заложенными в души, жили в согласии с природой, беря от неё столько, сколько нужно было для существования, уничтожая при этом её слабые элементы.
- А когда не удавалось урвать у природы, ели друг друга, - лукаво добавила экспедиторша, начавшая уставать от бесконечной, запутанной и скучной философии шофёра.
Но его уже нельзя было ничем остановить.
- Ели побеждённых, а значит – слабых, обновляя природу. И это тоже инстинкт, и неплохой.
- Смотря, с какой стороны оценивать.
- К несчастию, впоследствии развившийся разум подчинил человеческую душу, заглушая полезные инстинкты, и царь природы превратился в элементарного грабителя в собственном дому, беря у природы всё больше и больше сверх необходимого, меняя, усложняя, увеличивая и потакая разрастающимся соблазнам. Современные людишки перестали жить в гармонии с природой, перестали ощущать себя частью её, превратились в сознательных разрушителей.
- Не ждать милостей от природы, а взять их у неё – наша задача, - бодро пробормотала Травиата Адамовна.
- И взяли без отдачи уже так много, что никакими силами не восстановить. Природное равновесие благодаря человеку катастрофически разрушается. Одних лесов вырублено на планете почти три четверти, испорчены практически все реки и озёра с питьевой водой, воздух отравлен бензиновыми парами, ядовитыми дымами бесчисленных заводских труб и химическими газами, и так далее, и так далее. Причём, разрушение идёт сознательно, с полным пониманием того, что рушится основа жизни, что, уничтожая природу, мы уничтожаем и себя сегодняшних, сокращая время своей жизни, не говоря уже о будущих поколениях. Над всем возобладал гипертрофированный разум, родивший такой же гипертрофированный эгоизм с всеобщим лозунгом: «После меня хоть потоп!». Человек методически уничтожает себя соблазнами. Вот мы и додумались до смысла жизни человечества.
- Слава богу! – искренне обрадовалась невольная слушательница. – Осталось только мне, недотёпе, понять, в чём смысл моего существования.
Владимир не принял иронии аудитории. Он был в эйфории от представившейся вдруг возможности попрактиковать обленившийся ум и не собирался потакать пленённой слушательнице. Усталости как не бывало, ненастная погода не тревожила, скверная дорога не беспокоила, не остановило бы даже и то, если бы вдруг экспедиторша исчезла.
- Что ж тут непонятного: люди со своим разумом созданы для уничтожения природы, чем и занимаются усердно, а заодно – и для самоуничтожения. В этом смысл нашего появления и существования.
- Ну, уж нет! Я самоубийством не кончусь.
- Откуда вы знаете?
- Знаю. Я ещё и некоторых «хилософов» переживу.
- Дай-то бог!
Где-то вдали явственно громыхнуло, подул порывистый ветер, по ветровому стеклу побежали диагональные струи, сыпануло горохом по крыше кабины и звонкими щелчками по стёклам – похоже, нудный дождь сменила гроза с градом.
- Ты в бога веришь?
- Не так, чтобы очень.
- А зря. Слышишь, он недоволен.
Всевышний, и впрямь, чертыхнулся, обозлённый неудачным экспериментом. Мало того, что подопытный не хочет менять душу и адаптироваться к новым житейским условиям, так ещё и посягает на его привилегии. Пора бы снова одёрнуть.
- Лет сто назад был такой доктор Мальтус…
- Судя по фамилии – не наш, значит, враг, - предположила Травиата Адамовна, ещё не услышав, о чём пойдёт речь.
- …Он вывел закон абсолютного перенаселения, согласно которому средства к существованию в мире увеличиваются в арифметической прогрессии, а население – в геометрической. Он думал, что мы вымрем оттого, что нам нечего будет есть.
- Умный дядька, - похвалила экспедиторша того, кому не хотела верить.
- Он жестоко ошибался, сравнивая нас с безобидными животными, не учёл, что человек, в отличие от них, наделён разумом, который с лихвой заменит голод. Не зря говорят, что это подарок дьявола, тогда как душа – творение бога. – Владимир усмехнулся и хитро посмотрел на спутницу в предвкушении её реакции на заготовленный неожиданный вывод. – Но самое интересное не в этом, а в том, что изначально заложенные в человеках губительные и самогубительные функции оправданы и имеют, в конечном счёте, прогрессивный, революционный смысл.
- Вот те на! – удивилась, как он и ожидал, Травиата Адамовна. – Начал за упокой, а кончаешь за здравие. Давай, не томи, выкладывай, что ещё выдумал.
Владимиру было легко и весело: он нашёл, что искал.
- Я же говорил, что в природе всё просто, если разобраться. Так и с нами: уничтожая и самоуничтожаясь, мы обновляем её, не давая застаиваться. С нашей гибелью жизнь не кончится. В обновлённой, отдохнувшей и вновь буйно расцвётшей природе возникнут новые люди и тоже с заложенными в них генами самоуничтожения, и будет новый, не последний, земной цикл жизни, как был, вероятно, не один до нас. Так будет вечно, пока светит и греет солнце и пока есть вода на Земле.
Он замолчал, давая соседке возможность переварить услышанное.
- Да, неприглядную роль ты выделил человечеству, - задумчиво протянула она. – После такого невольно задумаешься: а есть ли смысл жить?
Погромыхивало всё чаще, и дождь припустил обильнее, очевидно, заканчивался, но града больше не было. Стало даже светлее. Вероятно, Всевышний стал развеивать тучи, чтобы не потерять из виду наглецов.
- Придётся, - успокоил расстроенную спутницу теоретик человекологии, - наш сегодняшний разум ещё недостаточно разбух, чтобы мы добровольно отказались от жизни. Он пока не сумел напрочь задавить главнейшие жизнеобеспечивающие инстинкты, такие, например, как инстинкт продолжения рода и инстинкт самосохранения, хотя и они уже не те, что были у древних или есть у отставших на пути к цивилизации южных народов Америки, Африки и Азии.
- Ура! Ещё поживём! – возрадовалась Травиата Адамовна, с надеждой посмотрев на проясняющееся небо, и, в предвкушении подаренной жизни и хорошей погоды, закурила, заполнив кабину горьким беломорским дымом так, что Владимиру пришлось приоткрыть щель в своём окне.
- Наиважнейший, конечно, первый. Пока он обеспечивает незначительный, но, всё же, прирост населения во всех странах, значительно отступающий от геометрической прогрессии.
- Да, если бы не вы, мужики-хлюпики, со своими водкой и войнами, мы, женщины, выдали бы любую прогрессию.
- К сожалению, это не так, - возразил пессимист, не поддавшись на эйфорию противоположного оптимистического рода человеческого. – Женщины, вкусив благ и развлечений современного мира, тоже не хотят тратить время на длительную беременность, болезненные роды и утомительное выращивание потомства. А многие уже и не в физическом состоянии это сделать.
«Обо мне! Как в воду глядит, паршивец!»
- Кстати, Гитлер с начала войны приказал всем женщинам рейха не отказывать военным, обещав позаботиться о внебрачных детях, но они в большинстве своём под всякими уловками саботировали распоряжение фюрера, хотя это грозило концлагерем. Так что, вина в замедлении деторождения – обоюдная.
- Было бы, чем кормить и во что одевать, были бы и дети, - не сдавалась женщина.
Владимир усмехнулся наивной практичности соседки. Ему легко думалось и говорилось. Он давно заметил, что женщины любят слушать и хорошо слушают, не то, что мужики, которые слышат только себя.
- Я как-то читал про опыт с мышами. Их кормили до отвала, и они безотказно плодились, пока в какой-то момент не только сбавили темпы, но и вообще, вопреки закону доктора Мальтуса, прекратили размножаться, несмотря на обилие корма.
- Тесно, наверное, стало, - предположила Травиата Адамовна. – Кто ж будет плодиться в однокомнатной квартире?
- Может быть, так, а может быть, и не только поэтому. Просто природа вмешалась в нарушенное критическое равновесие, включив неизвестные нам механизмы регуляции. Сработал мозговой тормоз, и мыши, не обременённые деторождением, зажили в своё удовольствие.
- Вот бы мужикам такой стоп-механизм против пьянства.
- Пьянство тоже необходимо для самоуничтожения. Умные и разумные гробят себя водкой и вином ещё больше, причём, зная, что она – яд для здоровья и, особенно, для мозга. Почему? Потому что любой наркотик прописан природой человеку для самоуничтожения. Разум, обольщённый соблазнами жизни и опьянённый наркотиками, приказывает не тратить драгоценного времени на долгое размножение. Сегодня редко можно встретить в цивилизованных странах многодетные семьи, редко у какой пары подрастает два-три наследника, а это уже грань для воспроизводства и резкое замедление темпов роста населения. Когда-то и, наверное, очень скоро оно начнёт сокращаться, пока сокращение не превратится в обвал. Детей не хотят, не могут заиметь, да и не видят в них выгоды.
- Дорассуждался! – попеняла та, которая очень хотела родить дочь. – Дети рождаются не для выгоды, а от любви, хромому известно, не заводской конвейер. Сразу чувствуется, что никогда не любил, несчастный и ущербный. Полюбишь – по-другому запоёшь!
- Вряд ли, - не согласился твёрдый сторонник разумного деторождения. – Невыгодно потому, что затраты на их роды и выращивание…
- Противно слушать!
- …не оправдывают ни материальных, ни духовных затрат. Раньше, когда человек был занят ручным трудом и, в основном, в феодальном хозяйстве, лишних рук не было, и лишний рот с лихвой оправдывался работой. В наш же индустриальный век у семьи появились более надёжные и неприхотливые механические помощники, и отпала необходимость больших семей. Человек через индустриализацию и механизацию, созданных его разумом, сам ограничил своё размножение, способствуя тем самым самоуничтожению.
- Ты-то собираешься детей заводить? Или, может, уже есть на стороне? – исподволь попыталась узнать хитрая женщина.
- Есть приёмный сын, - сердце на миг сжалось от гнетущей утраты, но он пересилил боль, улыбнулся. – Вы же сами говорите, что они появляются от любви, а я пока её не встретил.
«Это хорошо», - почему-то подумала она и даже порозовела от неожиданной мысли.
- Ещё успеешь. Сколько тебе? Двадцать два – двадцать три?
- Двадцать пять.
«Ого! Не столь уж и большая между нами разница».
- Торопись, - по-женски непоследовательно посоветовала она, - потом расхочется, когда механизмов станет больше, - и добавила о своём, наболевшем: - И жизнь потеряет смысл.
- Всё равно жить будем, даже без смысла: сработает не задавленный до конца инстинкт самосохранения, - продолжил теоретические изыскания Владимир. – Не хочется, а будем.
- Раз надо, значит, будем, - согласилась Травиата Адамовна. – Кстати, ты есть хочешь?
Владимир взглянул на неё непонимающе, сбитый с высокой мысли приземлённым предложением, логично ассоциированным у неё, очевидно, с инстинктом самосохранения.
- Нет. Попозже, - он уже не мог остановиться, не завершив своих логических исследований о смысле жизни человеков. – Инстинкт самосохранения порождает страх – самое сильное чувство всего живого в природе. Ему в той или иной мере подвержены все, даже герои войн. Он заставляет человека не только жить, даже в невыносимых условиях, но и бороться за жизнь, цепляясь за неё в самых безвыходных ситуациях. Страшит неизвестность того, что будет потом, а те, у кого есть опыт, поделиться не могут, и от этого страшнее вдвойне. Да и смерть у каждого своя, особенная, не похожая ни на чью
