грохочущей радиоаппаратуры. Техника за пять лет шагнула далеко, но прислушиваясь к бойкой болтовне молоденьких коллег, к концу дня он освоился и сумел сделать несколько продаж. Покупатели старшего поколения, уклоняясь от чрезмерно навязчивых мальчишек, сами находили Василия, предпочитая обратиться к нему.
-А ты - ничего. Нормально въехал, - сказал Нечипорук, - Я, честно говоря, опасался, что не впишешься. Не можешь поработать пока без выходных? Никак еще продавца подходящего не найдем: кто напрашивается, нас не устраивает, а кто подходит, того - мы. Месячишко, хотя бы, выдержишь?
Василий согласился. И не столько из желания заработать, столько, чтобы занять себя без остатка. Чтобы не томило душу одиночество и не вспоминалось все происшедшее. Хотя, стоя среди шума и музыкальной какофонии, Василий постоянно вспоминал храм, церковное пение и лики святых на иконах. Он не испытывал чувства утраты, он почему-то был твердо уверен, что это вернется, и то, что сейчас, не навсегда.
Приближались майские праздники. Снег постепенно сошел, но прихода весны все еще не ощущалось. Не выехавшие на свои садовые участки горожане всецело отдались предпраздничной суете и с упоением штурмовали магазины. Народ в отделе не иссякал, продажа шла бойко, и к концу дня сил у Василия хватало лишь добраться до дома, чтобы поужинать, и помолясь, заснуть, едва дотронувшись головой до подушки.
Пролетела незаметно неделя, другая…
Проезжая каждый раз поздно вечером мимо Черной речки, Василий невольно вспоминал бабу Нину, и сердце начинало щемить, как от большой утраты. Однажды так захотелось хотя бы подойти к ее дому, что он вышел из метро. Знакомый пятачок перед вестибюлем, окруженный ларьками, трамвайная линия, перекресток…
Василий подошел к дому, и обойдя, посмотрел на окна. Они были темны, но зачем зажигать свет незрячему?
«Либо спит, либо одна», - подумал он и вдруг ощутил такое сильное желание прямо сейчас поцеловать седенькую макушку дорогого старенького человечка, что ноги сами понесли его к подъезду.
«Будь, что будет», - решил он.
Дверь распахнулась сразу после звонка, как будто баба Нина ждала его.
-Василек! Милый ты мой! Слышу шаги знакомые на лестнице – ушам своим не верю...
-Здравствуй, баба Нина.
Василий обнял старушку и исполнил томившее его желание.
-Куда ж ты пропал, добрая душа? Почти три недели уж не был. Звоню – никто трубки не снимает…
-Так я же больше не работаю в храме, баб Нин, - дрогнувшим голосом сказал Василий.
-Знаю, милый, знаю. Мне и Мария говорила, и батюшка звонил, отец Мефодий. Предлагал другого помощника прислать, только я отказалась. Говорю, никого мне, кроме Василька не надо. Работает, не работает, а придет. Не может, говорю, быть, чтобы меня забыл. Вот ты и пришел. Ну, как у тебя? Где ты теперь? Рассказывай. Проходи на кухню…
-Да вот, баб Нин, опять торгую. В новом центре на Пионерской. Искушения начались в храме. Должность сократили, да и лучше, когда в храм молиться ходишь, а не на работу…
-Вот это – золотые твои слова, Василек. Тем, кто работает при храме, искушений во сто крат больше Господь посылает. Может, ты и правильно сделал. А батюшка твой знакомый что говорит?
-Да не был я пока еще у него.
-Вот это плохо. Съезди, обязательно все расскажи. И от храма не отходи ни в коем случае. Исповедуйся, причащайся.
-Да я исповедовался недавно в Казанском соборе. А к отцу Сергию обязательно съезжу, как только выходной дадут, это – не сомневайся, баб Нин.
-Ну, помоги, Господи. А о тебе спрашивали. И Мария, и Татьяна, и заведующая ваша в лавке, как ее?
-Вера Андреевна.
-Да, Вера. Беспокоилась, устроился ли ты?
-Поклон им всем от меня.
-Передам, как же. Помнят там тебя, добром помнят.
Они еще долго сидели и пили чай, как в былое время. Потом Василий затеял разборку кладовки, которую собирался сделать давно, и когда закончил, оказалось, что на часах уже половина первого ночи.
-Ох, баб Нин, бежать мне надо, на метро опоздаю.
-А оставайся, - предложила та, - Завтра прямо от меня на работу поедешь…
Они выпили еще по кружке чаю, и помолившись вместе, легли. Баба Нина у себя в спальне, а Василий на диване в проходной комнате. Едва он лег и вдохнул запах дома, так остро напомнивший чем-то запах детства, как слезы сами собой потекли у него из глаз. Он не сдерживался, он воспринял их, как очищение, и лишь опасался, что услышит через тонкую стенку, как он плачет, баба Нина…
Утром он проснулся, как в детстве, от тихого звяканья посуды на кухне. Баба Нина уже встала и готовила завтрак. Она проводила его и перекрестила на дорогу, как когда-то, наверное, провожала своих сыновей.
В таком настроении он уходил из дома в детстве. Когда все просто и ясно, когда чувствуешь, что кому-то нужен, и не задумываешься о жестокости окружающего мира. Правда, что-то беспокоило его. Уходя, он не мог отделаться от ощущения, что упустил что-то в разговоре с бабой Ниной. Уже подходя к торговому центру, он вдруг понял – что. Понял и даже замер на месте.
«Она же не спросила ничего о Сереже! Она не могла не спросить просто так. И забыть не могла. Неужели она все знает? Знает и не верит? Знает и молчит?» - терялся в догадках Василий.
Однако то, что бабе Нине он не стал меньше дорог, был факт.
Первого мая у Василия случился выходной. Торговый центр был закрыт по случаю праздника. С раннего утра он поспешил в отдаленный храм в надежде встретить там отца Сергия.
То, что Василий ушел из храма, батюшке не понравилось:
-Раз встали на путь, зачем метаться? Что вас побудило? Денег не хватало? Опять обиды начались?
-Батюшка, мне подумалось, что я не священник и не дьякон, чтобы получать в храме зарплату. Мне хочется приходить в храм молиться. На послушании я остался. Ухаживаю за слепой просфорницей.
-В монастырь потрудиться поехать желание не отпало?
-Нет, конечно. Собираюсь в первый же отпуск.
-Не отступайте от своих намерений. Не думаю, чтобы ваши метания были угодны Богу, но раз шаг сделан – работайте. Не отходите только от храма. Регулярно исповедуйтесь и причащайтесь.
Василий ушел, чувствуя, что основной судьбоносный разговор с батюшкой у него еще впереди и разговор этот непременно будет.
На второй день после праздника в отделе появился мальчишка лет десяти, глаза которого показались Василию знакомыми. Пацан почему-то сразу избрал консультантом именно его. Незаметно разговор перекинулся от техники на музыкантов, потом на киногероев, а потом и на совсем отвлеченные темы. Проходивший мимо Нечипорук удивленно вскинул брови и едва заметно усмехнулся своим мыслям. Уловив реакцию менеджера, Василий поспешил свернуть разговор с пацаном, хотя тот успел ему понравиться. Похоже, симпатии были обоюдными. Мальчишка даже немного обиделся.
Спустя некоторое время, подошел Нечипорук.
-Успехи делаешь, Завьялов?
-Не понял.
-Знаешь, кто это был? Сын Романовой.
Василию стало понятно, почему ему показались знакомыми глаза мальчишки.
-Это у нее известный способ проверки на вшивость, все знают, - продолжал Нечипорук, - Пацана своего запустит, и если тому мужик понравился, берет в оборот. Готовься. Баба она, говорят, горячая…
«Этого мне только не хватало», - с грустной досадой подумал Василий.
Однако, предсказания Нечипорука оправдались. Выходя через несколько дней поздно вечером на улицу, Василий увидел, как стоящая на служебной парковке Вольво с тонированными стеклами дважды мигнула фарами, и из-за плавно отъехавшего стекла послышался голос Надежды:
-Не торопись, Завьялов. Садись, подвезу.
Василий сел, утонув в комфортабельном кресле, и машина плавно, но энергично взяв с места, выехала на дорогу.
-Куда тебе, Завьялов?- спросила Надежда, закуривая и уверенно выруливая в крайний левый ряд.
-На Петроградскую. У Биржевого моста на углу.
-Хорошее местечко. Как досталось?
-Отец в свое время устроил.
-Тогда понятно. Ну, а сам себе что-нибудь устроил? Личную жизнь хотя бы?
-Нет, Надежда. Один живу, - ответил Василий, сосредоточенно глядя на несущуюся под колеса дорогу.
-Да неужто? Мимо тебя, помню, ни одна наша целка штопаная пройти равнодушно не могла.
-Ты же вот смогла, - усмехнулся Василий.
Надежда резко притормозила у светофора, и опустив стекло, выбросила окурок.
-Дурень ты, Завьялов, - сказала она с горькой усмешкой, - Каким был, таким и остался, и ничего в бабах не понимаешь. Ты мне, если хочешь знать, по ночам снился. Ни на одного парня не западала так, как на тебя. А виду не подавала, потому что ты герой не моего романа. Я знала, чего хочу в жизни. Ты бы мне этого дать не мог.
-Да уж, - вздохнул Василий, - А теперь не хочешь?
Уголки губ Надежды сложились в жесткие складки:
-А теперь я хочу простого бабьего счастья.
-А семья, муж? – спросил Василий.
-Объелся груш. Неужели не знаешь? Та же Глушкова не насплетничала? Не верю. Только я сама все решила. Ты еще не все обо мне знаешь. Теперь я троих таких обеспечить могу.
Василий заметил, что машина давно уже несется по направлению к Выборгской. Хотя на Петроградскую можно было попасть и так, но это был не самый короткий путь.
-А куда мы едем? – спросил он.
-Испугался? – усмехнулась Надежда.
-Да нет, - ответил Василий, - Просто, ты тоже не все обо мне знаешь. Я извращенец.
Надежда бросила на него косой испытующий взгляд.
-Да ладно. П…дит, как Троцкий. Уж кому бы другому заливал…
-Ты не то подумала. Слыхала про такую вещь – промискуитет?
-Просвети.
-А это, когда не можешь с одним и тем же человеком больше раза. Надо все время менять партнеров.
У лесной академии Надежда повернула направо и машина понеслась к центру.
-Да, Завьялов… - протянула она, - Теперь мне понятно многое.
-Что именно?
-Слезы по тебе наших красоток. Рославцевой, Митиной. Правда, они уверяли, что ты вообще ничего не можешь, а Заремба даже говорила, что живешь со старухами, но это понятно. Отвергнутая баба и не такое наплести может. Видать, Глушкова все-таки о тебе не просто так хлопотала…
-Я же говорил – случайная встреча.
-Да мне-то какое дело? - поморщилась Надежда, - Просто, вряд ли тебе сейчас молоденькие девочки давать будут. А с твоими потребностями…
-А если они у меня на нуле уже пять лет? – перебил ее Василий, -Такое по-твоему не возможно?
-Ладно, не смеши п...ду, Завьялов, она и так смешная,- отмахнулась та, - Я тебя высажу у Петропавловки на углу? Мне так развернуться будет удобнее.
-Конечно. Спасибо, что подвезла, - поблагодарил Василий, вылезая из машины.
-Удачи, - равнодушным голосом обронила Надежда, закрывая дверцу.
Ощущение какой-то гадливой униженности сопровождало Василия всю дорогу до дома. Но, с другой стороны, он был доволен, что разом поставил точку.
«Прости мне Господи, еще одну ложь…»
На Василия вновь нахлынуло желание уйти от этого мира. Уйти туда, где он мог бы не врать, не изворачиваться. Где его никто бы не
