сформировалась замечательная идея. Он понесся со всех ног домой, и на его счастье мама оказалась дома.
— Ну, как было на телевидении? — встретила она сына.— Когда тебя на экране увидим?
— Мама, я влюбился! — не слыша ее вопроса, заорал он с порога. — Я влюбился по уши совершенно безумно! На всю жизнь! Теперь все зависит от тебя. Мне срочно нужна твоя помощь.
— Я очень рада за тебя, сынок. Она прелестная девушка. Но к чему такие эмоции? Что-то случилось?
— Случилось, случилось! И ты должна мне помочь.
— Конечно, я все для тебя сделаю, сынок. Не надо так переживать. Что произошло? Мариночка ребенка ждет?
— Какая Мариночка? При чем здесь Мариночка? Как тебе такое в голову взбрело?
— Я думала... что у вас уже далеко зашло. Не понимаю.
— Ничего такого у меня с ней не было! — нетерпеливо закричал он.
— Дима, ты хочешь сказать: это не Марина? — У Натальи Николаевны подкосились ноги, и она попыталась сесть, - но стул оказался далеко, и ей пришлось прислониться к стенке.
Видя, что мать сейчас упадет, Дима подскочил и пододвинул к ней стул.
— Мамочка, тебе плохо? Может, валокордин?
— Да, накапай немножко.
Морщась, она выпила горькое лекарство и подождала немного, прислушиваясь к себе.
— Кажется, прошло. Ну, сынок, ты даешь! Значит, речь идет не о Марине? Ты что, уже в другую влюбился? И давно?
— Сегодня. Два часа назад.
— Постой, ты не заболел? Дай, я тебе лоб пощупаю.
— Мама, какое заболел? Я влюблен, безумно влюблен! Это такая девушка! Ты себе не представляешь!
— Дима, как так можно? Такое непостоянство! Вчера ты любил Марину, в любви ей объяснялся. Тоже, небось, клялся, что на всю жизнь. Не думала я, что ты такой легкомысленный.
— Мама, я ошибался! Господи, ну как тебе объяснить? Можно подумать, что ты никогда не ошибалась.
— Ошибалась, конечно, но не до такой же степени. Кто хоть она — эта девушка? Где ты с ней познакомился?
— В Марининой школе. Я прибежал туда сказать Марине, что ей надо на телестудию. И увидел ее. Она сидела у окна и глядела на небо. А потом перевела взгляд на меня. И я погиб.
— Дима, ты спятил. Завтра проснешься и поймешь, что все это чепуха. Мариночка тебе настоящий друг. И девушка чудесная. Любит тебя. Чего тебе еще надо?
— Мама, ты ничего не поняла! Нет никакой Мариночки и никого другого! Есть только она, она одна! И я не могу без нее жить! Понимаешь?! — Он чуть не заплакал.
— Ладно, ладно, успокойся, — Наталья Николаевна вдруг почувствовала, что сын на грани нервного срыва. — Возьми себя в руки и рассказывай спокойно: кто она, как ее зовут, что ты о ней знаешь.
— Зовут ее Лена. У нее потрясающая фамилия! Двойная: Джанелия-Туржанская.
— Постой, постой, откуда мне знакома эта фамилия? Где-то я ее слышала.
— Ее мать — профессор в Политехе.
— А, точно! Она заведовала там кафедрой математики. И не раз выступала на августовских совещаниях. Я ее хорошо помню. Принципиальная. Так это ее дочь?
— Да. Мамочка, если бы ты ее увидела, ты бы меня поняла. У нее такие глаза... небесные! У нее лицо... нет, это невозможно описать, нет слов!
— Ну, красота — это еще не все.
— Да она круглая отличница, начиная со второго класса! Потому что в первом не училась: ей там нечего было делать. Сразу пошла во второй. Ее в школе все обожают. Потому что у нее такой характер. Просто, святая! Представляешь, она никогда не врет!
— Откуда ты все это знаешь? Ты что, уже успел с ней познакомиться?
— Ну, конечно! После уроков пошел за ней и в их дворе ее перехватил. Подошел к ней и заговорил. Представляешь, она никогда с незнакомыми на улице не разговаривала, а мне ответила. И даже улыбнулась. Боже, какой я счастливый! Я сейчас умру от счастья!
— Погоди, не умирай. Итак, она тебе ответила. А дальше что было?
— Дальше? Дальше мы пошли в кафе, и я ее угостил пельменями и кофе с пирожным.
— Сколько тебе говорить: не ешь ты эти пельмени во всяких забегаловках. Там мясо из ушей, хвоста и одного места. Отравиться хочешь? Еще и девушек туда водишь. Как же она согласилась? С незнакомым парнем — в кафе. Смелая девушка.
— Ну, не совсем незнакомым. Я знаю ее мать, и она меня, наверно, помнит. Я же там часто околачиваюсь. Кроме того, — ты сейчас упадешь! — она лучшая подруга Марины еще с детсадовского возраста. И Марина никогда мне ее не показывала. Как чувствовала! Лена знает про нас с Мариной, я ей все рассказал.
— И как она к этому отнеслась?
— Ты знаешь, спокойно. Я даже сам удивился. Она поняла, что я Марину не люблю. Что я люблю ее. И мне кажется: я ей тоже понравился. Я видел однажды, как она с одним парнем целовалась, - месяца полтора назад. Правда, лица ее я тогда не видел. А так жаль! Если бы Марина нас тогда познакомила, все было бы иначе. Но тот парень показал Марине кулак, и мы прошли мимо. Мама, мне совершенно все равно, что у нее было до нашей встречи. Тот парень ее любит с детства, а она его — нет.
— Джанелия-Туржанская, — задумчиво повторила Наталья Николаевна. — С этой девушкой была связана какая-то неприятная история. Да, вспомнила. Из-за нее в прошлом году ее одноклассник выбросился с балкона. Во всех школах обсуждали это происшествие.
— Его можно понять. Если она меня не полюбит, я тоже выброшусь. Но я ей понравился, точно понравился! И она меня обязательно полюбит!
— Ой, мамочка! — вдруг вспомнил Дима. — Я же у нее фотокарточку выклянчил. Сейчас покажу.
Наталья Николаевна надела очки и долго смотрела на фотографию, протянутую сыном. Да, в эту девушку можно влюбиться с первого взгляда. И на всю жизнь.
Бедный, бедный ее Димка! С ней его ждет или огромное счастье, или огромное горе. При всей нежной прелести этого лица в нем было что-то роковое, — Наталья Николаевна и сама не могла понять, что. Слишком все в нем совершенно. Просто — за сердце хватает.
"Потому что нельзя быть красивой такой" — вспомнила она слова из известного шлягера. Правильно, нельзя. Среди обыкновенных людей. Нет, лучше бы это была Марина. Прожил бы он с ней свою жизнь спокойно и счастливо. Но от судьбы не уйдешь.
— Так чего тебе от меня надо? — спросила она сына. — Хочешь, чтоб я о ней побольше узнала?
— Нет, я и так о ней все, что нужно, знаю. Мама, переведи меня после каникул в ее школу. В одиннадцатый "А". Умоляю!
— Ты с ума сошел? Выпускной класс, последнее полугодие. Кто тебе позволит? Нет, это невозможно.
— Мама, ты все можешь, я знаю! С твоими связями. Мамочка, умоляю, ну помоги мне! Иначе я вообще... не знаю, что сделаю. Представляешь, я буду ее видеть каждый день! Полдня в одной с ней комнате.
— Тебе тогда совсем ничего в голову лезть не будет. Марина тебя так хорошо подтянула, — в отличники выбился. А тогда все пойдет насмарку. Ведь выпускной класс!
— Мамочка, клянусь, будут одни пятерки! Буду заниматься день и ночь! Она же отличница, мне же стыдно будет хуже ее учиться. Мамочка, ну сделай что-нибудь, умоляю! Ну, хочешь, на колени перед тобой встану? Чего ты хочешь, скажи? Буду каждый день пылесосить и всю посуду мыть. И обувь твою и отца чистить каждый вечер. Ну выполни эту мою просьбу, только одну! Больше никогда ничего у тебя просить не буду.
— Ненормальный. Хорошо, я попробую. Не представляю, что я буду говорить их директору. Он мужик тертый, любую брехню сразу разгадает.
— Скажи, что в этом классе очень хорошие учителя. Что хочешь, чтоб у меня знания были получше. Что у них высокая требовательность.
— Ну да, придумал! У меня, значит, плохие учителя и низкая требовательность. Очень умно!
— Ну... ну скажи тогда, что я спятил. Что хочу только в этом классе учиться или брошу школу. Вали все на меня. Скажи, у меня заскок.
— Ага, ему только ненормальных не хватало. А то у него своих мало. Ох, сынок, ну ты меня и озадачил.
— Мамочка, ну пообещай, что ты постараешься. Придумай что-нибудь — ты же у меня такая умница! Чтобы до каникул я мог жить с надеждой.
— Не подлизывайся. Надеяться ты можешь. А вот, что выйдет из этой затеи, сложно сказать. А что Марина? Как она все это восприняла?
— Не знаю. Но она, конечно, все поняла. Я видел, как она шла из школы... такая потухшая. Как неживая. Мама, мне ее очень жаль. Но изменить ничего нельзя.
— Бедная девочка!
А бедная Маринка горько плакала у себя в комнате, уткнувшись в диванную подушку. Она где-то слышала, что если поплачешь, станет легче. Она рыдала уже два часа с небольшими перерывами, но легче не становилось. Время от времени звонил телефон, но она не поднимала трубку. Зачем? Зачем все разговоры, дела, планы, будущее, если в нем не будет Его? Никто ей не может помочь, никто! Нет в мире такой силы, которая вернула бы ей любимого. И от этой мысли Маринка заливалась еще горше.
Она поняла, что проиграла сразу, как только увидела Диму в дверях класса. Он только искал ее глазами, но она уже знала, что все кончено. Сейчас он увидит Лену - и забудет обо всем на свете.
И он увидел ее. И замер. Его изменившееся лицо сказало Маринке: то, чего она боялась, как огня, произошло. И свет померк в ее глазах.
Как он смотрел на Лену! Как заблудившийся на огонек в ночи. Как приговоренный на своего спасителя. Он простоял бы так весь урок, если бы его не выгнала учительница.
А ведь он приходил к ней — Маринке. Наверно, хотел что-то сказать. Наверно что-то, связанное с фестивалем, что касалось и ее тоже. Но не сказал — забыл. Увидел Лену - и забыл. Забыл обо всем на свете! Так и ушел, ничего не сказав. Да и зачем? Любые его слова, любые фразы, обращенные к ней, Маринке, звучали бы теперь, как приговор.
"Я тебя не люблю!" — вот как они звучали бы, что бы он теперь ни говорил.
Опять звонят. Не хочу никого видеть и слышать! Отец шаркает под дверью. Чего им всем нужно от нее?
Господи, ну почему нельзя исчезнуть, скрыться на необитаемом острове? Чтобы никто не трогал! И там сидеть и ждать, когда утихнет эта боль, разрывающая душу. Почему так больно в груди? Что может так болеть? Это не сердце, нет. Болит чуть выше — там, где по идее и болеть нечему.
Голос отца: — Дочка, к тебе Гена. Пустить?
Гена! Товарищ по несчастью. Зачем он пришел? Посочувствовать? Не нужно мне вашего сочувствия, мне нужен Дима Рокотов! Я хочу его сюда сейчас, сию минуту! А если вы не можете мне его дать, то убирайтесь — вы мне не нужны.
— Пусть уходит. Он мне не нужен.
— Мариночка, он настаивает. Говорит, на минуточку.
Теперь не отстанут. Сидеть и слушать пустые слова, бессильные что-либо изменить. Господи, куда деваться?
— Пусть войдет.
Она села зареванная на диване, с ненавистью глядя на дверь. Но увидев его лицо, почувствовала некоторое облегчение. Все-таки, когда не одной тебе так плохо, становится чуточку легче. Страдать за компанию — не то, что страдать в одиночестве.
Там, в классе, увидев Диму в дверях, он сразу посмотрел на нее. — Это все, — неслышно произнесли ее губы, но он понял. Понял, что все кончено. И для нее, и для него. И помертвел.
— Давай подумаем, что можно сделать, — сказал он, садясь рядом. — Нельзя же так сразу сдаваться.
— Ничего, — ответила она.
— Я поговорю с Леной. Может, она не знает, что у вас с ним было. У вас все было?
— Нет.
— Что же ты? А говорила, любишь.
— Струсила. Не готова была. Думаешь, это так просто? Но он хотел.
— Надо было решиться.
— Может, и надо было. Только, что бы это изменило?
— Ну, все-таки. Есть же у него совесть.
— При чем здесь совесть? Гена, все кончено! Они будут вместе. И мы ничего не можем
