пору, коэффициент полезного действия был минимальный, даже по сравнению с паровой машиной. Она подкинула Леониду информацию, что некий её хороший знакомый может поставить неограниченное количество вагонов сахара. Леонид передал сообщение Зарницыну. Мадам организовала встречу на своей территории. Проверили документы, по которым в Калининград шёл пароход с десятью тысячами тонн сахарного песку на борту из какой – то части Америки. Клиент запрашивал миллион на расходы по организации перегрузки в железнодорожные вагоны и транспортировку сахара в Нижний, а там бери его, сколько сможешь. Леонид, нарвавшийся уже на несколько подстав, убеждал Зарницына не давать деньги до прихода парохода в порт. Но тот был доверчив, увлечён и снисходителен к младшему товарищу. «Ты меня с ним свёл, вот и будешь отвечать». «В этом ты глубоко ошибаешься, - ответил тогда Сугробин. - На рынке советчиков много, а ответчиков только два: кто продаёт и кто покупает! Деньги у Зарницына в тот раз пропали. Наказывать физической расправой он также не считал возможным. Дама больше не предлагала Сугробину «выгодных» операций.
В другой раз, уже в трудные для них с Гурьяном времена, они взяли предложенную Сугробину партию арзамасской водки в пять тысяч бутылок, предполагая «наварить» тысячу с каждой бутылки и немного поправить дела. Но они задолжали за аренду склада, и Сугробин сдал часть водки в зачёт оплаты за аренду, сдал треть по точкам и заболел. Гурьян в это время улетел во Владикавказ. Сроки прошли, а поставщик не получил полного расчёта. Две недели больничная жизнь у Сугробина была на коридорном телефоне. Сотовой связи не было ещё в его руках. Тогда Елена Максимовна первый раз ощутила все прелести дикой коммерции, когда в отсутствии Леонида, на неё стали «наезжать». Кладовщик Гурьяна вернул нереализованную водку, а перерасход за оплату аренды склада, Сугробин по телефону перекрыл передачей полсотни двухсотлитровых бочек из под масла, которые скопились у них с Гурьяном. Тот сидел во Владикавказе.
Возвращение машины помогло снять состояние напряжения между Леонидом и Масимычем. Они долго и трудно поговорили после кражи консервов, которые не были собственностью Максимыча и находились на реализации. После обвинений друг друга в растяпстве, Леонид согласился обеспечивать перевозки Максимыча внутри города бесплатно, и на этом споры закончили. А Гурьяну предложил объединить предпринимательства. Директорскую должность он предложил ему, как молодому, решительному и более опытному в делах.
- Ты будешь решительным, я буду осторожным, - сказал Леонид. - Моего бывшего компаньона из состава учредителей выводим.
- Быть может, Максимыча пригласим? – предложил Гурьян.
- Пусть будет неофициальным компаньоном, - не согласился Сугробин. – Он задиристый, часто несогласный. Двое всегда найдут общее решение, а трое уже целый базар. И у нас с тобой прямая и ясная цель. У каждого семья, дети. Нам нужна чистая дорога. Как договорились торговать осетинской водкой, так и будем. Я делаю лицензию, ты договариваешься с осетинами. Президента страна избрала до двухтысячного года и нам ничего не остаётся, как немного обеспечить себя.
- А какое нам дело до президента! - взъершился Гурьян.
- Ну, хоть стрельбы, как в 93 – не будет.
1996 год. Сентябрь. Майкл Джексон во второй раз приезжает в Россию с концертами.
Жизненная обстановка была настолько скверной, что на политическую обстановку в стране, на войну в Чечне, на президентские выборы и на обстановку в мире вокруг России Сугробин и люди его окружения мало обращали внимания. Всё крутилось вокруг собственной рубашки, которая была ближе к телу. Демократам, президенту Ельцину доверия не было. Коммунистическая партия была партией, погубившей Союз, в котором Леонид родился, учился и который готов был защищать. Все претенденты в президенты и поддерживающие СМИ выкидывали столько дерьма друг на друга, что читать и слушать было невозможно. Было понятно даже снизу, что Ельцину, назанимавшему денег у банков, рассчитаться после выборов будет нечем, и он отдаст немало предприятий мирового уровня и значения, стоившие триллионы, за ничего. «Всё как у нас внизу, - ухмыльнулся тогда Сугробин, разговаривая с Максимычем и Гурьяном. – Взял заём, отдать нечем. Гони машину на чужой двор. А народ удивляется, откуда мультимиллиардеры появляются. Откуда? От верблюда – как скажет любой наш мастеровой».
От всего совершающегося участие в выборах было для Сугробина пустым препровождением времени. Как скажут позже умные люди, настоящим демократам можно было с 1989 по 1995 год сделать всё для создания демократической, не олигархической, социальной России на всей территории Советского Союза. И взяв всё лучшее, что было, строить новое, ничего не разрушая. Но они не сделали ничего. Период с 1989 года по 2000 год был самым подлым в новейшей истории земной цивилизации. Было столько злобы, небывалого бесстыдного вранья, обвиняющего всех граждан Советского Союза вместе и каждого в отдельности в преступлении перед мировым сообществом только за то, что они хотели уничтожить извечные и казавшиеся неискоренимыми пороки, вытекающие из систем, в которых главным является эксплуатация человека человеком. С Советским Союзом, занимающим шестую часть земной тверди, поступили так, как поступают с поверженным, ненавистным и опасным врагом, искореняя его достижения и победы огнём, мечом, голодом и непрерывной идеологической обработкой через всю мощь СМИ. На всех территориях бывшей великой страны социализма цвели знамёна нового мирового порядка.
13 октября 1998 года. ООР на квартире у Ширяева. Собрались у него, потому что он недомогал, и не мог выехать из дома. Жена Мила сделала социалистические пельмени и когда ребята подошли, их встретил аромат юности, здоровья и надежд. Мила выставила яства на стол и ушла вместе с взрослой дочерью на длительную прогулку.
- Я в ваших разговорах только помеха.
Мужчины не возражали. Зверев с Сугробиным вызвали на саммит Сургутина, несмотря на его жалобы на все несусветные болячки. И тот приехал, но не переставал жаловаться и цеплял подробностями своих болячек всех по порядку и в беспорядке.
- Помолчи, Виктор! Лучше вдохни носом. Какой аромат, - сочно потянул носом Зверев. – Не нанюхаешься.
- Ты не очень носом – то тяни. Всё вынюхаешь, поесть не останется, - хмыкнул смешливый Сургутин и перестал говорить о болезнях. – Сказать по правде, пока ехал, об этом запахе мечтал. Так редко мы теперь видимся, а всем уже по шестьдесят.
- И юбилеи не встречаем. И праздникам мало радуемся. На Новый год и на пасху свечи зажжём и всё, - грустно вступил в разговор Ширяев, полулежащий в кресле.
С виду крепкие ещё мужики неторопливо рассаживались за стол. Годы не обошли никого. Головы с поредевшими волосами в густой седине белыми одуванчиками украсили стол с чётырёх сторон. Ширяев достал фотографию Валентинова и поставил на середину стола.
- Вот у нас один, который не постарел, - сказал Саня.
- Что ж, как принято, за Валерия, - сказал Володя, поднимаясь.
Выпили молча. Сели за пельмени и несколько минут ели не разговаривая.
- Ну, кто, что и как? – спросил Ширяев. – Как я, всем и так видно. Пенсионер третьей степени. Кефир, клистир и сортир. Давай – ка, Витёк, расскажи, чем жизнь в провинции районного масштаба отличается от провинциальной жизни областного города? Ты нас пять лет не видел.
- Подскажи параметры, какие надо отметить. Водку и пиво круглосуточно продают в бутылках и на разлив. В России этот параметр всегда был главным, и этим мы ничем не отличаемся. Да у нас даже душевые кабины в магазинах стоят и некоторые их покупают, потому что дома сумели под них построить. Вот ты, Сугробин, подскажи, как можно построить такой дом.
- Как? Об этом можно было в милиции спросить, потому что у них указ был о контроле, Человек, покупающий автомобиль, квартиру, бриллиантовое ожерелье или строящий коттедж на полтысячи квадратных метров должен был предъявить подтверждающие документы о том, что деньги он действительно заработал и налоги оплатил. Но указ был так всем неудобен, что о нём забыли, а может, и отменили, как не имеющий спроса на применение. Помните байку, как директор Елисеевского на вопрос, почему он не завозит икру и не продаёт населению, просто отвечал: «Покупатели не спрашивают». Икру он, как писали, завозил, но населению не продавал, за что и попал под отстрел. Сейчас отстрел отменили. Комбинаторам и ловкачам всех мастей полная свобода и никто ничего не боится.
- А ты сам набрал таких денег, чтобы дом построить? Сколько времени прошло, как ты сам комбинируешь. Пора бы и строить.
- Не набрал Виктор. Не набрал. Участок, было, прикупил, но и его пришлось отдать. Но ты не переводи на меня вектор. Вот у нас появились клубы – кафе по интересам. Сексуальных меньшинств, к примеру. А как у вас со свободой секса?
- Ничего не слышал. Но я всегда был и буду приверженцем только нормальных отношений. Как всем известно, Бог создал всё живое по парам и призвал плодиться, размножаться. А кто лишён такого желания или не может, он, попросту урод. И получил уродство также по велению божьему в наказание за грехи предков. А уроды должны жить тихо. Наказывать их, конечно не надо как было у нас по уголовному кодексу, но и приветствовать их настырность не следует. Они про себя уже напридумывали сказки, стали называть себя голубыми и геями. Уже по западным столицам массовые фестивали и парады устраивают. Нашлись нам геи, голубые! Называйте их так, как они называются – педерасты. И всё встанет на места.
- Это точно, - сказал Ширяев. – Помнишь, Ленька, в школе, когда пацанами были, если тебя пидорасом назовут, то хуже оскорбления не было. И редко такое обзывание обходилось без драки. А сейчас действительно им хоть пособие выдавай, раз они педерасты или лесбианки.
- Я за вас обоих. Раз они не соответствуют божьему завету и являются уродами, пусть живут тихо. Уроды не могут и не должны влиять на общество, - откликнулся Сугробин.
- Оставьте вы это дерьмо. Нашли о чём говорить, - вмешался Зверев. – Меня даже затошнило. Свобода, как давно сказано, это осознанная необходимость, а не вседозволенность и распутство. А сейчас за приведение сволочи и хулигана к порядку можно срок получить. Приходиться их стороной обходить и не ввязываться. И х… с ними. Давайте продолжим наш ужин, а потом пусть Лёнька расскажет. Мне говорить не о чем. Пенсию оформил и из начальников лаборатории я ушёл. И работы нет, и создавать военную технику для этой непонятной, не российской власти я не хочу. В семье у меня всё в порядке. Обе дочери замужем, внуки бегают. Живём бедно, но пособий и милостынь не просим и на выборы не ходим. И остаёмся всей большой семьёй очень русскими, готовыми за Россию постоять и пойти за новым Мининым, если такой появиться. А захваченную Москву надо освобождать. Сейчас «свободные» СМИ издевательски обзывают всех, не отказавшихся от памяти по свергнутому строю, «красными». Красный директор, красный губернатор, красный пояс территорий, где у власти «красные». Так я тоже «красный» и не откажусь от этого никогда. Да и все мы с вами «красные». Мы сознательно работали на социализм и меня не только не
