После обмена кольцами вместо приглашения к поцелую он произнес назидательную речь о семье, верности и браке. Во время речи он обращался к разным людям в зале, народ смеялся и бурно обсуждал. Как я понял, тут тоже рога наставляют!
После напутствия председателя народ расступился, и новобрачные отправились к выходу. На улице толпа кричала «любо!» и осыпала их рисом. Поездки «по местам боевой славы» не было, сразу пошли к столам, накрытым на поляне среди фруктового сада.
Столы были расставлены традиционно – буквой «П». По правую сторону, рядом с женихом, посадили нас. Машка переживала, что меня с ней снова разлучат, поэтому вцепилась в меня чуть ли не зубами. Но никаких команд не поступило, и она успокоилась. Напротив нас посадили молодых незамужних дивчин, что Машке сильно не понравилось. Она предпочла бы, чтобы напротив нас сидели древние старушенции и такие же древние стариканы.
Местные казачки оказались все симпатичными, но несколько диковатыми и не такими ухоженными, как наши. Девчонки были не промах и, не обращая внимания на наших подруг, стали строить нам глазки и завязывать разговор. Против меня сидела красивая, слегка конопатая, высокая, широкоплечая молодая казачка с длинной темно-русой косой. Она неотрывно смотрела на меня, широко распахнув свои голубые глаза. Машка стала заметно нервничать. По сравнению с селянкой, моя девчонка, развитая во всех отношениях, выглядела, как ребенок.
Машка стала демонстративно прихорашиваться, приставать ко мне с вопросами и просьбами, всячески привлекая мое внимание. Моя девочка зря волновалась, она была красивее, интересней, а главное – ближе и роднее, чем все казачки, вместе взятые. Но я, чтобы Машка особо не зазнавалась, решил немного пофлиртовать. Как только я начал с казачкой разговор, Машка тут же уставилась на меня недовольно-осуждающим взглядом, норовя прожечь во мне дырку, потом, поразмыслив, решила тоже включиться в разговор, но уже со своими целями. Она расплылась в хитрой улыбке и начала.
Казачка, слегка заикаясь от волнения, назвалась Леной. На что Машка сразу прошептала мне в ухо: Лена – сопли до колена! Потом, после нескольких незначащих вопросов, Машка неожиданно спросила:
– Как брюква, уже колосится?
Лена начала сбивчиво объяснять, что брюква не может колоситься, но Машка и так это знала. Она перебила Лену и посыпала вопросами:
– А много чернозема под ногтями? А румяна свеклой рисуете? Какие виды на урожай, жатва уже началась? Овес нынче дорог? А правда, что от трактористов всегда соляркой воняет? А солома сильно в попу на сеновале впивается? А вы зимой лапти плетете? А вы ресницы гуашью красите или сажей? А вместо бигуди вареную морковку используете?
Все, Машку понесло! Мы стали смеяться, что Машка приняла за одобрение своих действий, и стала распаляться все больше и больше. От такого натиска казачка испуганно замолчала, покраснела и села, потупив взгляд. Другие казачки злобно уставились на Машку, и я подумал, что они ей прямо сейчас все космы повыдергивают. Моя тоже почувствовала сгущавшиеся над своей головой тучи, сделала невинное личико и ангельским голоском промолвила:
– Мне же просто интересно, – и, изменив интонацию на обиженную, – что, и спросить нельзя?
От такого поворота дивчины растерялись и не нашлись, что сказать. Машка торжествующе посмотрела на меня, и в ее взгляде читалось: «Милый, это только начало, дальше будет интересней!» Что же ты задумала, моя красавица, тут за такие дела и побить могут! Если тебе это, скорее всего, сойдет с рук, то мне второй раз репозицию костей носа делать не хочется! Да и с прошлой свадьбы, хоть ты и ни при чем, плечо болит, отбиваться одному будет очень тяжело, местные колхозники наверняка, всей толпой на одного. Ладно, посмотрим за дальнейшими делами, а там, при необходимости, вклинюсь.
Пока мы наблюдали за Машкой, то совершенно не смотрели, как там остальная свадьба идет. А шла она скучно. Запинаясь и путая слова, нудно и однообразно поздравляли многочисленные родственники, кумовья, друзья, друзья друзей, соседи друзей, друзья соседей, одноклассники, одногруппники и еще не ясно кто. Тамада с гармошкой, безуспешно пыталась растормошить публику, которая к месту и не к месту кричала «горько», но ни петь, ни плясать упорно не хотела, только ковырялась в тарелках, пила самогонку и громко гутарила о чем-то своем.
Мы обратили на тамаду внимание, когда она давала микрофон невесте и пыталась заставить ее что-то петь! Бедная невеста, она, видимо, никогда не пела на публике, да и не очень-то умела, но не могла отказаться. Ей не помогли ни оркестр, ни подпевавшая тамада, ни ее гармошка. После такого облома тамада растерялась. Но тут к ней пришла светлая мысль – военные! Вот она, палочка-выручалочка. Все знают, все умеют, и девчонки у них свои есть, и если надо, то спляшут и споют. А если у них ничего не получится, то они сами виноваты, а не она!
Почему-то большинство гражданских думает, что в военных училищах курсантов учат вальсировать, петь, рисовать и сочинять стихи! Как будто мы пансион благородных девиц, а не суровая школа жизни! Вот с такими мыслями, тамада подошла к нам и громко объявила:
– А сейчас наши дорогие гости военные хотят исполнить песню «Ты ж меня пидманула!».
Я от неожиданности чуть не поперхнулся! Во дела-то! Мы недоуменно переглянулись. Слов никто не знал. Более того, большая часть не понимала и не говорила по-украински, среди нас были и русские, и армяне, и даже туркмен! Публика перестала болтать и все выжидательно посмотрели на нас. Что делать? Не позорить же авиацию в глазах колхозников! Мы встали и неуверенно построились в подобие хора. Такой растерянности я не испытывал давно... Еще была слабая надежда на тамаду, что она подпоет нам, она-то точно слова знает. Тут вдруг Машка подала голос:
– Девочки вставайте, – и тамаде. – Дайте мне микрофон!
Девчонки быстро вскочили и встали перед нами полукругом. Машка встала в центре. Публика оживилась, предвкушая что-то интересное, дирижер повернулся к нам и встал, подняв палочку вверх. Машка по-хозяйски дала отмашку оркестру и запела! Другие девчонки стали подпевать, раскачиваться и кружиться в такт, размахивая цветастыми юбками. Со второго куплета вступили мы, вторым голосом, а потом и сами приплясывать стали! Для большего эффекта Машка подошла к молодым и вытащила Васю-жениха к нам! Невеста пыталась что-то возразить, но Машка показала ей язычок, окатила испепеляющим взглядом, и та сразу осеклась.
У нас все так слаженно получилось, что публика стала хлопать и подпевать! Мне самому даже понравилось. Машка время от времени поворачивалась и пела отдельные фразы исключительно для меня, делая нескромные намеки. А один куплет спела, обращаясь к невесте; та намека не поняла, но густо покраснела.
Сколько я знаю Машку, никогда не слышал, как она поет, я даже не знал, что она вообще умеет петь! А тут сильный, переливчатый голос, диапазоном явно больше двух октав! Заслушаешься. Надо будет ее потом попросить, чтобы спела для меня. Я прилягу у нее на коленях, а она мне споет. Колыбельную. Будет у меня еще и личная певица!
Но настоящими звездами были братья-армяне, которые пели по-армянски, и туркмен Дымка, который плясал вприсядку! Забавное зрелище: армянские горцы, размахивая жестяными шашками, поют хохляцкую плясовую песню, а вокруг них скачет черный, как негр, туркмен в расшитой красными петухами рубахе!
Когда мы допели, селяне громко хлопали и кричали «любо!» Сразу подскочила тамада и стала шептать Машке:
– Давайте еще, давайте.
Машка повернулась к нам, и спросила знаком: какие песни вы знаете? Мы ни одной подходящей песни не знали. Мы вообще мало что знали! Красавица с упреком посмотрела на меня – во мужики, до старости за бабий подол держаться будете! Она подошла, взяла меня за руку, как маленького мальчика, вывела в центр полукруга и, встав на цыпочки, прошептала:
– Вы должны это знать: «Дождливым вечером...»!
Вот за что я тебя люблю, моя умница! Не удержавшись, я под одобрительный гул публики расцеловал Машку! Пусть колхозники сами поют свои колхозные песни, а мы споем свою – авиационную! Пусть знают наших!
Машка дала команду тамаде, та дирижеру, и оркестр грянул! Сначала, как и в фильме «Небесный тихоход», запевалой была Машка, потом песню повел я. У меня получалось не так хорошо, как у нее. Но я старался – орал во всю глотку и даже один раз дал петуха. Мои друзья отсутствие музыкального слуха и голоса тоже компенсировали громкостью, весело кричали, а не пели, но все равно получилось отлично! Девчонки с радостью подпевали милыми голосами, дурачились и делали ужимки там где было "... их расцелуем горячо!". Во время песни Машка делала какие-то знаки Лене, та ее не понимала, но на всякий случай испугалась. В конце все колхозники встали и устроили нам бурную овацию! Я был страшно горд за умницу Машу, за себя, за девчонок, за своих друзей. У нас так здорово получилось, что я готов был еще петь и петь!
Тамада тоже рассчитывала на концерт, но инициатива уже была полностью в цепких Машкиных ручонках. Она взяла у меня микрофон и объявила:
– А теперь я с нескрываемой радостью передаю микрофон солистке Лене и хору девушек-селянок!
Хорошо, что она не сказала – свинарок! Лена обомлела от такого поворота, но было поздно, Машка подлетела к ней и всучила микрофон! Лена взяла микрофон так, как будто ей дали подержать ядовитую змею. Перепуганные селянки дисциплинированно стали выходить строиться. По их лицам было понятно – они страшно боятся и стесняются! А Машка их подгоняла:
– Давайте шевелитесь, коровы быстрее ходят! Слов не знаете? А вы что, по вечерам в свинарниках песни не спиваете? Вот про порося и спойте! По ранжиру строиться, в две шеренги! Самая высокая – на правый фланг, право тут! Сено-солома! Вы сколько классов закончили? Только два? Надеюсь без двоек? Остальные экстерном, в курятнике проходили? Ты, жердь (это Лене), стоять будешь здесь! Запевала, два шага вперед! Нет запевалы? Где тамада? Ко мне! Запевалой будешь! Во время песни равнение держать, из строя не выходить! Плясать по моей команде! Всем ясно?
Селянки бестолково метались, пытаясь найти свое место. Машка гоняла их то туда, то сюда, показывая кто в доме хозяин, ей только кнута не хватало! А когда селянки пытались проявить непослушание, председатель колхоза встал и крикнул:
– Цыц, курицы, слухайте военную дивчину!
Это про Машку, эх, ей бы еще погоны сержанта! Публика громко смеялась над тем, как Машка ловко управляется с колхозным цирком, что-то кричала и показывала пальцами, дивчины что-то отвечали, но сержант-Машка это сразу пресекала:
– Отставить разговоры! Слушать только меня!
Наконец построились. Осталось определиться с песней. Машка, чтобы не показывать свое незнание украинского фольклора, учительским тоном спросила тамаду:
– Какие песни вы знаете?
Та стала скороговоркой перечислять все известные ей песни. Судя по Машкиному лицу, ни одной из них она не знала, но вдруг лицо прояснилось, она услышала знакомую песню! И сразу командным тоном:
– Будем петь эту – "Несе Галя воду!".
Селянки обрадовались, это же общеизвестная песня. Заиграл
