхту — символ его победы — лежала рядом на песке, отливая на солнце перламутром.
Эльга не спеша вымылась в Озере и так же не спеша оделась и затоптала костерок. Вместе они дождались, пока к берегу спустится вертолёт. Больше они не сказали друг другу ни слова.
Когда вертолёт приземлился всё на том же аэродроме, Эльга решила было, что Андрею Петровичу она больше не понадобится. Но его стальные пальцы снова ухватили её за локоть, подталкивая к подъехавшему джипу. Она посмотрела ему в глаза, холодные, как вода в омуте.
— То, что было моим, чужим не будет, — проронил он вполголоса. — Лезь в машину.
Эльга на миг прикрыла глаза, пытаясь остудить пылающий камень своего гнева, ворочавшийся в груди. Не время было противостоять ему. Она чувствовала себя разбитой и больной, всё женское нутро её саднило, истерзанные им губы и соски воспалились.
Эльга знала, когда стоит отступить перед чужой силой, чтобы собрать воедино собственную. Андрей Петрович владел всем в городе, который жил по его законам. Сейчас сила была на его стороне.
Она коснулась пальцами своей раковины, и странное умиротворение снизошло на неё. Эльга точно знала, что на её стороне — сама Сангия-мама. Город стоял на её земле. Чужак сумел найти раковину-кяхту, потому что был бесстрашным, как тигр, но он всё равно оставался чужаком.
Эльга спокойно обошла его и села в машину.

* * *
Андрей Петрович забрал её документы из училища и поселил её в своей громадной спальне на втором этаже особняка. «Тебе уже восемнадцать, педофилию не пришьют», — объяснил он, ухмыляясь. Камеры видеонаблюдения и охранники следили за каждым её шагом.
Эльга копила силы. Днями она спала, читала, — библиотека в доме была огромной, купленной у вдовы какого-то профессора «для понту», как опять же пояснил Андрей Петрович, — или возилась в вольере с собаками. Андрей Петрович любил собак, и у него дружно жили кавказец, лабрадор, ньюф и, как ни странно, два весёлых маленьких коккера.
А ночами хозяин брал её в своей постели, часто причиняя боль, но чаще — удовольствие, которого Эльга ранее не знала. Но она ни стоном, ни вздохом не выдавала ни своей боли, ни своего удовольствия, терпеливо снося и то, и другое.
Как-то ночью, оторвавшись от неё, Андрей Петрович вдруг сказал — хрипло, с каким-то странным сожалением:
— Я б на тебе женился. Но я женат.
Эльга промолчала.
От домоправительницы Марьяны, словоохотливой чернявой хохотушки, она знала, что жена Андрея Петровича с двумя дочками-погодками, уже закончившими школу, «гарцует», как выразилась Марьяна, в столице. Там у Андрея Петровича была огромная квартира в центре. Хозяин щедро переводил деньги жене и дочкам, но сам в Москву наведывался редко.
Через три месяца его убили.
Застрелили прямо в его офисе. Три пули в упор — сказал охранник Илья.
Он стал совсем беспечен, получив дар от Сангия-мама, и его враги наконец воспользовались этим.
Но Сангия-мама не защитила чужака.
Эльга тут же собрала свои немногие вещи и ушла прочь из особняка. Её никто не останавливал.
Стояла тихая тёплая осень. Рыжие и жёлтые листья устилали тротуары. Пахло дымом — как всегда по осени, горела тайга.
Эльга шла и шла. Пора было возвращаться в райцентр. Поближе к своему бывшему дому.
И к Озеру.
Она знала, что в соцприюте поворчат, но выделят ей комнату. И оформят на работу, хотя бы библиотекарем, чтоб она могла спокойно уйти в декрет. Все там — от директора Ивана Филипповича до нянечки Ксюши — знали, что Эльга — терпеливая и работящая.
Больше никто ничего о ней не знал, да ей это было и не нужно.
Потом можно будет восстановиться в училище, снова устроиться на работу — теперь уже в городе, и поступить куда-нибудь заочно.
Но всегда возвращаться к Озеру.
Она коснулась пальцами раковины на груди, а потом положила ладонь на живот.
Мальчик родится в мае. Она точно знала, когда, и точно знала, что это будет мальчик. И знала, как она его назовёт.
Банга.
Когда настанет его время, он вынырнет из Озера с раковиной в руке, как она, Эльга, и как его отец.
Но, в отличие от своего отца, он будет неуязвим для злых людей и зверей.
Потому что он был её крови. Был своим для Сангия-мама.
Эльга коротко и судорожно вздохнула. Рыжие листья на тротуаре, и стёкла витрин, и светофоры — всё на миг расплылось у неё перед глазами. Она крепко сжала кулаки, закусила губу и так постояла несколько минут.
А потом пошла дальше — на автовокзал.
Озеро ждало её.
И её сына.

29 мая 2013 г.