нужно искать в социальных условиях завоёванных стран. Влияние религии в них прекратилось задолго до этого, её место заняла теология… Как стало возможным, что безграмотные люди, которые с трудом могли понять очевидные вещи, стали понимать такие головоломки? Кроме того, они были обучены, что от этих доктрин зависит спасение или проклятие человечества. Они считали… что личностная добродетель или порок больше не принимались во внимание, что грех измеряется не плохими делами, а степенью ереси. О чём говорить, если епископы занимались убийствами, отравлениями, супружескими изменами, очковтирательством, дебошами, государственными изменами, гражданской войной; когда патриархи и главнейшие епископы отлучали от церкви и предавали анафеме друг друга в своём приземлённом соперничестве за власть, подкупая евнухов золотом, а куртизанок и женщин из царской семьи – уступками епископской любви, влияя на решения церковных соборов, утверждая, что говорят голосом божьим, посредством тех низменных козней и коварных сговоров, к которым прибегают демагоги на своих переполненных собраниях! Среди легионов монахов, нёсших террор в имперские армии и дебоши в большие города, возникали омерзительные вопли за теологические догмы, но никогда не поднимался голос за интеллектуальную свободу или против нарушения прав человека. При таком положении вещё, что ещё могло быть результатом, кроме как раздражение или безразличие? Конечно же, от людей нельзя было ожидать, что они помогут системе, утратившей всякую власть над их сердцами.
«Поэтому, когда в разгаре вздорящих сект… и анархии бесчисленных спорщиков на весь мир прозвучал грозный боевой клич «бог только один»…, удивительно ли, что гам утих? Удивительно ли, что вся Азия и Африка отступились от веры? В лучшие времена патриотизм очень часто подчинялся религии; в те времена он полностью умер» (J. W. Draper, “HistoryoftheIntellectualDevelopmentofEurope", Vol. I, pp. 33213).
Принцип равенства, проповедуемый последователями Мохаммеда, брал начало в традиционной свободе кочевой жизни аравийских племён. Они все показывали равную смелость в национальном занятии грабежом. Когда это требование скромности старых времён предполагало грандиозные размеры завоеваний, каждый отдельный араб не забывал, что его лошадь может скакать так же быстро и его сабля такая же острая, как у любого другого. Он наравне с другими принимал участие в защите своей пустыни от армий захватчиков – Сесостриса и Гируса, Александра и Дария, Помпея и Аширвана, Птолемея и Траяна. Не менее благородную роль он играл и во время пиров. Но принцип равенства, провозглашённый Исламом, оказался фактором не менее мощным в своем впечатляющим триумфе, чем сабля героя-сарацина. Он резко контрастировал с деспотическими законами, управляющими обществами угнетённых классов и каст Римской, Византийской, Персидской и, позже, Индийской империй. Ислам стоял за свободу и равенство, которые, в сущности, давно были забыты во всех странах выродившейся древней цивилизации.
Великолепное обладание духовным наследием ранних цивилизаций было арабами приумножено, их миссией стало поделиться им с несчастными массами, стонущими под отвратительным правлением этих цивилизаций. Обстоятельства той эпохи были благоприятны для драматического распространения Ислама. Он возник в период интеллектуального и духовного упадка правящих классов во всех древних цивилизациях. Неудовлетворённость социальными условиями упадка, разложения и деспотизма создало в массах народа желание лучшего мира и стремление к нему. Христианство было первым дитём этого революционного духа. Прискорбная победа старого правящего класса, заручившегося поддержкой коррумпированного права распределять бенефиции, превратило христианство в апологета установленного социального порядка. Отцы церкви с лёгкостью забыли, что их пророк проповедовал восстание против римского ига, и стали изображать его кроткой овечкой, блеющей позорное предписание: «кесарю – кесарево» - предписание, попирающее целую традицию еврейской истории, составляющую основу христианства. Идущее на компромисс с правящим классом христианство не могло быть ни чем иным кроме как изменой миссии, положившей начало новому социальному порядку, соразмерной [миссии] со стремлениями эпохи. Оно отказалось вести бедняков на завоевание этого мира и обмануло их миром загробным, изобилующим молоком и мёдом. Вход в небесное царство был позволен только покорным, т. е. тем, кто подчинялся тирании правителей этого мира.
Поражение христианства сделало исторической необходимостью появление более решительной религии. Ислам обещал своим приверженцам не только блаженство блестящего рая. Он также побуждал их завоевать этот мир. Действительно, рай арабского пророка был не более чем идеалом жизни в счастье и наслаждении, которые нужно достичь в этом мире. Мохаммед не только предоставил своему народу платформу национального единства, но и вооружил объединённую арабскую нацию лозунгом восстания, который быстро нашёл отклик у угнетённых и беднейших масс во всех соседних странах.
Причина драматического успеха Ислама была духовной, так же как социальной и политической. Гиббон свидетельствовал по этому важному вопросу: «Более чистая, чем система Зороастра, более либеральная, чем законы Моисея, религия Мохаммеда представлялась менее противоречащей здравому смыслу, чем вероучение таинства и суеверий, которое в 7-м веке дискредитировало простоту евангелия» (“DeclineandFalloftheRomanEmpire").
Кроме того, ещё один историк свидетельствует, что впечатляющий триумф Ислама был скорее обусловлен его принципами освобождения и равенства, чем военной отвагой его ранних приверженцев. «Почти в каждом случае, когда сарацины завоёвывали христианскую нацию, как, к несчастью, показывает история, они были обязаны своим успехом, главным образом, пользе, которую, как считали массы завоёванных народов, они получат от этого прогресса. К стыду большинства христианских правительств, можно убедиться, что их администрация была более деспотичной, чем администрация арабских завоевателей… Жители Сирии радушно принимали последователей Магомета; копты Египта содействовали переходу своей страны под власть арабов; а христиане-берберы помогали завоёвывать Африку. Ненависть правительства Константинополя побудила все эти нации перейти под власть магометан. Вероломство знати и безразличие народа сделали Испанию и юг Франции лёгкой добычей сарацинов» (Finlay, "HistoryoftheByzantineEmpire").
Глава 5. Мохаммед и его учение
Основатель Ислама Мохаммед характеризуется как «человек, оказавший из всех людей наибольшее влияние на человечество» (Draper, "HistoryoftheIntellectualDevelopmentofEurope," Vol. I, p.329). Однако, ничего такого необычного в нём не было, пока он не заявил о чести божественного откровения. Обоснованность того сомнительного утверждения – не более и не менее надуманная, чем в случае других пророков, апостолов и святых всех других религий. Христианское высокомерие называет арабского пророка «самозванцем». Но забывают, что его так назвали вместе с Моисеем и Иисусом. Авторство знаменитой книги, опубликованной анонимно – «3 самозванца», - создавшей сенсацию в Европе к концу средних веков, приписано христианскому королю Фридриху Барбаросса, так же как мусульманскому философу Ибн Рушду [в европейских языках его называют Аверроэсом, отсюда название его учения - аверроизм].
Если Мохаммед и был «самозванцем», он взял на себя эту роль не более осознанно, чем другие, кто проявил себя как орудие, через которое вымысел божественного откровения стал реальностью и нёс убеждения невежественным и суеверным массам. Постигнув идеал национального единства, Мохаммед понимал, что он не может быть принят воюющими арабскими племенами, если не будет подкреплён сверхъестественным одобрением. Народ, пребывающий в состоянии невежества и думающий на языке предвзятых мнений, невозможно было убедить какими-либо другими доводами. Воля второстепенных богов могла быть подавлена только волей более великого всемогущего бога. Защита от гнева первых должна быть найдена в милости последнего. Только вера в абсолютную власть верховного бога могла поднять народ на восстание против тирании целой армии богов племён. Если верховный бога не было, он должен был быть изобретён. Это была цепочка мыслей Мохаммеда. В ней не было жульничества. Разве рационалист Вольтер не выдвинул тот же аргумент более чем через тысячу лет после того, как он снискал расположение у арабского пророка?
Но в последнем случае аргумент был выдвинут в защиту реакции; Вольтер защищал необходимость выдумывания бога, потому что это было единственной гарантией сохранения упадочной системы феодального монархического общества. Во времена же Мохаммеда и при условиях, когда он был выдвинут, аргумент, без сомнений, служил революционной цели. Когда над человеческим разумом господствует вера в сверхъестественное, любая прогрессивная идея должна быть сформулирована на языке этой веры, если она хочет получить поддержку народа. Кроме того, идея одного бога не была изобретением Мохаммеда. Эта идея выросла из социальных условий, описанных в предыдущей главе. Миссия Мохаммеда состояла в том, чтоб открыть подтверждение существования одного бога. А если вы желаете убедить людей, вы должны приводить доказательства только того сорта, который может быть для них убедительным.
Но поиски бога Мохаммедом побуждались не цинизмом, как в случае Вольтера. Это была честная попытка отчасти неграмотного человека, внушённая рвением. В поисках бога, который единственный мог бы спасти арабскую нацию, он удалялся в пустыню и предавался медитации, посту и молитве – тем привычным занятиям, предпринимаемым даже в 20-м веке людьми с предрассудками, ищущими божественного вдохновения. И результат был такой же, каким он обычно бывает в таких случаях.
«Его посещали сверхъестественные призраки, таинственные голоса обращались к нему как к пророку бога; даже камни и деревья присоединялись к перешёптыванью» (Draper, там же). Такие впечатления всегда являются следствием расстройства мозга, которое происходит всякий раз, когда описанная выше деятельность заходит слишком далеко. Навязчивые идеи, какими бы они ни были фантастическими или нереальными, могут показаться принявшими конкретную форму, если мозг сфокусирован на них так, что осознание других ощущений исключается. Научное изучение психологии пророков обнаруживает тот факт, что «вдохновение» или любое другое «религиозное впечатление» является результатом патологического состояния, вызванного случайно или нарочно описанной выше деятельностью.
Мохаммед действовал как все люди его сорта до или после него. Но в его случае был факт, делающий ему честь. Он был очень рассудительный человек, чтоб обмануться теми психопатологическими симптомами, которые принимаются за доказательство духовного величия. Он боялся, что сойдёт с ума, и, возможно, отказался бы от своей миссии, если бы в критический момент к нему на помощь не пришла его проницательная жена. Это была богатая купчиха Хадиджа,
