сквозь парковые посадки. В тени деревьев, вкруг стоящей скамейки столпились парни, слышались переборы гитары и позвякивание бутылок. Среди них заметил знакомую атлетическую фигуру Гимнаста. Два года судьба не сводила их лицом к лицу. Всё это время наш герой ждал такого момента и готовился к предстоящей встрече, проводя свободные часы в спортзале. Они и раньше смогли бы столкнуться, но Гимнаст сел тогда на два года за кражу, оттянув их встречу и тем самым дав ему подготовиться. За это время наш герой вырос, возмужал и окреп, и уже не был тем хрупким шестнадцатилетним подростком, каким он был при их первом столкновении. ОН давно представлял, как они сойдутся, мечтал об этом, но в данный момент эта встреча не радовала. Возникшее в нём, благодаря здравому смыслу, желание вернуться победило и он с какой-то долей сожаления развернулся чтобы уйти.
В это время Гимнаст «травил баланду» на блатном жаргоне, как «перекинуть коробки и не намотать чалму». Окружающая его гопота заискивающе взирала на своего кумира, высокого парня с жестоким лицом хищника. Он уже в свои двадцать лет имел две ходки в зону, разговаривал с окружающими высокими нотками превосходства. Красивое его циничное лицо выражало злобу и пренебрежение ко всему.
Гимнаст увидел соперника, поднося стакан к губам, но не опустил руки, а выпив всё до капли, цыкнул своим, показывая на появившегося внезапно парня.
— Плесните-ка ему!
Наш герой не успел уйти, как к нему подскочил лохматый подросток и с ухмылкой произнёс:
— Постой чувак! С тобой хотят поговорить серьёзные люди.
Боль в висках сразу ушла куда-то вглубь. Сердце, до того колотившее как бешенное, восстановило нужный ритм. Внутреннее затишье и спокойствие растеклось по телу. ОН обернулся.
Гимнаст, вихляющей походкой, подошёл к нему.
—Ну, что Ромео, как дела? Говорят, ты меня ищешь? Вот он - Я! — кривя рот, с издёвкой процедил Гимнаст и, не раздумывая смазал кулаком по губам.
— Прошлый раз ты бил сильнее, — не расцепляя зубов, только разбитыми губами проговорил ОН. И ответил на удар. Время, проведённое на тренировках, не прошло даром, и противник понял это. Втроём они набросились на парня, как стая трусливых шакалов, понимая, что в одиночку его уже не сломить.
Притаившиеся в тенистых аллеях сумерки ждали своего выхода. День подходил к концу. Та часть парка, где происходила драка, была сокрыта от сторонних глаз густой листвой и кустарником. Никто не мог вмешаться в происходящее. Над парком носились звуки популярной мелодии, танцующие пары беззаботно веселились, растворяясь в музыкальном ритме.
Это была серьёзная драка, дрались молча, озлобленно. ОН изрядно их потрепал. Но Гимнаст был ещё свеж, бил уверенно и сильно. От его ударов было трудно защититься. К тому же он не лез на рожон, а больше использовал своих «шавок», которые были в плачевном состоянии.
Удар! Из рассечённой брови кровь застит глаза. И ОН не разглядел, как у одного из нападавших блеснул нож. Он его почувствовал, откуда-то изнутри. Резко обернувшись, перехватил руку ударившего и со всего разворота заехал в перекошенную харю кулаком. Нападавший упал, оставив оружие в его в боку. В это мгновение раздался пронзительный женский крик. Послышались голоса. Наш герой вырвал из своей плоти нож и, увидев занесённую над собой руку Гимнаста, всадил со всей яростью, на какую был способен, в открытую грудь противника. Нож вошёл легко, попав точно в сердце, и прервал жизнь. Занесённая рука опустилась ему на плечо. Гимнаст по инерции шагнул вперёд, приблизив к нему своё лицо, выражавшее удивление, обнял и, обмякнув, сполз к его ногам.
ОН стоял над поверженным врагом, но радости не испытывал, как ему представлялось. Он даже не понимал своего свершенного деяния и стоял с ножом в руке, бессмысленно рассматривая холодный металл. Головная боль медленно выползала из лабиринтов извилин …
Внезапно опустившийся кусок скамейки оборвал сознание. Наш герой упал рядом с тем, кто звался Гимнастом.
Сон
Сегодня ночью ОНА видела сон.
В ясном небе парили две птицы. Они то поднимались ввысь, превращаясь в маленькие точки, то камнем падали вниз к самой земле. Птицы летали и радовались друг другу, светлому дню и своей свободе.
Затаив дыхание она следила за их игрой.
Неожиданно на землю легла тёмная тень, это набежавшая туча закрыла солнце, и из неё стремительно вылетел черный коршун, который кинулся на одну из птах и ударил страшным клювом. Птица закричала и пала на землю. Волоча подбитое крыло, она спешила укрыться от хищного врага. В её стоне слышалась мольба о помощи. Вторая пичуга бесстрашно налетела на коршуна стараясь отвлечь его внимание от своей подруги. Коршун, покружив над землёй, взмыл в небеса и исчез вместе с тучей.
ОНА подбежала к раненой птице и подняла её. Маленький пернатый комочек от пережитого страха вздрагивал и трепетал в руках, но почувствовав теплоту и защиту успокоился. Птица доверчиво глянула ей в глаза. Её подруга, кружившая над ними, вдруг камнем падает с небес оземь и превращается в женщину, которая встав в стороне, молча глядит на них.
ОНА стоит, держа в ладонях небесную жительницу, и не знает - что делать?
И тут ощущает биение маленького сердечка, которое взволнованно бьётся в пушистом комочке. Удары его всё усиливаются и усиливаются. ОНА чувствует, как импульсы этих ударов соединяются с ритмом её сердца. Вот в руках уже она держит не воздушное существо, а большое человеческое сердце. ОНА вопросительно смотрит на женщину и испуганно прижимает это сердце к своей груди, да так сильно, что вдавливает его в себя.
Женщина знаками даёт понять, что оно теперь навсегда принадлежит ЕЙ. Теперь в её груди два сердца, но биения второго она не чувствует.
Испугавшись, ОНА просыпается.
Они не виделись уже девяносто шесть часов. Это четыре длинных, нескончаемо долгих дня. Она разложила их на часы, минуты и секунды, и ужаснулась этим громадным числам. С каждым днём она всё тяжелее переносила разлуку с ним, а впереди у него два года армейской службы и произойдёт это со дня на день. Она так боится этого дня, мысли о нём никак не хотят покидать голову.
Подруги говорят — армия настоящая проверка для любви. Что за чушь?
Какая проверка?! Как можно проверять или не доверять?! Что может разрушить их любовь?!
Сказав однажды — Я тебя люблю! — было для них клятвой, присягой в верности. Эти слова произносят один раз! Иначе незачем жить.
Увидев его, она обрадовалась. И не поняла, почему он внезапно остановился, отчего не идёт к ней, а побледнев, вдруг убегает и, взглянув на приехавшего вчера из Воронежа двоюродного брата, всё поняла и вскрикнула. Но он не услыхал возгласа, и ей ничего не оставалось, как кинуться за ним. Брат увязался следом.
Она нашла дерущихся в тот самый момент, когда блеснул нож и тогда из неё вырвался неудержимый крик. Подбежал брат, но поздно, противники оба лежали без признаков жизни. И всё же он нагнал одного из нападавших, повалил на землю и только здравый рассудок не позволил на месте вынести свой приговор.
Стали подбегать гуляющие.
Крик отчаяния обессилил её. Присев и зажав рот рукой, она неотрывно глядела на лежащего в примятой траве, лицом в низ дорогого друга. У неё не было никаких сил, чтобы встать. Подбежавшие молодые люди помогли ей. И вот ОНА, опершись о протянутые руки, метнулась к нему, в мгновение оказалась рядом и, упав на колени, приподняла его голову, из рваной раны оной истекала кровь. Она рванула платок с шеи, но тот не поддался. Рвала и трепала его во все стороны, но он только туже затягивал узел. Бурая кровь оросила её колени, на которых лежала поверженная голова. Зубами, схватив подол своего платья, разорвала его, обнажая часть своего девичьего тела. Стала рвать эту ткань, кромсая её на куски и прикладывая к ране, пытаясь, остановит бурлящую кровь. Обмотав его голову, прижала её к своей груди. Покрыла её бесчисленным множеством поцелуев.
Слезы, смешанные с кровью, оставляли на щеках страшные борозды.
Может это кровоточили открытые раны её глаз?
Может это кровавые слёзы её любви?
Может это слёзы разбитых надежд?
Слёзы разлуки и безысходной тоски?
Слёзы их чистой и не порочной любви на пороге грядущих испытаний?
Кому нужны эти испытания? Кто так нещадно хлестнул их плетью судьбы по ещё не окрепшим сердцам? Кто возрадовался, глядя, как на этом месте разбились жизни и судьбы, словно волны о крутые камни?
Выступающие из ран рубины, капля за каплей впитывались сквозь поры её тела и души в сердце, в её новое сердце. И омытое его кровью оно застучало. Оно поглощало выходящую из ран жизненную энергию, не давая ей пасть на землю.
Птица - сердце бьётся в её груди. Она кричит.
ОНА кричит, и её крик заглушает все голоса окружающих.
Никто не знает — что делать!
Кто-то всё-таки сообразил и убежал вызывать скорую помощь. Приехавшая «скорая» увезла его и её. ОНА не пожелала отойти ни на шаг. Врачи были вынуждены увезти обоих.
В этот раз в больницу её не пускали. Но она упорно ходила туда каждый день. Когда его состояние улучшилось, его перевели в тюремную больницу. Вход туда был закрыт совсем, даже для его матери.
В эти дни ОНА слегла. Не вставала с постели, не общалась ни с кем, не принимала никакой пищи. ОНА просто лежала с широко открытыми глазами покрытыми влагой, глядя в пустоту. Пустота окружила её. Весь мир, который жил в ней провалился в эту пустоту, бездонную, безжалостную и всепоглощающую. Всё прожитое враз исчезло, без остатка.
Следствие тянулось до осени. У них не было ни одного свидания.
В сентябре ОНА пошла в институт. Но это была не она, а тень, то, что осталась от прежней молодой, задорной девчонки. До суда ходила на лекции, просто отсиживала время и уходила.
Состоялся суд.
ОНА сидела в зале и не сводила с него глаз. Но за всё время заседания суда ОН ни разу не взглянул в её сторону, хотя она гипнотизировала его своим взглядом. Молила Бога, чтобы он заметил её. Но ОН упорно избегал её глаз.
Приговор был суров — 7 лет лагерей за превышение самообороны.
В последнем слове ОН просил прощения у матери Гимнаста.
Свою мать просил простить его.
Было видно, что хочет сказать ещё какие-то слова, но не решился. ОНА ждала от него этих слов, однако ОН смолчал. Только тогда поднял на неё глаза, когда выходя из зала, проходил мимо. Взгляды их встретились. Взор его был полон слёз.
ОНА поняла причину молчания и пыталась кинуться к нему, но её отстранили.
Дверь за его спиной закрылась на долгие годы. Годы одиночества. Его прощальный взгляд отпечатался в её сознании, став матрицей поступков на всю жизнь.
Опустившись на стул, она сидела в зале одна, пока её тактично не попросили выйти. Оказавшись на улице и ещё не понимая и не принимая действительность, брела, ведомая какими-то таинственными силами, пока не очнулась возле школы, в том самом месте, где он, догнав её, спросил:
— Марина, можно я тебя провожу?
