скоро перед самым праздником забежит — раздавать персоналу коробки с конфетами, чтобы маму не обижали. Денег, правда, в садике платят мало, но зато конфеты к каждому празднику родители дарят. И сколько ей объяснять — ну не обижает никто здесь Веру Сергеевну. Уколы ей Тонькины не нужны, а остальные — они нормальных-то людей сразу видят, Вера Сергеевна ко всем приветливо, ну и они… И ничего, как-нибудь она тут, привыкнет постепенно. Только бы родным было хорошо. Нелегко им живётся, ох, нелегко… душа за них болит.
Точнее, болела. Не привыкла здесь Вера Сергеевна, как обещала дочери. Так и не смогла привыкнуть. Сначала очень муторно, плохо было у неё на сердце, крепилась она, занятия себе находила, кроссворды гадала, телевизор, когда работал, в красном уголке смотрела. А потом… всё остыло в ней, всё умолкло. Желания, чувства, мысли стали казаться далёкими, лениво их стало даже думать. И здоровье-то вроде не хуже, чем у других, ну, слабость старческая, ну, ногам тяжело, а так-то… Похудела Вера Сергеевна за этот год — второй её пребывания здесь, осунулась, разговаривать ей расхотелось — даже с Зинаидой. Мужчина один — довольно опрятный дед, не такой уж и старый, не затхлый-вонючий, как другие, а приличный человек, бывший диспетчер, приходил к ним порою в гости. Увлекался раньше оперой, вспоминали они постановки разные с Зинаидой, а поглядывал-то на неё, на Веру Сергеевну. Даже на аккордеоне играл. Да только вдруг разом всё надоело, ни на кого смотреть неохота. Даже дочке не радовалась — слишком больно стало ждать, встречаться, дотрагиваться до неё, а потом в окошко смотреть, смотреть, пока не скроется за поворотом родная фигурка...
— Помрёт скоро наша Сергеевна, — сказала как-то тихо тётя Дуся, думая, что Вера Сергеевна спит. — Вот так будет лежать, лежать… да помрёт. Вона, и сканворды свои не гадает уже. Может, растолкать её как, али лекарство какое дать?
— Потому что тут или живут много лет, как грибы, или помирают на третий годок, как поймут, что это всё — ничего больше в жизни не будет, — объяснила Анна Ивановна.
— А ты как сама собираишьси? — поинтересовалась тётя Дуся.
— Я — как гриб. Всех вас переживу.
— А зачем? — разволновалась Зинаида. — Зачем? Вот я — я не хочу долго жить. Но зато, сколько живу — столько останусь женщиной с большой буквы! Вот так опускаться и лицом к стенке лежать — нет… На меня Николя с неба смотрит. И он уже ждёт меня, я знаю!
— А затем, — отрезала Анна Ивановна, — что наука о том, есть ли что на твоём небе, молчит. И может, Николя твой гниёт сейчас в яме, как и другие, а я туда не тороплюсь. Мне сверху по земельке ходить как-то покраше будет.
***
За подарком Вера Сергеевна не пошла. Но повернуться-таки повернулась. Молча наблюдала, как разбирают свои пакеты соседки. Каждый год — почти одинаковые наборы предметов: чашка, полотенце, колючие шерстяные носки, которые Вера Сергеевна терпеть не могла. Ночнушка или майка — это ещё ладно. А потом — кому что из добрых людей фантазия подскажет, кто-то мочалку положит, кто-то — расчёсочку.
— Ой, какая прелесть! — не смотря на прошлые зарубежные подарки Николя, Зинаида умела радоваться мелочам. — Какая косыночка… Вот помнится, мне как-то Николя привёз из Испании…
— Дуся, тебе полотенце не нужно? Мне золовка недавно такое же принесла, — предлагала обмен на расчёску Анна Ивановна.
Вере Сергеевне ничего этого было не надо. Дочка ей всё приносила — и полотенце домашнее весёленькое, и чашку, и салфеточку чистую на тумбочку, хотя и говорила ей Вера Сергеевна: не нужно. Глянешь на такую вещицу из дома, хранящую память о другой жизни, и сразу слёзы текут из глаз. Разве что просила всегда о свежей домашней наволочке.
Что касается новогодних подарков… Это вообще не по-настоящему, это — отсюда. Отсюда родом. Из скудного, тоскливого, обезличенного... В них есть, наверное, добро, но нету настоящего тепла — ведь они от людей, которые тебя знать-то не знают. Каждый год их привозят вместе с благотворительными памперсами. Вера Сергеевна, правда, иногда даже мечтала об этих памперсах — очень уж она ненавидела общий туалет. Пожалуй, одно сильное чувство всё-таки сохранилось у Веры Сергеевны, самое неуместное для её нынешней жизни — это брезгливость. Мыть туалет здесь, конечно, мыли, раз в два дня, но это сиденье сломанное, желтоватое от впитавшейся за долгие годы мочи, этот серый кошмарный шнурок, этот скользкий пол — вечно кто-нибудь да сходит мимо, старичьё ведь… Дочка покупала ей специальные накладки на унитаз, но и это не спасало от мерзких ощущений. Да ещё там постоянно треснуто стекло, постоянно холодно. И главное: запрещают запираться! Нет шпингалетов на дверях.
Заметив взгляд Веры Сергеевны, сердобольная Дуся тут же отозвалась:
— Сергеевна, мы для тебя просили подарок, но там, знаешь, строго: в одни руки один пакет. Наденька сказала, если чего останется, так тебе обязательно принесёт.
Вера Сергеевна чуть заметно кивнула.
— Встала бы ты, Сергеевна! Не болеешь ведь! — осуждающе покачала головой Анна Ивановна. — Чего разленилась-то так? Вон — погадай кроссворды свои, и то дело.
Тут и зашла к ним Наденька — их местный ангел.
— Верочка Сергеевна, вот, остался — маленький, правда, самый, никто и не взял, но знаете — ведь маленькое может быть и не хуже, а то и лучше, я подумала… Держите! С Наступающим вас!
Наденька поставила на тумбочку пакетик. Вера Сергеевна постаралась изобразить благодарную улыбку — девушку нельзя было не любить.
— Ну, посмотришь, что там, Сергеевна? — подначивала тётя Дуся.
— Потом посмотрю, — разлепила губы Вера Сергеевна.
— Дай гляну, — протянула руку Анна Ивановна.
Неожиданно для самой себя шустро Вера Сергеевна схватила пакетик раньше.
— Нет, я сама, — твёрдо сказала она.
— Ну, вот и славненько, — обрадовалась тётя Дуся.
Анна Ивановна только бросила недоверчивый взгляд. Зинаида занялась своей косынкой. А Вера Сергеевна переставила пакетик в уголок между подушкой и стенкой и снова легла. Почему-то подарок заинтересовал её. Она стала представлять, что там может быть такое, и одновременно пыталась развенчать свои самые смелые мечты, чтобы не разочаровываться. Наверное, там носки — по весу как раз может быть… Или тоже косынка — свернута просто. На большее её фантазии не хватало, точнее, на реалистичное большее. Фантазия-то как раз пыталась подсунуть ей не только перламутровые шкатулки, красивые заколочки для волос, блокнотик с ручкой (канцелярские товары Вера Сергеевна обожала, хотя и не знала, что бы стала делать с этим блокнотиком), но и какую-нибудь прелесть вроде сувенирной крохотной куколки, например, с которой можно играть. Да, вот играть ей вдруг захотелось, как маленькой. Чтобы были у неё такие игрушки, которые сейчас есть у каждой девочки. Детская мебель, посудка, всё, как настоящее. А в её годы такого-то не было ничего. Вот, размечталась… прямо как ожила, что-то в голове стало вертеться, вспоминается. А в пакетике-то наверняка просто бытовая чепуха. Пока соседки занялись разговором, Вера Сергеевна тайком ощупала подарок — в нём нащупывалось что-то квадратное, с твёрдыми углами. «Мыло», — подумала Вера Сергеевна. Ну, не шкатулка же, в самом деле.
— На ужин пошли, Сергеевна! — снова позвала терпеливая Дуся.
— Сегодня Наденька дежурит, она принесёт, — ответила Вера Сергеевна.
Соседки ушли, а Наденька придёт только после того, как все поедят. Значит, у неё есть пятнадцать минут! С неслыханной ещё два часа назад резвостью Вера Сергеевна села, опершись о подушку, подняла коленки, загораживая просмотр от двери, да ещё и одеялом прикрылась и, с замиранием сердца, ожидая страшного разочарования, извлекла из пакетика ещё один — целлофановый, в котором было что-то завернуто. Внутри оказались: действительно, носки — зато не шерстяные, а хлопчатобумажные. Действительно, мыло — но не обычное, а ручной работы, с запахом чёрной смородины, тут же наполнившим собой палату. Всё это уже радовало. А третий предмет… Сердце у Веры Сергеевны зашлось. Она держала в руках блестящую серебристую коробочку — размером с то же квадратное мыльце, но со всех сторон гладкую. Только с одной стороны коробочки была ярко-синяя кнопка. И всё.
Вера Сергеевна сама не знала, чего так разволновалась. Предмет казался странным, необъяснимым, не походил ни на что, ранее ею виданное. Его назначение было скрыто, однако кнопка сама намекала на то, что главное — в ней. Вера Сергеевна слыла женщиной неглупой, с техникой дружила, даже с современной — размножить, отксерить — всегда пожалуйста. Здесь надо подумать, но подумать не сейчас. Вера Сергеевна не будет такой дурочкой, как Дуся, и никакая Тонька до её подарка не доберётся. Эта вещь — личная, чувствовала Вера Сергеевна, это — для неё. Для неё одной, а не для Тоньки или её бедной глупой Лизочки. Значит, нужно хорошенько спрятать. Размер позволял положить вещь в карман халата, только поаккуратнее надо быть в туалете, не выронить.
К тому времени, как пришла с ужином Наденька, и вернулись соседки, коробочка уже лежала глубоко в кармане у Веры Сергеевны, а карман был надёжно застёгнут на пуговку, да ещё укреплён сверху английской булавкой. Вера Сергеевна продемонстрировала остальным «обычные» подарки. Носки были раскритикованы — тонки. Мыло всем очень понравилось, все по очереди его понюхали, а Зиночка даже предложила Вере Сергеевне обмен на два простых. Вера Сергеевна не согласилась. Такое мыло нужно не для мытья, подумала она, и спрятала его в тумбочку. «Всё равно Тонька заберёт», — вздохнула тётя Дуся. «Не найдёт, — Анна Ивановна была оптимистичнее и посоветовала: — Только заложи там какой-нибудь дрянью».
А на глазах у Веры Сергеевны даже выступили слёзы благодарности. Какие же всё-таки хорошие ей попались соседки — ведь могло и не повезти, а так — все приличные, порядочные, воспитанные люди. Ей даже совестно стало, что не показала им коробочку с синей кнопкой. Может, посоветовали бы что, объяснили. Но что-то говорило Вере Сергеевне: нельзя. Почему — она и сама не могла бы ответить. Никто, конечно, из её соседок на чужое не посягнёт и Тоньке её не выдаст. Но… Нельзя, вот и всё. Это тайное… личное.
Времени на размышления было много. Разум вскоре подсказал Вере Сергеевне ответ: скорее всего, коробочка эта — сигнализация для пожилых людей. Вот стало, к примеру, человеку плохо в туалете (Вера Сергеевна содрогнулась), тут надо успеть нажать на кнопочку, раздастся громкая сирена, и все прибегут.
Это стоило проверить, но нажимать теперь, пугая соседок, после того, как она скрыла от них подарочек, уже невозможно. Значит, надо сделать это там, где никого нет. То есть на улице.
Мысль эта сначала привела Веру Сергеевну в смятение. На улицу она не выходила уже месяца три… нет, больше. Последний раз — в сентябре, дочка заставила её подняться. А сейчас, зимой, вообще мало кто ходит — не у всех есть нормальная обувь, а у большинства нету сил. Но это надо сделать! И Вера Сергеевна начала готовиться.
На другой день после завтрака Вера Сергеевна заглянула в шкаф и нашла там свои старые брюки и тёплую кофту. Брюки оказались велики, но не страшно. Пальто предстояло получить, пальто у неё имелось. А
