Слава Быков – легионер (глава из романа «Игра вслепую»)
Воздушно-десантные войска предстали перед Славой в облике старшины по фамилии Подсапун. Гигантских размеров дядька в голубой беретке и майке в полосочку, осмотрев молодое поколение, призванное голубыми молниями обрушиваться на противника с небес, смачно плюнул, матерно выругался и оптимистично заявил: «Ниче, я, бля, из вас, бля, сделаю, на хрен…». Что именно он из них сделает, в ту первую их встречу призванные «голубые береты» не поняли, но насторожились, и, как показало время, не напрасно. Утром свежеобритых призывников выгнали на покрытый серебряным инеем плац, где дрожащим от холода мальчикам заявили, что теперь эта экзекуция под названием «утренняя зарядка» будет неотъемлемой частью их боевых буден. И чтобы они привыкали к оригинальной форме одежды – «голый торс», потому как теперь данная форма одежды будет способствовать их возмужанию, а следовательно, распространяется на все сезоны календарного года. Впоследствии на глазах мужающие рядовые убедились, что это была не шутка, и их накачанные торсы с легкостью встречали тридцатиградусный мороз и, вопреки всему здравоохранению СССР, пневмония не вселялась в тела ВДВ-шников.
После зарядки старшина Подсапун устроил новобранцам пятикилометровый кросс. Добежав до какой-то стройки народного хозяйства, он остановил выдохшуюся толпу и велел каждому из них взять по три кирпича. Ничему уже не удивляющиеся десантники безропотно подчинились и притаранили груду кирпичей в расположение части. Каково же было их удивление, когда старшина велел им обшить каждый принесенный ими кирпич плотной тканью и подписать соответственно: «взъеб один», «взъеб два», «взъеб три». И только двух здоровенных парней, которых старшина тут же назначил пулеметчиками, он освободил от этого рукоделия, выдав им по паре блинов от штанги.
Смысл этой кирпичной операции был прост, как все гениальное. Каждый день после зарядки будущие «машины смерти» должны были водрузить на свой голый торс вещмешки с заветными, любовно обшитыми кирпичами. Первую неделю, соответственно, в вещмешках болтался одинокий «взъеб один», далее к нему присоединился «взъеб два» и «взъеб три». Пулеметчики же довольствовались запчастями от штанги. Как ни парадоксально, но никто из призванных на защиту Родины не помер, а наоборот, открыл в себе доселе скрытые резервы и немало улучшил свою физическую форму.
Будущие десантники постигали военную науку не спеша, во всяком случае, оружие им долго не выдавали. Турник, брусья, серый асфальт, на который так часто ронял их старшина, обучая рукопашному бою, стали для них родными. Служить было несложно, главное требование - отключить мозг, у кого он был, и тупо выполнять команды. Приветствовались скорость и беспрекословность, остальные качества необходимо было спрятать и хранить до надлежащего указания старшины.
В армии все было не так, как на гражданке. Например, о том, чтобы есть, не торопясь, тщательно прожевывая пищу, пришлось забыть раз и навсегда. Показателен метод, которым пользовался старшина, чтобы ускорить прием пищи. Пока он выковыривал из тарелки со вторым блюдом мясо, подопечные десантники должны были поглотить первое, второе и третье, потому как по окончании своей трапезы старшина громогласно объявлял: «Команда «воздух»!», - и мирно кушающие бойцы обязаны были, заслышав команду, поднять тарелки над головой донышком кверху, при этом содержимое тарелок по закону всемирного тяготения падало на их головы. Такой убедительный прием действовал гораздо лучше придуманного Владимиром Ильичом Лениным «Общества чистых тарелок».
Слава, добрый домашний мальчик, по зрелому размышлению должен был загнуться от такой жизни, но не загнулся. Методы воспитания десантников из сопливых школьников были столь стремительны и беспрекословны, что на хандру просто не оставалось времени. Тонкие музыкальные пальцы Славика уверенно сжимались в кулак, который, в свою очередь, с легкостью разбивал красные прямоугольники кирпичей. Длинные и худые руки стали толще, и на них явственно прочитывались мышцы, именуемые в народе не иначе как «банка». Да, интеллект Славы не развивался, но о деградации не могло быть и речи. К невероятной радости новобранцев им наконец-то выдали «калаши», но уже через месяц и Слава, и его товарищи смотреть не могли на вожделенное ими раньше оружие. Постоянная сборка-разборка АКМ, стрельбы и марш-броски с полным боезапасом за спиной напрочь уничтожили весь романтизм автоматов, превратив их в весьма неудобные килограммы, намертво приросшие к телу, и не более того.
За полгода Слава многому научился: стрелять, кидать гранату, метать ножи и саперную лопату, но главное – он покорил воздушный океан под куполом своего белоснежного парашюта. Славе казалось, что это событие навсегда врежется в его память, будет покрыто дымкой романтизма и принесет с собой целую гамму новых, доселе неведомых ощущений, но в армии умеют плюнуть в душу поэта. Под отборный мат старшины Славу выпнули под зад из самолета, как и всех остальных, и моментально раскрывшийся купол исключил возможность свободного падения, о котором грезил Слава. Кроме того, при приземлении он не смог сразу погасить парашют, и его долго тащило мордой по камням, так что впечатления от первого прыжка остались самые негативные.
Когда все вооружение Советской Армии, способное стрелять, летать и ездить было досконально изучено, отцы-командиры провели короткую, но полную большевистского задора политинформацию. Бойцы узнали о том, что империалисты только и ждут, как вторгнуться в священные просторы СССР и превратить цветущий социализм в ненавистный человечеству капитализм. Узнали они и о том, что советская армия готова к их наглым выходкам, но на всякий случай им нужно изучить оружие врага. После пламенной речи десантники на месяц погрузились в тайны арсеналов предполагаемых противников.
Мог ли провинциальный паренек предположить, что в Советской Армии ему придется вдоволь настреляться из оружия проклятых буржуинов? М-16, УЗИ и прочие НАТОвские и азиатские стволы прошли через мозолистые Славины руки. Именно тогда Слава почувствовал какую-то связь с этими стреляющими механизмами. Изголодавшийся по работе мозг впился мертвой хваткой в мудреные схемы автоматов и винтовок, которыми предполагалось порабощать непреклонный советский народ. Справедливости ради нужно было отметить, что ничего практичнее, чем «Калашников», человечество еще не изобрело, но знать и владеть оружием противника…. В этом был особый шарм, и Слава откровенно ловил кайф, стреляя с двух рук из израильских УЗИ, плюющихся пулями куда бог пошлет, или с закрытыми глазами разбирая и собирая «Беретта» – огромный тяжеленный пистолет, пугающий одним своим размером.
Мудрые отцы-командиры заметили в юном бойце этакие полезные склонности к стрелковому оружию и сделали из него инструктора. Военная карьера Славы складывалась удачно. В то время, как его однопризывники разбивали об свою голову бутылки, он ломал голову над переводами с английского инструкций к новым видам вооружения. Нельзя сказать, что Славе нравилось корпеть над бумажками: он привык доходить до всего сам, так сказать, методом научного тыка. В конечном итоге эта самоуверенность и привычка познавать все на практике и сыграли трагическую роль в судьбе Славы.
Все началось с того, что один весьма ушлый новобранец, будучи дежурным по оружейной комнате, мучаясь от безделья, решил побаловаться с новинкой отечественной оборонной промышленности, существующей в единичных экземплярах и отправленной в войска для испытаний и доработки. Массивный деревянный ящик уже больше года пылился в оружейке одной из рот десантного полка. В его чреве любовно запакованные лежали – длинная трубка, около десяти сантиметров в диаметре, массивная тренога с тяжелющей плитой, вроде минометной, пара наушников, три диковинных, ни на что не похожих снаряда и подробная инструкция от производителя. Молодой десантник решил примерить снаряд к трубке ствола, и к его немалому удивлению, едва он вставил хвостовую часть заряда в указанное стрелкой место, в нем что-то треснуло, и он намертво засел в стволе. Пренебрегая всеми правилами безопасности, паренек в течение четырех часов пытался достать снаряд из ствола, и лишь когда закончилось его дежурство, ему пришлось сдаться на милость командира роты, молодого лейтенанта, только-только окончившего военное училище. Тот еще пару часов пытался вынуть снаряд из орудия. Глубокой ночью решено было послать за инструктором, то есть за Славой. Заспанный Слава быстро и по-военному оценил ситуацию и, глянув одним глазом в инструкцию, выяснил, что данное чудо военной техники именуется не иначе как «Василек». Оценив юмор изобретателей, Слава продолжил беглое изучение инструкции, в которой говорилось о том, что единожды засунутый в ствол снаряд не может быть вынут из него, кроме как с помощью выстрела. Далее по тексту шло объяснение о том, что в хвостовике снаряда находится специальная стеклянная часть, которая разбивается и намертво фиксирует снаряд в стволе, что, собственно, и произошло. Кроме того, мудрые оружейники предупреждали, что не гоже оставлять снаряд в стволе более, чем на восемь часов. А так как из отпущенных восьми прошло уже шесть, Слава отбросил инструкцию и, найдя на «Васильке» гашетку «пуск», поспешил на полигон.
В черной тишине летней душной ночи при тусклом свете Луны к полигону, находившемуся в пяти километрах от полка, двигались трое. Первым шел виновник этой ночной прогулки – любопытный рядовой, на плечах которого лежал ствол, уже заряженный им же собственноручно. Следом за ним шел лейтенант, проклинающий все на свете и время от времени подпинывающий своего нерадивого подчиненного под зад. Замыкал весьма странную пешую колонну Слава, беспрерывно зевающий и мечтающий поскорее пальнуть из этого чертового «Василька» и лечь спать.
Когда троица достигла полигона, измученный тяжелой ношей рядовой передал ее инструктору. Слава, конечно же, мог привязать к гашетке проволочку и дернуть ее из окопа, запустив заряд в черное безмолвное небо, но самоуверенность и любопытство заставили его сделать весьма необдуманные шаги. Углядев в пятидесяти метрах танк - списанную, давно уже не стреляющую машину, в которую десантники кидали металлические болванки учебных гранат - Слава не удержался и, вскинув «Василька» себе на плечо вроде фауст-патрона, быстро прицелился и нажал на спуск. Когда Слава очнулся, в его голове играла целая симфония шумов, напоминающих то звук прибоя, то тревожный вой паровозного гудка. Из ушей и носа тонкой струйкой сочилась липкая кровь, впереди ярким факелом горел танк, а сзади лежали не подающие признаков жизни попутчики с обгорелыми дочерна рожами. Спотыкаясь, падая, блюя в придорожные кусты, Слава доковылял до своей части, а через двадцать минут в нее привезли и двух остальных пострадавших от ночных стрельб. Вся троица получила сильную контузию, но лейтенант и рядовой, стоявшие в метре сзади Славы, в момент выстрела еще и поджарились, попав под
