буду писать репортажи в газеты о трудовых буднях нашего коллектива.
- Молодец!
На том примирились.
По субботам слушал лекции в ДПП, штудировал статьи Аграновского, пробовал свои силы пером. В воскресенье к сыну в Розу или в Увелку к родителям, с понедельника по пятницу на завод – и всегда во вторую смену. Такова была новая синусоида жизни – жить, в сущности, можно, хотя и довольно скучно.
Впрочем, иногда случались ЧП.
Вот если бы сын мой был взрослым и пришел со срочной службы домой, я ни за что не пошел на завод да еще в сырой дождливый осенний день. А Боря Брагин пьяный приперся и начал форсить:
- Мастер, день такой: сын из армии вернулся – работать не буду, пошел я домой.
Я только что собрался погрузиться в скверное настроение и совсем не хотел, чтобы мне мешали. А он прицепился, как к заду репей – нудит и зудит. Хотел, было, по привычке сказать что-нибудь неприятное специально для пьяного пролетария, но почему-то подходящие слова на ум не спешили.
- Ерунду говоришь – мог бы не приходить в таком состоянии.
Мы переругивались сначала беззлобно, почти как товарищи. Он требовал, чтобы я провел его через проходную. А я посылал его нах….
- Пойми: сейчас некогда – завтра приходи, когда меня здесь не будет.
Женька Перфильев в гости пришел – у него тоже ночная смена. Слушал нас, слушал. А мы уже до басов:
- Ты мастер, ты должен, …. твою мать!
- Я мастер: как сказал, так и будет!
Женька поднялся и говорит:
- Пойдем, мужик, я тебя проведу.
Ушли. Минут десять спустя увидел я Брагина на куче металлической стружки.
Помог встать – Боря скулил: проткнув рубашку, в спине торчали стальные «спиральки». Вызвал сестричку заводского медпункта – она обработала пострадавшему раны и увезла на дежурной машине.
Через два дня вызывает меня начальник цеха:
- Что же ты руки-то распускаешь?
И подает докладную Бори Брагина о зверском его избиении сменным мастером.
- Считаешь, у тебя право есть?
- Нет у меня, - бормочу в растерянности, - никаких прав….
- Есть, - возразил начальник, нехорошо улыбаясь. – Ты же на китайской границе служил, под пулями бегал; рабочих на бунт подбил – ты народный герой и молодой специалист: тебе все дозволено!
Я почувствовал озноб, предвестник вспышки гнева, и подождал несколько мгновений, чтобы понять, насколько сильна волна злости – понял, что весьма сильна, и улыбнулся. Слишком сильно в голове зазвенело после очередной оплеухи судьбы – что делать? Напроситься на новую!
- Да, на границе служил, но от пуль я не бегал. Никого на бунт не подстрекал и Брагина не трогал. Что еще?
- А докладная?
- А мой вам ответ?
- Лично мне твой ответ нах.. не нужен….
- Как знаете.
- …пусть с тобой товарищи по партии разбираются.
Жизнь меня научила: никому никогда ничего нельзя доказать словами - только поступками. Может, поэтому не пошел в пропагандисты-агитаторы, как Чайка хотела.
Я так и сказал на цеховом партсобрании:
- Извиняться не буду – не перед кем и не за что.
Конечно, мне не поверили и поставили на вид.
Пытался поднять вопрос о нетрудовых традициях на участке, но меня мигом заткнули – мол, это не повод бить рабочих по рылу. А я радостно сообразил – раз им до фени, то и мне наплевать, то есть по фигу, то есть совсем безразлично. Впредь бездействие моей смены не напрягало - я завязал вмешиваться в производство. Крики, нервы, угрозы, жалобы, ожидание расправы – все позади. Впереди – светлое будущее всего человечества. Только кто бы построил….
Правильно поэт сказал – времена не выбирают, в них живут и умирают.
С юных лет я был глубоко убежден в собственной одаренности и порядочности – всегда был готов взваливать на себя ответственность, ничего не боялся и быстро соображал. Думал, что общество само должно призывать талантливых и энергичных людей туда, где они наиболее эффективны. Когда мне было шестнадцать, семнадцать, восемнадцать я ждал, что меня позовут – поручат самое сложное и трудное дело. Наконец в девятнадцать послали в пограничный флот – разве ударил в грязь лицом? В институте был непоследним. Что же завод?
Бардак для уродов! При всем желании мне трудно подобрать другое слово. Я бы предпочел вкалывать у станка – за хорошие деньги и до полной усталости с обоюдной пользой производству и мне. Но меня никто не спрашивает: дали оклад, определили участок – проходи курс молодого бойца. Даже старший мастер ни слова по поводу бездействия ночной смены. Лишь однажды обмолвился о картежниках, имея в виду рабочее время:
- На свои играют.
Спорить не стал, потому что не верю, что в спорах рождается истина – в спорах рождаются только грибы. Чаще поганки.
Ладно, это моя страна, мой город и мой завод – другого у меня нет. Да и сам я тоже не самый кристальный гражданин. Как-то по дороге на работу зашел в столярную мастерскую ЖКХ заводского, говорю:
- Мужики, нужны три доски антресоли изладить.
- Ночью, - предлагают, - заходи и пузырь прихвати.
После смены обмен состоялся. Только вышел с досками на проспект Гагарина, вот она – машина с мигалками.
- Откуда дровишки?
- По дороге нашел.
- Грузи. Ноги в руки – жене привет.
Доски я им в салон просунул – домой пришел, жены не нашел.
Меня трудно причислить к настоящим злодеям, но жизнь полна неожиданностей. Про себя знаю – если по-настоящему захочу обмануть систему, я ее всегда обману. Но мне нравится честная жизнь – я доволен тем, как живу. Пусть я лишь сменный мастер – место рабочее в будке, а не роскошном кабинете. Пусть инженер я лишь на картонке – не изобрел ничего гениального. Не дружу с известными и всенародно любимыми чемпионами, лауреатами. Не спал с кинозвездами. Все в моей жизни скромно, и, тем не менее, я ею доволен – жизнью, а не работой!
Думаете, я не был романтиком? Спросите у тех, кто знает меня. К девятому классу по школе гуляли пять общих тетрадей моих романов, написанных в соавторстве с одноклассником и отредактированных одноклассницей. Ходил в походы, играл в футбол. Я был настолько романтичен, что лишился девственности классическим способом только в двадцать три года.
Кто сказал, что так жить нельзя? Куда и за кем я должен успеть? Во флоте и институте никуда не спешил и никуда не опоздал. Так чем же завод лучше других? Карьера нужна, семью чтоб вернуть? Это да, но мудрые люди говорят – если к другому жена ушла, то неизвестно кому повезло.
Сын живет не со мной – но мы с ним встречаемся почти регулярно. Моему тестю я бы и свое воспитание доверил – очень примерный для подражания. В садик парнишка устроен, куда его мама ходила. Я там был пару раз – неплохо, понравилось; пацанчика моего любят.
Однажды он мне заявляет:
- Папа, я подрался вчера.
- Ничего страшного – все мальчишки дерутся.
- Знаю, - сурово ответил мой сын. – А ты тоже дрался?
- Редко, - соврал я в педагогических целях. – И чья взяла?
Сын вздохнул:
- Этот мальчик больше меня.
- Хочешь – накостыляем ему вдвоем?
- Так нечестно.
- Пусть он отца с собой приведет.
- А если он больше тебя?
- Дедушку позовем – он боксер.
Сын после глубокого вздоха:
- Отлупи лучше Куликова. Или он сильнее тебя?
Сильнее, слабее – это все относительные категории. А кто победит решает конкретная схватка. Да, это банально, грубо и дико, но только до тех пор, пока смотришь со стороны. Когда это коснется лично тебя, когда персонально тебя обманут, изобьют, ограбят, когда вломятся в твой дом, захотят твою жену, твою свободу, здоровье, жизнь – тогда вопрос, кто сильнее, решают ум, реакция и случайность.
А Куликова, сынок, давно мечтаю – и однажды убью. Да будет земля этой сволочи пухом! Разрежу его на куски и раскидаю по урнам. Себе оставлю кожу с наколками – просушу, отскоблю, сделаю обложкой для тетради, в которой напишу историю нашей семьи. Грех возьму на душу, а потом буду жить честно и праведно.
Но говорят, что с трудов праведных не построить палат каменных. А я и не ставлю такой задачи. Вот окончу университет (к тому времени и срок на заводе истечет) подамся в газетчики или писатели….
Бывает так: вчера ты твердо решил не убиваться по поводу несостоявшейся карьеры инженера, а уповать на второе образование. И сегодня тебе хорошо – оттого, что твердо решил.
С утра был деловит, в обед спокоен, а к началу смены приобрел в магазине тетрадь толстую и потопал на работу. Проводив стармаса восвояси, сел за рукопись романа «Моя жена и ее муж». Я давно его проектировал, хотя понимаю, что сочинить такую книгу архисложно: семейная жизнь не всегда поддается пониманию, а уж описанию…. Вон Толстой попытался сотворить семейный роман, а в финале героиня оказалась под поездом – сдается, вопреки авторской воли.
Поначалу пишется хорошо, продуктивно – потом в будке появляется контролер Роза. Угощает чаем из термоса, рассказывает семейные новости. Интересуется, почему у меня так блестят глаза. Прикололся – Нобелевский комитет заказал мне книгу: обещали премию, солидный тираж, презентацию в Швеции, прочее, прочее… А сейчас, мол, у меня кураж.
Роза просияла:
- Ты хочешь писателем стать? А знаешь….
И она рассказала, что Пушкина с Лермонтовым на дуэли убили, Есенин с Маяковским себя прикончили, Некрасов – картежник, Достоевский все гонорары просаживал в казино, Гоголь….
- Тебе это надо?
- Откуда познания?
- Мама с папой преподают литературу в школе.
- Ты по их стопам не пошла….
- Дура была, - Роза махнула рукой. – Замуж выскочила еще в десятом.
Термос прикончили, никто не мешает – разговорам о литературе не избыть.
- А проводи меня домой, - просит Роза.
Кровь мгновенно насыщается адреналином, усталость как сняло рукой.
Идем после смены. Я рассказываю о своей учебе, о намерении свалить с завода – советская оборонка обойдется, а у меня не получается в нее врасти. Держат тут из-за диплома, а душа давно уже на свободе. Когда мне говорят о долге, у меня нет иного ответа, кроме презрительной улыбки: жить без полета фантазии – ущерб себе и могучей Родине. Здесь же весь азарт в пьянстве. Всех устремлений – забиться в уютный угол и сосать бухло, обсуждая футбол-хоккей и покупку малолитражной машины марки «ЗАЗ-968». На большее их фантазия не способна – и это инженера.
- Насмотрелся в общаге.
Такой монолог произношу на протяжении примерно часа – по дороге от цеха до ее дома. Ночами в этом районе не очень спокойно: можно нарваться на компанию подвыпивших подростков – не зря же его Портом прозвали. В другой ситуации я сюда и не пошел бы в неурочный час да в компании Розы – некрасивой татарки двадцати лет, матери двоих детей и жены какого-то недоумка (с ее слов). Но….
Разворачивая судьбу в новом направлении, переживаешь особенные времена. Эти дни, когда выдираешь себя с корнями из старого и пересаживаешь в новое, очень важны. В такой период не зазорно побыть мистиком – поискать вокруг себя знаки и символы. Я загадал – коль обойдется ночной визит в хулиганский Порт без приключений, то и с литературой все будет нормально.
- Ты грустный, - сказала Роза у своего подъезда. – И выглядишь не очень.
С чего вдруг? Но спросил:
- Решила меня пожалеть?
Роза ухмыльнулась:
- А что, не надо?
- Бедный нищему не товарищ.
- Ну, почему же? Ты когда последний раз с женщиной был? А я тебе нравлюсь?
- Думаешь это важно? Для него – нет.
Роза намек поняла и шустро запустила руки в штаны – мои, между прочим. Очень
