найденным полотенцем, предвкушая долгожданный сон. Скоро стало тепло, а из зеркала на него смотрела радостная мальчишеская физиономия, и морщины куда-то подевались. «Ещё живём!» Грязные забрызганные кальсоны надевать не хотелось. Вилли снял с вешалки большое банное полотенце и, обмотав им бёдра, пошёл босиком устраиваться на сон.
В полусумраке плотно зашторенной гостиной он добрался до дивана, с отвращением отбросил подальше сапоги с носками, умиротворённо вытянулся на холодящей мягкой поверхности и закрыл глаза. Успел ещё подумать, что нужно попросить Эльзу, чтобы она разбудила его через час, поскольку приход русских был вполне реален, и к нему надо бы подготовиться, но не хотелось думать ни об этом, ни о чём-либо вообще. Всё поплыло, и он заснул.
-14-
Проснулся гауптштурмфюрер оттого, что никак не мог оттолкнуть навалившегося на него убитого им немца-пехотинца в кабинете дома-крепости. Тело убитого нестерпимо давило, а мёртвые глаза, всё увеличиваясь и расширяясь, приближались к глазам Вилли, а он всё пытался закричать, но не мог и проснулся. На него близко и спокойно глядели голубые глаза Эльзы, а сама она лежала на Вилли, положив прохладные ладони ему на лоб.
- Попался? Ты так дёргался, мычал и вертел головой, что можно было подумать, что тебя уже изловили русские. А это я. Будем мириться?
И тут он увидел её голые груди, которые упирались в его голую грудь, и почувствовал, как тепло и приятно там, где прикасались соски. Осторожно поднял руки, легко и нежно положил их на её спину и медленно повёл ладонями по гладкой прохладной коже к ягодицам. Она была голой! И он – тоже! Его набедренное полотенце было откинуто, и он разом почувствовал давящую теплоту её тела. В висках застучало, краска прилила к лицу. Вернув руки на спину Эльзы, он слегка прижал её к себе, и она, ощутив взаимность, взяла его голову обеими руками и прильнула к его губам, теснее прижимаясь то грудью, то бёдрами. Вилли опалило её жаркое прерывистое дыхание со сладковатым запахом джина, он медленно и осторожно перевернул её под себя, и они, помогая друг другу, отдались желанной близости, не торопя её завершение. Закончив, Вилли попытался встать, Эльза остановила:
- Подожди. Полежи немного так.
Он оперся локтями, давая свободу её груди, Эльза глубоко вздохнула, открыла глаза, притянула его к себе, крепко и звучно поцеловала в благодарность и только тогда разрешила:
- Вставай.
Они поочерёдно голышом сходили в ванную и привели себя в порядок. В ожидании Эльзы Вилли принёс из её комнаты подушки, одеяло и бутылку её любимого джина. Опять очень хотелось есть. Он сбегал на кухню и захватил оттуда бокалы, вилки и оставшуюся в керамическом бочонке колбасу в смальце. Трусцой прибежала Эльза из ванны.
- Хо-о-лод-но…
Увидела бутылку.
-О-о-о! Погреемся! Ты мне всё больше и больше нравишься.
Не одеваясь, залезли под одеяло, сели, опершись спинами на подушки и уместив между собой бочонок. Вилли разлил джин по бокалам, бутылку с остатками поставил на спинку дивана.
- За наше здоровье! – опять не придумал он ничего лучшего.
- Только так! За самое главное, мой генерал, - согласилась Эльза.
Он поморщился при упоминании о генерале, она заметила, притянула одной рукой его голову к себе, поцеловала.
- Перестань. Живём сегодня!
Выпили и дружно заработали вилками и зубами, весело глядя друг на друга, похохатывая, обнявшись, тесно прижимаясь друг к другу боками так, что ему пришлось есть левой рукой. Потом она ещё выпила, а он только пригубил, потом ещё, и вскоре оба осоловели и от любви, и от еды, и от джина. Опять потянуло в сон. Вилли собрал всё с дивана, отнёс на стол, уложил подушки, потом Эльзу, и сам спрятался к ней под одеяло, ощутив разжигающее тепло её грудей и живота, запах пота. Снова возникло обоюдное желание, и снова им обоим было хорошо, потому что оказались они бережливыми друг к другу. И сразу же уснули, как провалились.
-15-
Проснулся Вилли от тишины. Он сразу даже и не понял, а потом удивился, насторожился и долго размышлял, почему она. Неужели войне – конец?! Вряд ли так сразу. Возможно, только здесь. Осторожно высвободил руку из-под головы Эльзы, подошёл к окну, слегка отодвинул штору и сбоку выглянул в окно. Всё ещё был день, всё ещё было пустынно, но теперь и тихо. На цыпочках, стараясь не шуметь, вернулся к дивану, пошевелил свою неожиданную любовь за плечо:
- Эльза! Эльза! Ты слышишь? Кажется, война кончилась.
Она недовольно, с ворчанием, пошевелилась, потянулась, высвобождая красивые руки, потом снова зябко спрятала их под одеяло. Повернулась на бок, свернулась калачиком, откликнулась, наконец:
- Мы победили? Давай спать. Я хочу спать.
- Эльза, да проснись же ты! Тихо вокруг. Не стреляют. Войны нет больше.
Она открыла затуманенные то ли сном, то ли алкоголем глаза, подумала, потом с усилием приподняла туловище и уселась на диване под одеялом, прислонившись к спинке.
- Ну, что ты разорался? Война, война… даже как будто рад, а ещё крестник фюрера.
Вилли и сам не сразу понял, что обрадован окончанию войны, а значит, и поражению рейха, и беспорядочно пытался разобраться в своих чувствах.
- Ну и пусть мы проиграли. Ясно, что это должно было случиться. И чем скорее, тем лучше.
- Ну да, чтобы тебе остаться живым. Все вы, защитнички, давно стали так думать, потому и обкакались.
Она нащупала сзади себя на спинке дивана бутылку и бокал, налила немного джина, выпила. Вилли же обиделся.
- Да нет. Ты не права. Я даже искал смерти. От стыда, от бессилия, от гнусного чувства всеобщего предательства и разуверенности. Но Всевышний распорядился иначе: он сохранил меня и дал понять всю пагубность моей гордыни и зазнайства. Больше я не хочу убивать, не хочу быть убитым, не хочу, чтобы вообще кого-либо убивали. Войне – конец, конец – убийствам, поэтому, наверное, и радуюсь.
Пьяная Эльза слабо воспринимала простую философию партнёра.
- Чего тогда тянешь? Наливай, и выпьем за нашу с тобой победу, и пусть будет тошно и Гитлеру, и Сталину. Давай жить! Для нас с тобой война кончилась ещё вчера: ты победил, я капитулировала, - она пьяно захохотала. – Выпьем за моё поражение и твою победу!
Вилли неприязненно посмотрел на неё, на расплывшиеся от джина черты лица и отвисшую нижнюю губу, на мутные глаза и растрёпанные волосы, на некрасивую позу Будды, потом вспомнил, что её неминуемо ждёт, и… пожалел.
- Давай, моя радость! Пусть в этом мире нас будет только двое.
Бутылка опустела, пришлось сходить в спальню за новой, распечатал, присел на диван к Эльзе, разлил. Они торжественно чокнулись, улыбаясь друг другу, и выпили. Он пригладил её волосы, она прижалась к его ладони, затихла в задумчивости, тоже, наверное, пришли мысли о неясном и противном будущем, всхлипнула, но сдержалась, отстранилась от него.
- Слушай, заведи патефон. Знаешь, где он? Прогоним тоску! Хочу веселиться!
Гауптштурмфюрер тоже обрадовался возможности подогреть остывающую атмосферу, снова уйти от проклятых мыслей о будущем. Он быстро встал и пошлёпал к столику в затемнённом углу комнаты, где стояли приёмник и патефон. Открыл и завёл его, наощупь вынул одну из пластинок, поставил на диск и опустил иглу мембраны. Она громко зашипела, а потом комната наполнилась плавающими звуками аргентинского танго. Вилли подошёл к Эльзе, пришлёпнул голыми пятками, склонил голову в приглашающем поклоне и подал руку. Она протянула свою, откинула одеяло, поднялась к нему. Оба по-прежнему были голыми, но уже не обращали на это внимания, и снова пьяными. Тесно прижавшись, медленно задвигались в такт музыке, ни о чём не думая, бережно удерживая друг друга. Эльза положила голову ему на плечо, закрыла глаза, и оба плыли в небытии. Жалко, что оно быстро кончилось, вместе с последними аккордами гитар и шипением соскользнувшей иглы.
- Поставь на обороте. Что там? Я уже не помню.
Он перевернул пластинку, вновь вернул иглу на диск, и пока подкручивал пружину, в комнату ворвался зажигательный неудержимый ритм «Кукарачи». Вернувшись от патефона к Эльзе, он застал её в конвульсивных немыслимых движениях, вздёргиваниях ног и рук, извивах, полуприседаниях с одновременными передвижениями и цепляниями ногами за ковёр, и всё это в такт быстрой музыке, с бесшабашной радостью на лице от диких свободных движений. Волосы закрыли её лицо, и она их не убирала, груди мотались из стороны в сторону и вверх и вниз, вот-вот оторвутся. Приседая, она делала круговые движения задом, поднимала руки и улыбалась, сияя своими уже блестящими синими глазами. Она была очень красивой, и Вилли не мог не поддаться обаянию танцовщицы и ритму музыки и тоже стал выделывать угловатые «па», резко контрастируя с её быстрыми, но плавными движениями и перемещениями. Ему просто хотелось попрыгать, он всё делал скачками, безуспешно стараясь повторять за ней её движения, не успевая за ритмом, срываясь на вольные физкультурные упражнения. Всё равно было весело, радостно и… тоже кончилось. Обессиленные, они рухнули на диван, тяжело дыша и смеясь от пережитой кратковременной радости, и он не мог не поцеловать её, что и сделал к большому обоюдному удовольствию. Эльза, всё ещё не остывшая от собственного артистического вдохновения и успеха, и Вилли, возбуждённый красотой её танца и своей раскрепощающей дикой пляской, снова стали очень близкими и нужными друг другу.
- Ты – богиня! Я в восторге от тебя! – прерывающимся от недостатка воздуха голосом похвалил он её.
- Надеюсь, - засмеялась она довольно, - я заслужила хотя бы глоток джина? У меня во рту всё пересохло.
Вилли вскочил, наполнил бокалы, подал ей, и они выпили, он – стоя, она – сидя, глядя с любовью друг на друга. Потом он отнёс бутылку и бокалы на стол и вернулся. Её грудь всё ещё часто и высоко поднималась, руки были раскинуты по спинке дивана, губы приоткрыты и влажны от джина, и в нём вдруг возникло неистовое желание. Он повалил и овладел ею, торопясь, будто в первый раз. Она не сопротивлялась, но и не отвечала взаимностью, а когда он неуклюже и стыдливо сполз, потрепала по голове и сказала:
- Не надо больше. Я устала. Хорошо?
Вилли понял, что был свиньёй, незаслуженно обидел её, и не знал, как загладить вину.
- Прости. Я не знаю, как это случилось, не мог удержаться, прости.
- Не казнись, я тоже виновата, - простила она. – Хорошо бы чего-либо поесть. Ты не находишь?
Гауптштурмфюрер с готовностью сорвался с места, побежал на кухню, суетливо разбрасывая банки в шкафу, поискал что-нибудь вкусненькое, но ничего такого не обнаружил, вскрыл тогда шпроты и снова ветчину, захватил галеты, сок и побежал, перепрыгивая через ступеньки, наверх к ней, в гостиную. Эльза лежала под одеялом и молча ждала, когда он разложит еду рядом с ней на диване, сам усядется, обнаружит, что нечем есть, снова сбегает на кухню за вилками, вернётся, спросит чуть дрогнувшим голосом:
- Налить.
- Угу.
Она приподнялась на локте, стараясь, чтобы одеяло не спадало с груди. Молча выпили, сосредоточенно поели, потом Эльза опять улеглась, накрывшись одеялом, и закрыла глаза. Вилли убрал с дивана остатки еды, смахнул крошки, поправил на ней одеяло, укутав ноги и подоткнув с боков, поцеловал в щеку, посидел рядом, положив руку на её плечо.
- Ты – всё равно хороший, - успокоила она его. – Ты всегда мне нравился. Я часто
