недоволен тем, что она забежала сюда и тем самым нарушила его уединение. Вероятно, он хотел побыть один. А что, если он вовсе не искал одиночества, а, напротив, кого-то ждал? Что, если у него назначена здесь встреча! Деловая или романтическая? А почему она спрашивает себя об этом? Ей, что, есть до этого дело? Никакого, но почему-то же она радовалась последние дни, вспоминая его слова, его взгляд, запах дорогого одеколона.
Она стояла, не решаясь ни заговорить с ним, не развернуться и уйти. Она просто не могла пошевелиться, словно какая-то тяжесть навалилась на нее, сковав все ее тело неловкостью и ей было бы стыдно двигаться с этой уродливой ношей на плечах. Он просто расхохотался бы над ней, наблюдая ее потуги сделать хотя бы один шаг и не в силах даже правильно оторвать ногу от пола и поставить чуть вперед или назад. Если она сейчас двинется, она просто упадет, шмякнется у него на глазах. И она продолжала стоять.
Сейчас он все это поймет и снова начнет язвить, упиваясь ее слабостью. Через несколько мучительных минут молчания, которые стоили Свете нервов и боли в напряженной шее, Арсений, наконец, сам пошевелился, что для него в отличие от нее, не представляло никакого труда, он как всегда был грациозен, подтянут и красив. Все его движения всегда уверенны, ни одного лишнего действия, ни одного ненужного жеста, продуманная мимика и взвешенные слова, с четко определенными мыслями.
Он направился к девушке, покинув темный угол веранды, откуда созерцал ее смущение долгих три минуты. Приблизившись почти вплотную, он поднял тонкую руку и длинным пальцем пианиста убрал с ее лба мокрые волосы, которые лезли ей в глаза и мешали смотреть на него. Затем достал из кармана безупречно белый платок и аккуратно и не спеша, стараясь не смазать тушь и помаду, стал вытирать ее мокрое лицо. И все это в полной тишине, храня молчание.
- У тебя новый прыщик на виске, - наконец услышала она его голос, - и ты похожа на мокрую курицу, - он откровенно насмехался над ней, не скрывая торжествующей улыбки.
Он понял, что она волнуется, он почувствовал, что она ждет от него каких-то слов, и догадывался, что отнюдь не этих, но не мог удержаться от того, чтобы не сказать это, уж очень она напряжена и нервничает.
Ну неужели он все понял, думала она. Когда он почувствовал в ней перемены? Стоило ей почти переменить свое мнение о нем, как он отказывается от своих нежных слов, от желания обнять и приласкать ее, он словно бросает ей вызов. Точно, она же спичка, ее берегут от сырости лишь для того, чтобы в удачный момент зажечь и, насладившись и воспользовавшись ее работой, отбросить. Сплошной «соловьиный сад». Он не собирается давать ей передышку. Она хочет острых ощущений? Пожалуйста! Как вам сравнение с мокрой курицей?
Он знал, что она ждала от него обычных слов любви, хотя бы комплимента, но вместо этого услышала насмешку. Ее изумление так явно читалось в глазах, она выглядела такой ошарашенной, что он рассмеялся, запрокинув голову, громко и красиво, как делал всё. Он, конечно, был как всегда безупречен. Выбрит, причесан, необыкновенно вкусно пах, Света поймала себя на том, что один этот запах может вскружить ей голову и сделать ее глухой к голосу разума, и дождь не поймал его, не сумев застать врасплох, как ее. Словно никакая стихия не способна поставить его в неловкое положение, сбив с него уверенный вид, лишив его спокойствия и уверенности, как не может ни один человек. Но почему-то вспомнился вечер на мосту в Китайском квартале, когда он дрожал в машине в ожидании встречи с грозным Золотым Китайцем, но и это был страх лишь за нее, ведь он вместо, того чтобы защищаться, пытался обезопасить ее. Выходит, это только она способна захватить его врасплох, увидеть растерянность в его глазах, сбавить тон и осадить его? Но почему же он смеется над ней сейчас? Может, он боится, что она об этом догадается? Он притянул ее за плечи, но почувствовал сопротивление, и если бы он отпустил ее в следующий момент, она просто упала бы назад, но он крепко держал ее и смеялся.
- Ты неподражаема, Света! Ты морщишь нос, когда я говорю тебе о твоей красоте, но также куксишься, когда я говорю тебе правду. Как же мне прикажешь разговаривать с тобой?
- Никак, - буркнула Света. Его руки у себя на спине смущали ее. Она боялась, что он услышит бешеное биение ее сердца. - Вообще не разговаривай со мной.
- Вообще? Да ты что! Неужели ты переживешь такое! Такое охлаждение с моей стороны, такое равнодушие к твоей персоне, и это после того, как я избаловал тебя своим вниманием, - он снова рассмеялся от души. – Только ты способна на такую жестокость.
Похоже, он в отличном расположении духа, но тогда зачем же он был так с ней холоден в самом начале этой неожиданной встречи? Он просто издевается над ней, забавляется, неся всякую чушь и видя, что она ничего не может возразить.
Он продолжил, согнав улыбку с лица так быстро, как мог только он один, и уже было непонятно, искренним ли был его смех, или это сейчас просто напускная серьезность. А он продолжил изменившимся тоном:
- Жизнь без тебя - это настоящий ад, и каждый день я готов проклинать любовь и бога, который ее придумал. Но только когда я думаю о тебе - я и живу. И за это я благодарю моего бога каждое утро, как только открываю глаза.
Света хотела сказать, что ее жизнь тоже превратилась в ад с того самого дня, когда он появился в ее жизни и что в тот миг, когда Кьенг стал инвалидом, она умерла, но почему-то промолчала. Ей снова хотелось закричать на него, ударить и обозвать, желая побольнее его задеть, но что-то помешало ей сделать это, и она не поняла, это из-за его взгляд, или в ней самой что-то оказалось против нее. Его благородная осанка, гордый взгляд и явная печаль в голосе что- то делали с ней сейчас. Неужели она начинает уважать его чувство к ней? Да он просто опять загипнотизировал ее! А он уже шептал ей прямо в губы:
- Я никогда не предполагал, что буду так желать когда-нибудь женщину, и что она будет настолько недоступна, что это станет мучить меня на протяжении долгих месяцев, которые будут складываться в года.
- Но это же ты постоянно мучаешь меня! – воскликнула Света.
- Ну как же ты не можешь понять простую вещь. Мы, парни, приучаем вас, девчонок к этой истине с самого детства: если мы толкаем вас, бьем портфелем и задираем подол – не стоит визжать, реветь, и жаловаться учителям и родителям. Поймите, это просто потому, что вы нам нравитесь. Только и всего. Просто у нас разный менталитет, и разные способы выражения своих эмоций. Ну не может мальчишка в детском возрасте признаться в том, что девчонка ему очень нравится. Так же и во взрослой жизни – мы часто обижаем ту, которая нам дороже всех, потому что боимся отказа, потому что смертельно ревнуем, потому что начинаем ненавидеть ее за ту душевную боль и страх потери, в который она нас повергает, просто так, потому что молода, потому что красива и полна жизни. Вы играете нами, и мы защищаемся от той боли, которая может очень сильно мучить…
- Тебя … однажды предали? Или не ответили на твое чувство? – тихо спросила Света.
- Нет, нет, это не так. Я никогда не влюблялся, ни одна девчонка так и не вскружила мне голову, – он повернул к ней свое бледное лицо с темными сверкающими глазами. – Ты – первая, кто заставила меня пережить те муки ада, которые застилают свет солнца и толкают на … страшные поступки. Ты первая, кто заставил меня страдать и …плакать, кто научил меня вкусу ревности и ненависти. Я такой, каким ты меня знаешь сейчас, потому что я …люблю тебя.
- Я думала, любовь должна вызывать другие чувства.
- Почему?
- Ну разве это не светлое чувство?
- Наивная, - Арсений горько усмехнулся. - Сука-любовь мучает и убивает.
- Но я… я не…, - Света растерялась
- Да, ты не знаешь о таком, - он посмотрел на нее долгим взглядом. - Мне нужно твое понимание, мне нужно твое одобрение, мне нужно твое… прощение. Мне нужно постоянно видеть твои глаза, мне нужно всегда держать тебя за руку, нет, не так, держать тебя в своих руках… - и вдруг его глаза изменились. - Хочу тебя обнимать. Целовать. Всю тебя. Обнаженную.
Света побледнела и отвела глаза.
- Ты никогда не будешь моей, да? – хрипло спросил он упавшим голосом.
Света почувствовала, как тревожно дернулось ее сердце, и только тогда заметила его лицо, медленно надвигающееся на нее. Прекрасное, без изъянов, если не считать большого бледного шрама. На удивление, он придавал Арсению больше шарма и обаяния, нежели казался отталкивающим. Света почувствовала его дыхание и волнующую близость его зовущих губ. Когда они стали ее манить? Как давно это с ней происходит? Минуту, или несколько дней, или месяцев назад это лицо стало ее волновать? То, что она сделала в следующую минуту, заставило ее саму ужаснуться содеянному, но это было сильнее ее. Возможно, во всем виноват дождь, долгий, с пузырями в огромных лужах, пробуждающий все запахи наступающего лета, пряные, пьянящие, головокружительные. Это словно зов плоти, толкнувший ее вперед, чтобы самой завладеть этими губами, прекрасными до щемящей радости.
Но мужчина тут же охладил ее пыл. Конечно, он поцеловал ее, он не мог позволить себе быть с ней неучтивым, и это получился целомудренный поцелуй старшего брата, в нем чувствовалась нежность, но не страсть. Это скорее ласка, а не желание. А она прильнула к нему всем телом, ее руки уже успели зарыться в его густые волосы, пахнущие свежестью и ментолом. Она как рабыня искала расположения своего господина, моля о милости. Его мучительная страсть к ней и неутоленный голод мужчины, который она созерцала уже долгое время, наконец, сломили ее, покорили и захватили в плен. Она больше не могла оставаться одинокой, заброшенной и никому не нужной, она нуждалась в тепле и ласке, нежности и мужской жажде. Она готова была отдаться этому сладостному потоку, которому сопротивлялась так долго, чтобы позволить унести себя к неизвестным берегам неиспытанных еще ощущений.
Он сам отстранил ее. За долю секунды до этого она почувствовала, что сейчас он отодвинет ее, сжав ей руки, отклонив голову, потому что его тело напряглось для этого движения, и сама отпрянула также стремительно, как набросилась на него. И тут она сорвалась с места и выбежала под проливной дождь, ругая себя за то, что не сделала этого сразу, как только увидела этого ужасного человека. Она ощущала жар во всем теле, но это жег стыд от позора и унижения, которое она только что пережила, почувствовав его нежелание продолжать эти нежности.
Да что на нее нашло? Она сошла с ума, а он, он просто негодяй, петь песни про любовь, и при первом же поцелуе от всего откреститься! Словно он ничего к ней не испытывал и ей это все просто приснилось. И почему она не ушла сразу! Тогда она не попала бы в такое глупое, просто идиотское положение. Но почему он с ней так поступил, словно между ними ничего не было? Это было просто игрой? Он не любит быстрые победы? Год, это разве быстро? Год он ходил вокруг нее, говоря о своих чувствах, умоляя ее услышать стук его сердца, поверить в его любовь, и вот теперь она с позором убегает, а он, должно быть, смеется над ней, что она могла поверить всем этим россказням. Какая же она глупая и наивная!
Она, все-таки, оглянулась, отбежав довольно далеко от злополучной
