Всё выше и выше, и выше!
Не пройдя все круги Ада, не поймёшь, что такое Рай
(Веселин Георгиев)
Как только спустишься вниз до конца, дорога может вести только вверх.
(Александра Рипли «Скарлетт»)
Спал Данте недолго, считанные минуты, но проснулся хорошо отдохнувшим. Открыв глаза, он сначала не мог осознать, где находится. Но раздался знакомый голос.
— Алигьери!
— Вергилий! Ты! Я спал? Или до сих пор сплю?
Данте покачал головой, словно хотел, чтобы мысли встали на место.
— Сон не сон, сон про сон… сумеречная ночь, сумеречный сон. Вот и сплю — не сплю...
Вергилий подтвердил:
— Верно! И спишь, и не спишь. Грезишь наяву!
— И я наяву грежу, — подумал Хайме. — Что-то грёзы мои затянулись.
Но тут вздрогнул от слов Хроноса.
— Может пройти вечность, пока ты вернёшься обратно, в то место, откуда началось твоё путешествие.
— Ты как всегда успокоишь...
— А что ты хочешь услышать? Что тут же перенесёшься в своё время? — Хронос ехидно засмеялся. - Я же уже говорил, всему своя минута, свой час, свой день, свой год...
Хайме перебил:
— Ты ещё скажи: век, сто лет!
— Да ну тебя, с тобой не интересно! Ухожу-у-у...
— Надолго ли, — подумал Хайме.
— Навсегда, а может нет...
— Шутник, однако! Что ты ко мне привязался? Нет других забот? — пробормотал недовольно Хайме. — Раз уж я здесь, дай досмотреть странствия Данте. Такого я больше не увижу!
— И да, и нет...
Видя, что лицо Хайме начинает краснеть от гнева, Хронос попытался его успокоить.
— Всё-всё! Ещё немного, ещё чуть-чуть...
Напряги и голос, и слух.
Говорю я, как с духом дух.(1)
Хайме вздохнул. А потом непроизвольно вырвалось:
Пусть так теряют смысл слова,
И забываю бредни я...
— Ты хочешь сказать, что всё это бредни? — Хронос разозлился не на шутку.
Теперь Хайме пришлось успокаивать.
— Всё, всё, всё! Больше не буду! Ладно, раз я здесь, прошу… пожалуйста, не мешай!
Чистилище
Голос Вергилия разбудил Данте, но рядом его не было. Подняв глаза, он увидел ангела с обнажённым сверкающим мечом. Остриём меча ангел пишет ему на лбу семь раз букву Р (peccato — грех).
Алигьери сносит это беспрекословно.
— Терпимо...
Боли не было, только лёгкое покалывание.
Опять слышится голос Вергилия. Он объясняет:
— Таким образом тебя впускают в Чистилище уже не в виде пассивного лица, каким ты был в Аду. Тебе тоже нужно очищение.
— Ты появишься, наконец?
— Буду рядом. Но помочь не смогу.
— Будешь рядом — и то хорошо!
Успокоился Данте, а Хайме, глядя на него размышляет:
— Данте сильный духом, но не догадывается об этом. Как писала поэтесса Серебряного века в 60-е годы века XX?
Хайме задумался, вспоминая. Эти строки не раз декламировала ему Хелен. Анна Ахматова была её любимой поэтессой.
Поэт не человек, он только дух -
Будь слеп он, как Гомер,
Иль, как Бетховен, глух, -
Всё видит, слышит, всем владеет...
— Или вот это:
Увы… лирический поэт
Обязан быть мужчиной,
Иначе всё пойдёт вверх дном...
— Эти стихи Ахматовой можно отнести и к Данте.
Пока Хайме вспоминал, двери Чистилища открылись, зазвучал торжественный гимн.
И жёсткие звуки влажнели, дробясь,
И с прошлым, и с будущим множилась связь.
(Анна Ахматова)
Данте не выдерживал и громко воскликнул:
— Ах, как эти ворота не похожи на адские! Сюда мы входим при звуках музыки, туда — при страшных воплях.
— Да, общего мало, — соглашается Вергилий. — Но души тоже здесь искупают грехи. И методы искупления более изысканные, если можно так сказать, не менее мучительные.
— Да… моею Музой оказалась мука. Она со мною кое-как прошла.(1) До сих пор идёт по пятам туда, где можно и куда нельзя.
— Что ты знаешь о муках! Ты видел, как страдают души в Аду, но сам страданий не испытывал, — глухо произнёс Вергилий. — Тебе предстоит пройти семь кругов Чистилища. Поверь, это не лучше Ада.
— Всего семь? — перебил Данте.
— В каждом очищается один из семи смертных грехов, — продолжал Вергилий, не обращая внимания на вопрос. — Гнев, похоть, зависть, леность, гордость, алчность и чревоугодие.
— И мне придётся всё это пройти?
— Да, пройти придётся. Неужели у тебя не было хотя бы намёков на подобные грешки? — ухмыльнулся Вергилий.
Данте нахмурился, но подтвердить пришлось.
— Всего понемногу. Я же обычный человек.
Нет, Данте не было страшно. В Аду он видел муки пострашнее, правда, сам не испытывал. Но с уверенностью произнёс:
Нельзя, чтоб страх повелевал уму,
Иначе мы отходим от свершений.(2)
Вергилий задумался над произнесёнными словами, а Данте продолжал:
— Что ж, придётся вместе с грешными душами пройти все испытания Чистилищем, чтобы найти истину и вернуться домой.
— А вместе с тем возвыситься, — хитро усмехнулся Вернилий. — Дойти до Рая, встретить Беатриче.
Данте горько вздохнул, не обратив внимание на слова о возвышении. Он только пробормотал:
— Мимо, мимо, до ужаса мимо...(1)
Но пройти мимо Чистилища не удастся, иначе вверх, а значит и домой, не вернуться.
Дорога в Рай не розами усыпана,
Хотя у розы тоже есть шипы.
Дорога не прямая, не разбитая,
Петляя в закоулках бродишь ты.(3)
Первый круг представлял огромное каменистое плато, по которому медленно двигались тени людей, сгибаясь под тяжелой ношей.
— Это горделивые, — понял Данте. — Гордость — тяжёлый груз. С ним справиться нелегко.
Только он это подумал, как на плечи, обхватывая шею, опускается деревянное ярмо. Такое Данте видел на сплетницах. Постоянно ругаясь, они доводили соседей своими криками до исступления. Так женщин прикрепляли друг другу, пока те не успокаивались.
Хайме видел подобное в музеуме, где оживали картины прошлого.(4) Постоянную композицию движущихся восковых кукол в определённые дни заменяли студенты — будущие актёры театра и кино. Фигуры галдящих сплетниц всегда привлекали посетителей.
Хайме с сочувствием наблюдал за Алигьери. Тому пришлось сделать не один десяток шагов. Солёный пот струился по лицу, застилая глаза так, что их щипало. Да ещё солнце нещадно пекло, прибавляя мук.
Прошёл то ли час, то ли два, а может и день, и месяц. Время в Чистилище, так же как в Аду, понятие растяжимое, не объяснишь, как течёт.
— Не напрасно я носила
Двадцать лет ярмо -
Я почти что получила
От него письмо...
Когда вступала я
В волшебный круг...(1)
Простонала женская тень с дубовыми колодками на шее. Ей вторила другая тень, неуспокоенная душа:
— Для суда и для стражи незрима,
В эту залу сегодня войду.
Данте слушал с таким вниманием не то разговор, не то плач. Заговорили сразу несколько душ:
— Чьи нас душили кровавые пальцы?
— Врачуй мне душу, а не то
Я хуже чем умру.
— Что мы наделали, Боже...
С кем поменялись судьбой?
— Я выбрала тех, с кем хотела молчать...
— Сон? — что как будто ошибся дверьми...
— Я призрак, тень укора.
— Нет нас ни завтра, ни сегодня.
Рухнула незримая гора,
Совершилась заповедь Господня.(1)
Ярмо спало само по себе, словно не было, и Данте перешёл на второй круг.
Здесь завистливые, опираясь один на другого, как магнитом притянуты к высокой скале. Наряд их - грубые холщовые одежды цвета камня.
Их тело власяница облекла,
Они плечом друг друга подпирают,
А вместе подпирает их скала.(5)
Веки завистливых прикрыты и сшиты железной проволокой.
...как для прирученья
Их зашивают диким ястребам. (5)
Данте ощущает, что его тело корябает грубый холст и притягивает к огромному камню. Нет сил противостоять этому. Тогда он просто закрыл глаза, приняв как должное, и отключился, а когда очнулся, оказался в непроницаемом мраке.
Густой смрадный дым проник в ноздри, защипало так, что Алигьери непроизвольно чихнул. Тут его кто-то толкнул под локоть, потом в спину.
— Что это? Кто это?
Данте почувствовал, как в нём нарастает приступ гнева, но тут же взял себя в руки. Тем более, что услышал голос Вергилия.
— Алигьери! Успокойся! Не гневайся! Ты попал в круг, где ходят в непроглядной тьме и дыму гневливые. Это им наказание за гнев. Вот так и толкают постоянно друг друга, пока совсем не успокоятся.
Только Вергилий договорил, как раздался раскатистый удар грома. Спотыкаясь, толкаясь, гневливые побежали искать убежище. Прижавшись спинами, они спрятались под утёсом. Один умиротворённо, прикрыв глаза сказал:
— Лишь запахи я вдыхаю
Сырость, прелость, ненастье
И мимолётный дымок.(1)
Данте успел до дождя перейти на другой круг. И что же он увидел?
Бледные, исхудалые, некогда дородные люди, что кожа свисает складками, женщины и мужчины, бегают толпой и не могут остановиться. Такое наказание они терпят за свою лень.
Данте не заметил, как прибавил шаг и бросился бегать вместе с остальными. С выпученными глазами, не понимая, почему он это делает Алигьери то замедляя, то ускоряясь, пробежал не один десяток километров, а может и больше.
«В самом деле — сотни километров,
Как ты и сказал мне, — сущий вздор»
(Анна Ахматова)
Расстояние — эта величина была более существенна в Чистилище, чем время.
Границы времени
«Самое причудливое и пугающее порождение человеческой мысли — представление о времени»
(Элиас Канетти)
Время представлялось Данте извилистой рекой с крутыми берегами. Также и жизнь. Идти или плыть приходится каждому, кому-то долго, а кто-то не успевает пройти намеченное расстояние, отмеренное ему судьбой количество лет.
Третьи уходят молодыми. Как Беатриче. Это несправедливо! Не должны матери и отцы пережить своих детей. И дети должны расти в любви и заботах.
Данте рассуждал так:
— Некоторые пытаются заглянуть за поворот, другие борются с течением. Но мудрые, такие как я...
Здесь Алигьери даже расправил плечи, продолжая в тоже время бегать по кругу.
— Такие как я — на течение не смотрят, отводят глаза от воды, и занимаются поисками спутника, который разделит с ним жизненный путь.
— Надеюсь, ты имеешь в виду меня?
Данте остановился, и его оттолкнули в сторону.
— Учитель! Вождь! Тебя, кого же ещё?
Он не удивился, что Вергилий прочитал его мысли, привык к этому.
— Учитель! Тебя, тебя, кого же ещё? Ты мой самый верный спутник, друг, единомышленник!
Вергилий на эту льстивую речь ничего не сказал. Зато на Хайме это произвело огромное впечатление.
— Хорошо Алигьери, ему повезло с спутником, — вздохнул он и заёрзал в кресле.- А я один странствую...
— Допустим, один ты не бываешь никогда.
Хайме от неожиданности сполз вниз и чуть не свалился с кресла.
— Хронос! Что за привычка лезть в мою голову, да ещё не вовремя! Ты что ли мой спутник? Тебе-то самому не кажется странным подобное утверждение?
Хронос сделал вид, что ничего не слышал.
— Пространство выгнулось и пошатнулось время,
Дух скорости ногой ступил на стремя
Великих гор и повернул поток...
Здесь Хронос сделал небольшую паузу и продолжил:
Как дальний свет на дальнем маяке,
Несу, а в недрах тайно зреет семя
Грядущего.(1)
— О грядущем мне остаётся только мечтать. — тут опять Хайме вздохнул. — Я помню всё в одно и тоже время,
Вселенную перед собой, как бремя
Нетрудное в потянутой руке...(1)
Хронос ответил тоже стихами:
— В прежних жизнях мы с тобою счёты
Плохо подвели, о бедный друг! (1)
Хайме нечего было больше сказать.
— Надо же, Хронос меня назвал другом,- подумал он. — Ну и пусть мои мысли слышит.
— Слышу, слышу… всё, ухожу...vale et me Faveas/будь здоров и благословен ко мне.
— Vale/будь
Очень понравилась глава и картинка Доре. Спасибо!