сквозь землю, пугали эти люди, уверенные в себе, раскованные и такие красивые, что рядом с ними она остро чувствовала себя ничтожным уродцем, ей было очень стыдно за себя, она ещё больше сгорбилась и съёжилась.
– Коля, отойди, - прикрикнула на мальчика Жанна, которая вместе с Верой втаскивала в комнату японскую ширму, найденную ею после непродолжительных бурных энергичных поисков в дальнем углу кладовой.
– И как ты с ней будешь? - спросил, посторонившись Коля. - Вдруг она заразная или вшивая.
– Да, дезинфекция не повредила бы, - ответила Жанна после того, как они с Верой развернули и установили перед Сашиной кроватью четырёхстворчатую ширму из деревянного каркаса, отгородив её от остальной части комнаты, - но я, думаю, Андрей Сергеевич её проверил, он бы не допустил. Но карантин всё же не помешает.
Жанна отступила на несколько шагов назад от ширмы, оглядела её оценивающим победным взглядом и подытожила, довольная своей выдумкой: «Отлично! Чтобы я тебя не видела, сиди там тихо, как мышь. Коля, брысь отсюда». Саше еле сдержалась, чтобы не заплакать. Эти жестокие безжалостные люди так спокойно говорят про неё, как будто её здесь нет и приходят рассматривать как зверушку в зоопарке. Она даже была рада, что эта ширма ограждает её от этого пытливого недружелюбного внимания несмотря на отвратительную унизительность такого положения, словно она действительно была заразная больная и от неё надо держаться подальше.
В состоянии полной подавленности сквозь наплывающие слёзы Саша машинально рассматривала на створках ширмы необычные иероглифы, нежные лепестки хризантем, тонконогих птиц и тонкий изящный узор из переплетенных веток и листьев. Из коридора доносились многочисленные голоса, шаги, весёлых смех Жанны, там кипела, бурлила жизнь, иногда докатываясь и до её тихого уголка, когда Жанна ненадолго впархивала в комнату, нарушая её покой и одиночество своей бурной вознёй, и тут же уносилась. Эти звуки из внешнего мира постепенно переросли в равномерный усыпляющий гул, и Саша невольно начала впадать в дремоту, когда в комнату вошёл Константин Витальевич.
– Это ещё что такое? – спросил он грозно, напугав девочку, та встала и попятилась, не понимая, что она сделала не так, может, у них тоже нельзя садится на кровать, как это было в детском доме. - Вера! Вера, подойдите сюда. Это что такое? - указал он вошедшей Вере на ширму. - Кто это поставил?
– А это.. ну…Жанна сказала, что карантин...
– Что!? Какой карантин? Убрать сию же минуту! Я ей устрою карантин. Саша, обед у нас в час тридцать. Вера, проследите, чтобы она не опоздала. Где Олег? Ко мне его в кабинет. Немедленно!
Вскоре Константин Витальевич уехал, и в доме мгновенно воцарилась тишина, скука и уныние. Жанна вернулась в комнату и, уже не обращая внимания на свою нелепую и совсем несимпатичную соседку, томно и лениво развалилась в глубоком кресле и принялась неспешно красить ногти ярко-красным лаком, пользуясь тем что отец, который не одобрял такое буйство красок, надолго уехал в командировку. В комнату вошёл растерянный и удручённый Олег.
– Знаешь, - несколько смущённо обратился он к Жанне, - мне дядя Костя велел одежду купить вон для этой (кивнул на Сашу), ну и всякое барахло, какое ей там нужно. Может поможешь?
– Ну, вот ещё, - фыркнула Жанна, не отрывая взгляда от своих ногтей и любуясь, как художник, очередным аккуратным кроваво-красным мазком, но на мгновение задумавшись, она вдруг оживилась, пришла в движение, выбираясь из кресла, и подскочила к Олегу, тряся растопыренными пальцами, чтобы высох лак. - Стой, подожди! Тебе сколько папа денег дал?
– Дести пятьдесят рублей.
– Вот это да! - жадным блеском вспыхнули её глаза и она тихо, почти переходя на шёпот, восторженно заговорила: - Есть идея. Я у своих подружек, у кого есть младшие сёстры, соберу кое-какие вещи, мы этой отдадим, а деньги поделим. Мне сто пятьдесят.
– Да ты что! - шарахнулся от неё Олег. - Дядя Костя узнает, он меня убьет.
– Спокойно, - Жанна осторожно, опасаясь смазать ещё не высохший лак, ухватила его двумя пальцами за рукав рубашки, не давая ему уйти, - не будешь болтать и слушать меня, он ничего не узнает.
– Нет, если он узнает...ой, нет, даже думать не хочу, что он со мной сделает. И эта скажет, - кивнул Олег на Сашу.
– Не скажет. Ты же видишь, у неё с головой не в порядке. Да не трусь ты. Всё беру на себя.
– А чеки? Дядя Костя потребовал отчитаться и предъявить чеки.
– Отчитаемся. Сейчас к началу учебного года все по магазинам бегают и закупаются, так что чеки я тоже достану, на нужную суму наберём.
– Почему тебе сто пятьдесят? - начал сдаваться Олег.
– За идею, дружок. На шикарные часы тебе хватит, все будут у твоих ног.
– И ты?
– Размечтался, братик.
Оба вышли из комнаты, чтобы без свидетелей в дальнем безлюдном углу квартиры обсудить все детали своей коммерческой сделки, а потом Жанна отправилась с визитом к своим подругам. До обеда Сашу уже никто не беспокоил, и она, почувствовав себя свободней, но опять всё так же скорчившись и съёжившись в маленький серый комочек, склонила голову на спинку кровати и задремала, лечь и вытянуться в полный рост на кровати девочка не решалась.
На обед Саша ни за что бы не пошла, но Вера, зайдя в комнату, напомнила ей о распоряжении Константина Витальевича и даже проводила до столовой, где все уже сидели за огромным овальным столом. Саша, не в силах преодолеть свою робость и застенчивость, панически боясь появится в обществе незнакомых людей, остановилась как вкопанная в дверях, замирая и намертво прирастая к полу. Она уже хотела было тихо удалиться, но, обернувшись, увидела в коридоре Веру, которая наблюдала за ней, но даже не подумала помочь ей в её нерешительности и подвести и усадить за стол. Саша сделал несколько робких шагов вперёд, пошатываясь и едва не теряя равновесия от этой страшной бесконечности солнечного пространства непривычно огромного помещения столовой, словно она утопала в нём, не находя опоры и твёрдой земли под ногами. Пугаясь великолепной торжественно-парадной обстановки столовой, ослепительного блеска серебряных приборов, хрусталя и фаянса на белоснежной узорной скатерти, приходя в полнейшее замешательство от того, что все присутствующие за столом, заметив вновь вошедшего, уставились на неё с каким-то злорадным любопытством, Саша совсем оробела и не решилась подойти к столу, не зная куда ей можно сесть. Она надеялась, что кто-то из взрослых сжалится над ней, возьмёт под своё покровительство, подбодрит и посадит за стол, может, тот большой взрослый мальчик, имени которого она не смогла запомнить, но, кажется, никто и не собирался её приглашать. Саша продолжала стоять, растерянно и беспомощно переминаясь с ноги на ногу, бросая жалобные взгляды и уже почти плача, и эта глупая неловкая ситуация затянулась. Она ни у кого не вызвала сочувствия, а Коля с Жанной перемигивались и беззвучно посмеивались над ней. Саша уже было развернулась, чтобы скрыться в своём убежище, когда из кухни вышла Арина.
– А ты что стоишь?- обратилась она к Саше. - Садись-ка за стол.
– Нет! - почти вскрикнула, поднимаясь со своего места, Ольга Станиславовна. - Сегодня Константина Витальевича уже не будет?
– Нет, Ольга Станиславовна, не будет.
– Покорми её на кухне. Ей вообще здесь не место.
Наконец угомонился, погас этот тяжёлый, очень тягостный для Саши день, полный неприятных впечатлений и огорчений, и только ночью под тёплым одеялом она смогла закрыться от этого чужого холодного мира, чужых людей, чужого дома, расслабиться и свободно расправить своё сжатое от колоссального внутреннего напряжения тело, скрыться в темноте от колючих неприветливых взглядов, перенестись в другие миры, в цветные яркие сны, утонуть в мягком благодушии выдуманных ею друзей и почувствовать себя защищённой в иллюзорных объятиях не существующего в реальном мире доброго и сильного божества, но острая тоска вдруг спазмами сдавила горло, и она тихо расплакалась, однако очень скоро, отяжелевшая и уставшая от этого напряжённого дня, девочка уснула на мокрой от слёз подушке.
****
Первые время Саша не выходила из оцепенения и в обнимку со своей «тряпкой», как презрительно высказалась про её куклу-клоуна Вера, делясь своими нелестными впечатлениями о девочке с Ольгой Станиславовной, весь день бессмысленно просиживала на своей кровати, съёжившись и сгорбившись, боясь лишний раз встать, даже сделать движение, а уж тем более свободно перемещаться по комнате, особенно в присутствии Жанны, которая сразу же обозначила её границы в этом помещении. Жалкий затравленный зверёк, забившийся в угол чужого дома, она вызывала у всех недоумение и даже подозрение в слабоумии своим очень странным поведением, своей неразговорчивостью, скованностью и дикостью.
Саша с большим трудом свыкалась с новой и совершенно непривычной обстановкой этого дома, страшно смущало такое большое количество жильцов в квартире, особенно поражало наличие до селе невиданной ею прислуги, о которых она читала в книгах про дореволюционную жизнь и которые были только в домах презренных буржуев. Она боялась этого мира, этих людей, пасовала перед их наглостью и самоуверенностью, любое недоброжелательство, любая грубость повергала её в смятение, от малейшей обиды наворачивались на глаза слёзы, а тот страшный человек, на защиту которого она когда-то в своих мечтах так надеялась, спешено уехал куда-то заграницу, о чём с нескрываемой завистью и восторгом не переставая говорил Олег, тоже не понятный для Саши персонаж, понять кем и в каком родстве кому-либо он здесь доводиться она так и не смогла.
Роскошь огромной квартиры со множеством дверей, с бесконечностью пространства и сложными лабиринтами комнат очень угнетала и подавляла Сашу, напоминая музей, где можно ходить только на цыпочках в мягких тапочках, говорить шёпотом и не дай бог случайно коснуться какого-нибудь экспоната, тут же раздастся возглас бдительной смотрительницы в лице Ольги Станиславовны или Веры: «Руками не трогать», даже на стульях Саше мерещилась предупреждающая надпись - «Просьба не садиться». Старинная тяжелая мебель тёмных тонов, потемневшие с чёрным фоном старинные картины в массивных золочённых рамах, вазоны, вазочки, кувшины, маленькие изящные фарфоровые статуэтки на подставках, консоли, столики на гнутых ножках, стулья с резными спинками, мягкие диваны с плюшевыми подушками, отделанными легкомысленным рюшем, уютные кресла с фигурными спинками и ножками, светильники, бронзовые подсвечники - всё это богатое убранство вызывало тоску и духоту и почему-то наводило на Сашу мысли о смерти и бессмысленности жизни, потраченной на такое тщательное и заботливое обустройство своего жилища, доведённое до абсолютного совершенства даже в мелочах.
Оформлением квартиры занималась Ольга Станиславовна, скрашивая этим свой досуг пока её муж был в длительных командировках. Она сама подбирала мебель, люстры, ковры, обои, шторы, сама обходила комиссионные и антикварные магазины, знакомилась с коллекционерами и антикварами в поисках редких диковинных старинных вещей. Муж её увлечения не разделял и к её стараниям остался равнодушен, он скорее
