Физика без лирики

Машины полыхали как свечки. Ему бы ужаснуться, одуматься, но Григория Эдуардовича всё сильнее заполоняло упоительное нервное веселье. Ерунда, - отстранённо, будто издалека слышал он свои мысли, - свечки горят хлипко и нудно. А здесь дело иное. Красота, как в американском кино, настоящее буйство огня. Торжество огня. Торжество Справедливости, - с каким-то непонятным возбуждённым злорадством отметил Григорий Эдуардович и зажёг третий факел. - Есть! Есть упоение в бою! Е-е-есть!
Так, наверное, чувствовал себя Великий Инквизитор, глядя на костры, пожирающие грешные тела еретиков и ведьм.
Теперь закрутится. Закрутится огромное мельничное колесо страха, раздробит, перемелет в муку хищные зубы его обидчиков и принесёт ему, Григорию Эдуардовичу, достойную жизнь. Лишь бы сдюжить. Лишь бы самому перебороть свой собственный страх.
Террор - основа успеха. В этом он без труда согласился с любимым детективным автором - Чейзом. Умственно - без труда. Моральных усилий и бессонных ночей это, признаться, ему стоило. Злость и обида как никто умеют уговаривать совесть, но тут даже не в совести дело. Что совесть? Чушь, фикция - зажать в кулак, стиснуть зубы... Выпить, наконец. Но как быть с внутренней неспособностью противостоять агрессии? Вспылить и влепить затрещину обнаглевшему обидчику это одно. Но рассчитать до мелочей, выносить план мести, и, тем более, с холодной бесстрастной головой привести его в исполнение - дело совсем другое. Не боец он, не воин, не самурай и даже не мультяшная черепашка ниндзя, как ни крути. Но и не тварь же дрожащая, а? Мужик же! Не место, вроде, сейчас для гражданского пафоса, однако прав ведь классик, чёрт побери: право он тоже имеет.
Действеннее всего впрямую воспользоваться чейзовским рецептом. Достать бы винтовку с оптическим прицелом, благо, в теперешние смутные времена, если знаешь где, можно по необходимости прикупить и гаубицу. Но гаубица ему не нужна. И винтовка не нужна. Вот чего он точно никогда в жизни не сможет - выстрелить в человека. Какой бы гнидой тот ни был.
Сама жизнь иногда подсказывает варианты лучше не придумаешь. В бога Григорий Эдуардович не верил, а вот в указующий перст судьбы очень даже. Хотя, может, это оно то самое и есть - одно и то же, в смысле - тут, наверное, дело в терминологии. Как назовёшь: одним бог, другим - судьба. До „новых времён“ Григорий Эдуардович не очень-то задавался подобными вопросами. Коммунисты приучили его думать о боге как о сказочном персонаже и уловке хитрых эксплуататоров - так он всю жизнь и думал и, признаться, был за это коммунистам даже благодарен. Хотя бы за это - хоть тут они не пудрили его рациональный донельзя мозг идейной бредятиной. При коммуняках, кстати, при всём их идиотизме, жилось много спокойнее. Не жировали, и по кухням жались - это да. Но равноправие какое-никакое - было. И человек человеку брат был. И завтрашний день - он тоже был, в него верили. А тут, с этими тварями...
По каналу НТВ, старающемуся, как ровесник новой эпохи, шагать в ногу со временем, и потому вытаскивающему на свет отборные ужасы, кровь и грязь, от души смаковали сюжет о новом столичном поветрии: поджогах автомобилей. То ли бандитские разборки, то ли протест воинствующих маргиналов - кто его знает, - но факт остаётся фактом: хозяева машин мучились неизвестностью, сосали валидол и плохо спали ночами.
Ну вот! - хлопнул себя по коленкам Григорий Эдуардович и застыл в кресле, вглядываясь в тревожные лица на экране, но как бы их уже не видя. Голову его захватили собственные мысли. Ишь, завыли! - думал он. - Этим мордоворотам, оказывается, тоже можно прищемить хвост. И очень легко. Неплохо бы и у нас в Питере устроить вальпургиеву ночь. Или варфоломеевскую? Или нет - там вроде ведьмы жгли... Или ведьм. Или не жгли, а резали? Впрочем, какая разница! Устроим Ночь Красных Петухов, пусть оно так.
И даже если он окажется не один, если вдруг кто-то подхватит его почин - так оно даже к лучшему. Очень, даже очень на руку. Глядишь, озлобленная молодёжь забудет моду раскурочивать телефонные автоматы и займётся, наконец, настоящим делом. А то накинулись, словно с цепей посрывались: в городе трудно живой таксофон найти. А уличные телефоны-то, кстати, и в его новом деле большое бы подспорье, ведь так? Звонишь в местную жёлтую газетёнку, придаёшь голосу кавказского акцента для пущего колорита и алиби, нервов побольше, истерики, слезу можно (или уже перебор?): дорогой, начальник, брат, спасите-караул, во дворе машина горит. Почему в пожарную не звоню? Вай-вай,  перепутал, брат, какая разница, телефон забыл. Кто там будет разбираться: забыл или нарочно. К пожарным тоже можно, но они парни такие: огласки не любят, а голос звонящего, чуть что, запишут. Оно ему надо? Нет, Григорию Эдуардовичу оно не надо, ему наоборот надо. Интересно только, а дежурят ли в жёлтых газетёнках ночами. Надо обязательно разузнать.
Его же новому коммерческому предприятию ни добровольная помощь „соратников“, ни, тем более, огласка никоим образом не повредит. Напротив, так он станет - вот уж воистину - жар чужими руками загребать. Чем больше в городе паники и страха, тем больше сердечных капель и тем, значит, сговорчивее хозяева. А хозяев - он уж постарается - выберет побогаче. Настоящих денежных мешков - из бандитов или из (тьфу, мать их!) бизнесменов. Что, впрочем, одно и то же. Все они, новые русские, одним миром мазаны. Разве можно нынче хорошие деньги честно заработать? Нет же, только отнять да обманом выудить. Им можно, а Григорию Эдуардовичу, значит, нет?! С какого, спрашивается, перепугу?


Он перекинул ногу через решётчатый забор, спрыгнул, прошёл вглубь, моментально промочив кеды студёной росой, уселся на низкую лавочку. Облокотил удобно спину на ножку деревянного мухомора. Выдохнул. Сейчас впору бы закурить, но не курит он. А выпить - да. Глоток для запаха. Для запаха нужно, обязательно, но и адреналин бурлящий в жилах разбавить.
Вид на устроенное им представление из детского сада открывался отменный, но самого Григория Эдуардовича здесь, среди мохнатых кустиков и кряжистых тополей, никому не видно. А если и заметят - что с того? Ну, вышел мужик поностальгировать под звёздами в родной детский садик с бутылочкой дешёвой бормотухи. Все так делают. А садик - точно - родной, сердешный, друг почти: оттоптал он эту „зону“ лет тридцать назад от звонка до звонка сопливым пацанёнком; каждую тропку, каждую песочницу здесь знает. Паспорт показать? Да пожалуйста, товарищи... Ах, нет, вы же теперь господа! Пожалуйста, господа хорошие, не извольте беспокоиться: вот, всё как положено - вот прописка, вот мой дом - на вас облезлым боком смотрит. Вот школа моя за углом. А сам? Сам я уважаемый человек, меня все детишки в округе знают. Потому как преподаю я детишкам в своей школе физику. (Что, съели?) Всё в порядке, товарищи? Пардон - господа. Могу дальше дегустировать портвейн? Как, позвольте? Не стыдно за моральный облик российского учителя? Полноте, господа! А российскому обществу не стыдно, что у учителя не хватает денег на пятилетний коньяк? Что (бл...!) не на коньяк - на хлеб иногда. Что нация, не кормящая своих учителей, будет кормить чужих учителей. (Нет, не туда - там про армию было. Но всё равно, не мытьём так катаньем - нация такая на вымирание обречена.) Что когда-нибудь, лет через двадцать-тридцать общество одумается, выйдет, быть может, сам президент на высокую трибуну, и-и-и - так и грохнется он, президент, оземь, на колени. Руки к небесам протянет.  Виниться: каких, мол, людей мы потеряли, учёных да инженеров, а главное, учителей - профукали, господа хорошие. Да поздно будет. Посмотрит президент вокруг - а вокруг одно быдло необразованное с дубинами да кастетами. И зарыдает тогда президент горючими...
Стоп! Эк, хватил. Ничего такого, конечно, Григорий Эдуардович милицейским чинам не скажет. Рылом не вышли (Тьфу! Глаза бы не смотрели!). Не то что опасается, нет - „политику“ сейчас не пришьют и за неё не сажают. Говори что хошь. Но - просто нет. Он будет сдержан и высокомерен. Хотя и высокомерен - не надо, просто сдержан. Чуть растерянную улыбку - пожалуй (не заискивающую - не дождутся!). Терпеть и играть роль. Так нужно.
По правде если - он совсем не пьёт. Не по болезни, при чём тут болезнь. Денег нехватка? Это да, это очень да, слишком даже да, но - бросьте, какому алкашу это когда-нибудь мешало? Просто, не нравится ему алкоголь. Так, рюмочку-другую на великий праздник, для настроения и за компанию. А это? Эти полбутылки „Молдавского розового“ он у соседа позаимствовал, он знает где на лестничной клетке у того заначка от жены. Одного глотка, он думает, сосед не заметит, а бутылку-то он потом точно вернёт на место.
Началось! Набежали, блин, клоуны! Настоящий цирк. Суетятся, машины растащить пытаются. А ему что? Соседние с горящими машины, тоже, небось, не на кровные куплены. Пусть себе тоже занимаются, не жалко. (Чёрт, а вдруг буквально - на кровные? На кровавые!). Григорий Эдуардович нарочно только у новых иномарок и тонированных девяток крутился. К обычным Жигулям с  Москвичами близко не подходил. Хотя, если прикинуть по совести, на Жигули, с его-то зарплатой, тоже две жизни придётся вкалывать. Но да ладно, при советской власти можно было: и в лотерею выигрывали, и передовикам производства жаловали (не бесплатно, конечно).  А старики, пенсионеры нынешние, бывало, к старости и на две машины могли с книжки снять, а иной раз - на три. Но не сняли - на что старикам машины? Да и не очень-то разбежишься, если честно. За новыми в очередь стояли годами, старые покупать не принято было; а как принято стало, да ещё и иностранный автомобильный хлам стал на рынках потихоньку появляться - не поверили. Могли бы хоть в машины денежки вложить, хоть какой-то - зыбкий и ржавеющий, но капиталец. Не вложили, и сгорели денежки, потом и мозолями всей жизнью нажитые. Инфляция за год всего сожрала. Ам - и как не было. Словно и не копил всю жизнь, не откладывал. А на что копил, спрашивается, если купить было нечего? А непонятно. На свадьбу детям, на детство внукам. На счастье, в общем. И себе немного, на могилку.


Глянь-ка, тот-то, самый бандитский бандит, оказывается, и ночует с охраной. Надо же. Целая кодла бритая набежала, так вокруг и зыркают. Не глаза - снайперские прицелы. Такие же холодные безжизненные прорези. И беспощадные. Откуда всё взялось? Был ведь этот стервятник милым мальчуганом, ну или рубахой-парнем в деревне, с живыми и добрыми ямочками на щеках. Маму любил, родину, поля и просторы родные. Был, точно был, всего каких-то пять лет назад. Или, может, дело в причёске? Далила Самсону волосы стригла, чтобы сил лишить, а эти, похоже, с волосами вообще всё человеческое утрачивают. А в роли цирюльников, значит, подлые новые власти?
Пожарные быстро приехали. Эти молодцы. Эти, похоже, единственные государевы люди, кто верен долгу остался. Хотя, ты только посмотри, и Скорая подрулила. Не иначе, кому-то из господ-феодалов погоревших с сердцем не повезло. А то с чего бы? Скорые нынче не спешат. Врачи тоже от таких зарплат врассыпную разбежались - где-то, видать, теперь богатеньких лечат. Или на рынке шмотьём торгуют, как все. А сосед с почечной коликой недавно на стенку лез - крепитесь, говорят, едем. Двенадцать часов ехали. Чуть не сдох сосед.