Василий поймал на себе несколько пристальных взглядов отца Павла.
Священников в храме, помимо редко появлявшегося настоятеля, было трое. Любимцем прихожан был обаятельный и добродушный отец Александр. Средних лет, полноватый, с круглым животиком, как шагнувший с карикатуры советского журнала, он очаровывал добротой и вниманием. Он долго беседовал с желающими после службы, и обратиться к нему было просто и доступно практически для каждого, несмотря на протоиерейский сан.
Другой священник, молодой отец Даниил, внешне на священника походил мало. Особенно, когда переодевался в джинсы и футболку. Аккуратно подстриженная на манер шведки бородка придавала ему интеллигентный облик, и уж совсем нельзя было в нем угадать с первого взгляда отца четверых детей. Он держался еще проще, однако популярностью отца Александра не обладал, да и не стремился. Исповеди принимал в основном молча, сам ни с кем не заговаривал, только отвечал на вопросы. Его основным занятием было исполнение треб, чему он служил ревностно, что было объяснимо: при мизерном жаловании это было насущным хлебом многодетного батюшки.
С ним, единственным из духовенства, у Василия сложились более-менее близкие отношения. Отца Александра плотным кольцом окружала ревностная паства, не приветствовавшая, мягко выражаясь, каждого нового человека, претендующего на частичку внимания любимого батюшки, а отца Даниила разве что пытались обласкать сердобольные старушки.
Однажды, когда Василий был еще сторожем, отец Даниил заглянул к нему в сторожку.
-Брат мой во Христе, - обратился он доверительно, - ты не куришь случайно?
-Иногда, - признался Василий.
Курить постоянно он, с Божией помощью, бросил сразу же после воцерковления, а вот в удовольствии побаловаться с кем-нибудь за компанию, отказать себе не мог.
-Угостишь? – спросил отец Даниил.
-Да, батюшка, конечно.
-Тогда закрой дверь на ключ, чтобы никто не видел.
Отец Даниил вошел в тесную сторожку. Василий закрыл дверь и задернул занавеску.
-Не одобряешь? – усмехнулся священник, поймав на себе взгляд Василия, - А между прочим, в той же Сербии православные монахи курят совершенно открыто и ничем из ряда вон это не считается. Про католиков я уже не говорю. И в России так было до революции, это Сергианство множество внешних традиций привнесло, поскольку внутреннее было утеряно. Поститься, например, три дня перед причастием. Ты об этом в Библии читал?
Василий пожал плечами:
-Вам виднее, отче. Я, можно сказать, еще вообще только воцерковляемый. Второй год, как к вере пришел.
Отец Даниил пытливо посмотрел на него.
-А скажи мне, вот, что тебя, взрослого здорового мужика, заставило стать церковным сторожем?
Василий замялся.
-Я не знаю, - выговорил он наконец, - Я в монастырь вообще-то хочу поступить…
-Что же у тебя стряслось-то такое, что от мира решил уйти?
-А что в нем хорошего, в миру-то? – осмелившись, твердо ответил вопросом на вопрос Василий.
Отец Даниил опять внимательно взглянул на него и чуть улыбнулся:
-Да, это ты верно заметил. Мир лежит во зле, но мир не есть зло. Семья есть?
-Нет.
-А лет тебе сколько?
-Пятьдесят второй идет.
-Ну, что ж, раз как мужчина не состоялся, решение похвальное. Только мой тебе совет, не бросайся куда попало. И вообще, иди не в российский монастырь. А то спасут тебя там так, что сам не обрадуешься…
Отец Даниил затушил окурок и встал.
-Ладно, отче Василие, - улыбнулся он, - все это между нами. Договорились?
Василий молча улыбнулся в знак согласия.
Третий священник, отец Павел, держался особняком. Немногословный, неопределенного возраста, почти не улыбающийся, он внушал к себе почтение даже манерами и походкой. Службы его отличались неторопливостью, причем он требовал этого и от чтецов, и от певчих. Он не общался так вольно с прихожанами, как отец Александр, скорее вообще избегал общения, кроме как на исповеди. По храму всегда проходил сосредоточенной походкой, глядя перед собой, и мало кто осмеливался его потревожить, даже, чтобы просто взять благословение.
Однако «своих» прихожан у него было не меньше, чем у отца Александра. В большинстве это были мрачные, ушедшие в себя люди со строгим взглядом и сдержанными манерами. Среди них было немало мужчин и молодежи. Отличительно было и то, что пришедшие к отцу Павлу, как заметил Василий, ему уже не изменяли.
Поймав на себе пристальные взгляды отца Павла, Василий ощутил беспокойство.
-Ты знаешь что, Сереж, - сказал он в конце их очередной прогулки по вечернему городу, - в магазин ко мне не заходи без особой надобности. Разговоры всякие пошли. Сам понимаешь, не положено на рабочем месте отвлекаться. Давай встречаться, ну хотя бы вот здесь…
Они находились в скверике справа от Казанского собора, где стоял сохранившийся фонтан-поилка с царскосельской дороги. Это место почему-то всегда оказывалось завершающим в их маршруте.
-Кстати, можем не только после работы. Звони заранее, - Василий записал и протянул Сергею свой телефон.
Тот понимающе кивнул:
-Да, конечно. Зачем мне тебя подставлять?
За эти неполные пару недель они сумели сблизиться настолько, что Василию казалось, если Сережа и вправду не родной, то во всяком случае, близкий человек, которого он знал всю жизнь. Похоже, Сергей испытывал к Василию те же чувства. По крайней мере, рассказать о себе успел, наверное, все с самого детства. И встречаться был готов хоть каждый день. Впечатление складывалось такое, что кроме Василия, друзей у него больше нет.
-Слушай, я тебя замучил уже, наверное, своими сентенциями? - спросил как-то Василий, - Тебе не скучно со мной быть все время?
-С тобой? Да ты что! – воскликнул Сергей, - Мне никогда и ни с кем так не было!
Они просто бродили по городу. То обсуждали вопросы, касающиеся веры, то делились воспоминаниями, то перекидывались на обыкновенную болтовню о жизни, а то и начинали дурачиться, подкалывая друг друга. Иногда это переходило в возню, особенно часто вот здесь на лавочке, в этом маленьком и относительно безлюдном сквере.
Сергей смеялся, как пацан, нарочно провоцировал продолжение, а у Василия все пылало внутри. Он чувствовал, что сгорает от страсти, что еле сдерживается, чтобы не прижать парня к себе, не впиться в него губами, не сжать в объятиях его стройное совсем еще мальчишеское тело, повалив его прямо здесь на лавочку в порыве неуемной страсти…
Однажды, расставшись с Сергеем и придя домой, Василий с порога кинулся в ванную, сорвал с себя одежду, и встав под горячий душ, начал ожесточенно делать то, что не позволял себе уже много лет.
-Сережа… Милый мой… Сереженька… Любимый… - приговаривал Василий, рисуя в памяти улыбку, голос, смех, глаза друга.
Завершение процесса произошло быстро и так обильно, что Василий был немало удивлен сам себе. Обессиленный опустился он в ванную и долго сидел так, предаваясь невеселым мыслям.
«Надо что-то делать, - решил он, вставая, - так дальше продолжаться не может…»
На следующий день Василий отправился на работу пораньше. Войдя в храм, он занял очередь на исповедь. Из алтаря вышел отец Павел, оглядел бесстрастным и в то же время цепким взглядом прихожан, прочитал начальные молитвы и подозвал Василия первым.
-Работаете? Я слушаю вас, - обронил он еле слышно и принял свою характерную позу – лицом к алтарю, а правым ухом к исповеднику.
-…Блудными помыслами согрешал, несмотря на пост, - произнес Василий, перечислив в начале другие грехи, - разжигал в себе страсть, непристойные желания и даже занимался рукоблудием…
-На кого направлены были ваши желания? - неожиданно повернувшись лицом и пристально глядя в ему глаза задал вопрос отец Павел.
Василий почувствовал, что покрывается потом, как на первой исповеди. Колени предательски задрожали.
-На кого угодно, - овладев собой, как можно спокойнее ответил он, - На случайных встречных на улице, в метро…
Это было спасительной правдой, поскольку в метро на мальчиков он тоже иногда заглядывался.
-Что за юношу я вижу возле вас последнее время? - не отрывая от него взгляда, перебил священник.
Прозвучал тот самый вопрос, которого он боялся. Однако тон, которым вопрос был задан, покоробил Василия, и это вернуло ему самообладание.
-Батюшка, - произнес он спокойно, тоже посмотрев в глаза отцу Павлу, - этот парень открылся мне. У него умер отец и он по совету психолога пришел в храм. Я помог ему, подобрал литературу, беседую с ним…
-Почему вы берете это на себя? - опять перебил тот, - Вы не священник, не дьякон, не катехизатор, наконец. Отошлите его к батюшке - это все, что от вас требуется.
-Я так и сделаю, он придет на исповедь, но раз он выбрал меня для первого разговора, я не мог оттолкнуть его. Простите меня. Может это потому, что у меня нет своих детей…
-Вы женаты?
-Нет.
-Разведены?
-Нет, я не был женат вообще, так сложилось, - поморщился Василий, - Если Господь благословит, намереваюсь принять постриг…
-А почему так сложилось?
Пристальный колючий взгляд священника стал неприятен Василию.
-Батюшка, простите меня, я читал, что грехи не исповедают дважды. Я покаялся в том, что было со времени последней исповеди.
-Воздержитесь от причастия, - строго сказал отец Павел, приподнимая епитрахиль над головой Василия, - И сорок поклонов до конца поста. Двадцать утром и столько же вечером. С Иисусовой молитвой и с Богородичной. На Великий четверг придете на исповедь.
Он прочитал разрешительную молитву и наскоро, как даже показалось Василию, чуть брезгливо, благословил его, подзывая взглядом следующего исповедника.
Василий вышел из храма совершенно подавленный. Того состояния, что бывало всегда после исповеди, он не испытывал. Скорее наоборот. Весь день воспоминания о разговоре с отцом Павлом жгли его душу и вселяли чувство тревоги.
После работы он отправился на Черную речку. В этом доме Василий всегда находил спокойствие и утешение. Так было и на этот раз. В конце вечера он рассказал своей «духовной матери» про Сергея, про его жизнь, про свою привязанность. Утаил только одно – то самое, что так нещадно мучило его.
-Ну, вот видишь, Василек, сынка тебе Господь послал в утешение, - обрадовалась старушка, - Ты береги его. И впрямь, вместо сына тебе может стать.
Успокоенный и уверенный в себе шагал Василий домой. Завтра днем у него была намечена встреча с Сергеем. Неожиданно ему в голову пришла мысль.
-Баба Нина, не спите еще? – едва войдя, позвонил он ей по телефону, - А что, если мы завтра к вам с Сережей придем? Я познакомить его хочу с вами…
-Давай, давай, Василек! - обрадовалась та, - Мне и самой хочется. Уж больно добро ты о нем говоришь…
На следующий день они пришли с Сергеем к бабе Нине.
Та радушно встретила их, усадила за стол, стала рассказывать Сергею про жизнь, про сыновей. Тот тоже сразу освоился и завел разговор про отца. Баба Нина слушала и все поглаживала его по волосам.
