беседки. Арсений стоял неподвижно и смотрел ей вслед долгим задумчивым взглядом усталого одинокого человека.
Она заводила его, отстаивая свою независимость, демонстрируя ее. Она гордо несла свою недоступность, словно регалию, лишая его сна и покоя. Что ж, она убедилась лишний раз в том, что только это привлекает мужчин: мучительная выстраданная победа. Если бы она стала его, он быстро охладел бы к ней. Это ясно, он это уже показал, он не счел нужным даже притвориться, что рад этой маленькой победе. Он просто не ожидал от нее такой экспансивности и был удивлен ее порывом. Хорошо, этого больше не повторится.
Арсений стоял, провожая ее взглядом. Неужели она ничего не поняла? Он не хочет сиюминутного порыва, он осознал свое чувство, пусть и к ней придет озарение. Не стоит бросаться в его объятия просто от одиночества и усталости, он слишком для этого ее любит. Он готов ждать столько, сколько ей потребуется для того, чтобы понять эту необходимость. Она не должна полюбить его любовь, она должна полюбить его, человека, мужчину, личность, его самого, с его пороками и достоинствами. Он провел рукой по губам, хранящим след от ее поцелуя, и горько улыбнулся. Как она его мучает. Зачем она прикоснулась к нему, почему не оттолкнула, ведь он был готов к этой грубости, а не к объятиям. Теперь ему предстоит долгая ночь без сна, полная воспоминаний о нескольких секундах, когда он вдыхал ее дыхание, когда он прикоснулся к ее коже, когда он почувствовал трепет ее тела, о, как это сладко и как невыносимо. Сука-любовь.
Он вышел под дождь, подняв разгоряченное лицо к небу. Капли дождя хлестали по лицу, стекали по одежде, он провел руками по мокрым волосам. О, только бы она не стала бояться своего нового чувства к нему! Ему не нужна робкая и покорная овечка. Он жаждет ее страсти, ее порывистости, а не смущения и послушания. Он не желает, чтобы любовь оглушила ее, но зажгла, взбудоражила, завела. Он пошел по пустынной аллее к выходу, где до него пробежала девушка, сгорая от стыда, потому что поцеловала человека, который этого вовсе не хотел, и вот он шел, думая об этом сладостном поцелуе, как о самом драгоценном украшении дня.
