ПРИЯТНОЕ ЗНАКОМСТВО
В эту ночь Триэру не спалось. Может, смена обстановки виной всему? Только он закроет глаза, чтобы крепко-накрепко заснуть, как его чуткое ухо ловит: неизвестные под полом начинают шуршать и попискивать, а за окном – незнакомец страшно как-то кричать – ух-ху-ху-ху да ух-ху-ху-ху! Под утро лишь вздремнуть удалось. Заснул после того, как гордячка Муська, встревоженная также подпольными шуршаниями, пришла и внимательно обследовала его прихожую, обнюхав каждый уголок и везде, уставившись в одну точку, напряженно посидев. Благодаря ей ли, или кому-то другому, но под полом наступила тишина.
Так что встретил позднее осеннее утро дурно настроенным. Что верно, то верно: на даче у Триэра больше свобод, однако ж… Даже воля не всегда приносит ему ощущения радости: уж больно много всяких подозрительных звуков и тревожных запахов здесь, на даче.
По правде-то говоря, выезды, как выражается хозяин, на природу Триэру редко улыбаются. Чаще его и бело-рыжую бестию оставляют в городе: домовничать. И каждый из хозяев имеет на то свои причины. Хозяйка обычно ворчливо говорит, имея в виду Триэра: «Во всякое место сует свой нос… По зарослям лазит, а после весь в репейнике… Поотдирай-ка…» Триэр, слушая это ворчание, обычно морщит нос и недовольно фыркает. Для него, да, забавно исследовать глухомань всякую, в особенности лесную, где всё необыкновенно любопытно, потому что загадочно. В городе-то что он видит? Один и тот же двор, одни и те же кусты, а также изученные до сантиметра тропинки. Триэр сильно уважает свою хозяйку, но вынужден признать, что в данном случае преувеличивает свою роль в «отдирании» с него репейников. Ну, во-первых, ему тоже не нравятся эти приставучие колючки, а потому сам он и первым пытается от них избавиться. Ну, конечно, без помощи со стороны не обходится, но кто помогает? Ну, никак не хозяйка, а его лучший друг, Русланчик, значит.
А хозяин? Тоже в этом случае странен: отвечая, когда собирается в очередной раз «на природу», на слишком уж откровенные позывы Триэра, выдвигает свое возражение.
- Нельзя тебе, приятель, - говорит, - весной и летом выезжать за город. Там, - говорит, - боровая дичь растит потомство, а ты, - говорит, - у этой боровой дичи вызываешь опасения и тревоги. В тебе, - говорит, - сразу просыпаются охотничьи инстинкты.
Ну, чистой воды отговорки! Потому что… Потому что Триэр вовсе не кровожаден и птичек старается не трогать. Разве что… Ну, иногда, завидев вспорхнувшего кого-нибудь, побалуется чуть-чуть, погоняется. Всего лишь для вида. Что делать, если, как говорит его лучший друг, любит поприкалываться? Не со зла ведь, а от избыточного желания общаться. А птицы, дуры этакие, сразу гвалт на весь лес поднимают. В чем тут его, Триэра вина?
Вчерашний выезд можно считать исключением из правил. С понедельника по пятницу – сплошь дни восхищения его героическим захватом нехорошего парнишки и, естественно, хозяин с хозяйкой ни в чем не могли ему, Триэру, отказать. А Муське? Просто-напросто подфартило: ее-то взяли за город не за заслуги какие-нибудь, а за компанию с ним, Триэром.
Триэр, потянувшись пару раз и протяжно зевнув в придачу, решает самостоятельно выйти на крыльцо дачного домика (одно из величайших его преимуществ дачной жизни). К тому же дверь здесь – не препятствие: отлично знает способ открывания и делает всё без проблем.
Триэр, упёршись обеими лапами и надавив хорошенько, отворяет дверь и выходит. Довольно хмуро: солнца нет и, похоже, не будет. Холодный и влажный ветер взъерошивает его густую шевелюру. На траве – что-то белое. Триэр нюхает: что-то холодное, но без запаха.
С минуту сидит и размышляет, что бы вытворить, пока его лучший друг досматривает последние сны. Решает выйти на деревенскую улицу. Конечно, калитка хорошо закрыта. Не беда: не такие препятствия берет, если, понятное дело, очень захочет. Разбегается и легко перемахивает. Триэр не собирается отдаляться от дома его хозяев, потому что те не одобряют.
Триэр усаживается на холодную и влажную траву. Осматривается. Улица, не в пример городской, пуста и тиха. Справа слышится глухой лай. Триэр поворачивает свою любопытную мордочку, но высмотреть пустобрёха не может: видимо, далеко, в самом конце улицы. Триэр поворачивается налево и, надо же, его зоркие глаза замечают нечто новое – чью-то симпатичную, беленькую и пушистую, мордочку, выглядывающую из высокой травы. Увиденное не просто его заинтересовало, но почему-то возбудило. И Триэр идет знакомиться. Приблизившись, видит существо крайне симпатичное, необыкновенно обаятельное. И не скрывает своего удивления, точнее – попытался прикинуться равнодушным, да не получилось у него. Уж больно оказалось кудрявое существо, в бархатном комбинезончике и с розовым бантом-бабочкой на груди, великолепным. Не сон ли? Он встряхивает головой, чтобы избавиться от видения, но нет: существо всё там же, у калитки соседнего дома.
- Р-р-р! – мягко приветствует он приятную незнакомку. – Привет!
Незнакомка, увы, наморщив нос и презрительно чихнув при этом, отворачивается, демонстрируя тем самым, что ее это лохматое черное чудовище вовсе не интересует. Долгая пауза и лишь после этого следует реакция.
- Чего рычишь? Не нравлюсь, да? Ну, и иди, куда шел.
Триэр виновато опускает голову.
- Я… Это… Извини, по привычке.
- Дурная привычка…
- Наследственная, - объясняет Триэр. Назидательный тон ему не очень-то нравится, но больно уж хороша, а потому готов ей все простить.
- Не оправдание: воспитанная собака никогда попусту рычать не будет.
- Ну… Извини, а?
Триэр, чтобы загладить свою вину перед очаровательной блондинкой, подходит и тычется носом в ее белоснежные кудряшки.
- Гав-гав! Это еще что такое? – блондинка капризно взвизгивает. – Кто позволил?! Я – не какая-нибудь… Не дворняга, чтобы вот так-то…
Триэр примирительно отпускает комплимент:
- А пахнешь хорошо.
Блондинка встает, выпятив грудь, важно проходит перед носом Триэра.
- Вот еще! Не хватало, чтобы от меня плохо пахло, - самодовольно говорит она. – Я – из благородных… Дважды в день ванну принимаю… Ты вот…
Нашла, считает Триэр, чем хвастаться.
- Я – тоже… Когда в городе… После каждой прогулки…
Незнакомка не уступает. Продолжает хвастовство:
- Мои ванны – с французским шампунем, между прочим. Знаешь, какая у меня родословная?
Триэр отрицательно мотает головой.
- Не знаю, - подумав с секунду, добавляет, - но догадываюсь. Ты – из французских болонок, а они такие самодовольные, такие капризные да к тому же злюки. Противно!
- Противно, - парирует блондинка, - потому что сам не такой, без родословной.
Триэр возмущенно фыркает.
- С чего взяла?!
- Не видать, что ли?
Триэр встает, делает несколько кругов, чтобы хорошенько оглядеть себя со всех сторон. Увиденным доволен. И ворчливо возражает:
- Я – нормальный… Я из породы русских черных терьеров. Не чета иным хвастливым иностранкам.
- Хе! - незнакомка ехидно прыскает. – Так да не так.
Триэр, у которого начинает вновь портиться настроение, обидчиво спрашивает:
- Почему?
- Меня не обманешь: вижу в тебе дурную кровь. Не иначе, отец у тебя из приблудных.
Триэр стыдливо и неохотно признается:
- Это правда: отец – из простых, но это ничего не значит.
Блондинка аж взвизгивает.
- Как это «ничего не значит»?! Значит, многое значит! У тебя, скажи, есть паспорт?
- Паспорт? – неосторожно переспрашивает Триэр. – А что такое «паспорт»?
- Гав-гав! Какой ужас! Это чудовище не знает, что такое паспорт!
- Не знаю. Потому что ни к чему мне какой-то там паспорт.
- Темнота! Да без паспорта – никуда. Если, понятное дело, из благородных. Потому что в паспорте есть все: от имени до окраса и происхождения. У порядочной собаки, как и у людей, должен быть паспорт, то есть бумажка, удостоверяющая личность.
- А… Зачем мне удостоверять личность? Разве так не видно, что я – это я, а не кто-нибудь другой?
- Темнота! Это людям надо.
- И… У тебя… есть «бумажка, удостоверяющая личность»?
- Есть! И такая красивая! Из бумажки-паспорта я знаю, что один из моих дальних предков лежал на коленях Людовиков. Вот!
- А… Кто такие Людовики? – простодушно интересуется Триэр.
- Темнотища, какая темнота! Он, видите ли, не знает ничего про Людовиков! – блондинка снисходительно сощуривает глаза. – Людовики – это самые главные французы. Они страной долго правили.
- Все и сразу?
- Нет, по очереди, на протяжении веков. Людовиков было то ли семнадцать, то ли девятнадцать, я тебе точно не скажу. Этого нет в моем паспорте.
Чтобы сменить тему (проблема паспорта ему пришлась не по нутру), спросил, мордочкой указав на огромный кирпичный дом за высоким забором:
- Твой?
- Да, мой. Ничего, правда? Комнат столько, что убегаться можно.
- И тебе разрешают?
- Без проблем, - блондинка машет хвостиком-кисточкой.
- Врешь ведь.
- И ничего не вру: я у хозяев – королева.
- Ну… ты и здесь… у калитки выглядишь как королева.
От комплимента в глазах блондинки засветились добрые огоньки.
- Стараюсь…
Триэр вынужден признать:
- Дом моих хозяев поскромнее.
- Мои хозяева – не чета твоим. Знаешь, хозяин мой какой крутой?
- Ну, - Триэр посчитал своим долгом заступиться за честь своего хозяина, - мой - тоже. Ему палец в рот лучше не класть.
Блондинка, пожалуй, впервые проявляет хоть какой-то интерес.
- А чем он занят? – спрашивает она.
- Служит…
- А, знаю…
- Я не эту службу имею в виду, не стояние на задних лапках.
- А какую же?
- Мой хозяин борется с плохими людьми. Он красиво одевается (мне очень нравится), а на плечах – блестящие полоски такие и звездочки.
- Большие звездочки или так себе? – со знанием дела спрашивает блондинка.
- Не самые большие, как у его главного начальника, но и не самые маленькие.
- Сколько их?
- Кого?
- Ну, этих звездочек.
- Две, но это пока. Хозяин верит, что скоро третью дадут.
Блондинка зачем-то облизывается, а потом, напуская равнодушие, говорит:
- А ты… ничего… Хотя и без родословной, - блондинка как-то по-особенному оглядела Триэра.
Триэр приободрился. И решил тоже похвастаться.
- Я, знаешь, очень храбрый.
- На словах? – съехидничала блондинка.
- Обижаешь, - Триэр нахмурился. – В начале недели страшного-престрашного злодея поймал. Схватил за руку и не отпустил. Даже самый большой начальник моего хозяина (ну, тот, у которого на плечах большие звезды) назвал меня «героем».
- Чего геройского? Взял и схватил.
- Ну, да! Тот с ножом был.
- Тогда – дурак…
- Кто?
- Ты, конечно.
- Почему?
- Мог поранить тебя или даже убить. Стоило ли рисковать?
- Но просили о помощи.
- Тебе какое дело? Не твоему же хозяину, как я поняла, нужна была помощь.
- Неужели ты бы не помогла, если человек, попавший в беду, не твой хозяин?
- Ни за что! Если бы, к примеру, моей хозяйке кто-то угрожал, то я бы, не задумываясь, порвала на части. А так…
- Ты – эгоистка.
- Я – эгоистка, да, но я разумная эгоистка, а ты дурак.
- Пусть так, - примирительно говорит Триэр, - скажи хоть, как тебя зовут?
- Виолетта – это по паспорту, а так меня зовут либо Летой, либо Витой - короче и понятнее.
- А мое имя Триэр…
- Ничего в твоем имени аристократического…
- А… что это?..
- Ну… Хозяйка говорит, что аристократы –
