вопрос: покончил или помогли? А кто тогда это сделал или кому помогли? Помочь можно любому. Почему я тогда думаю, что это не был Доктор? Послушайте, если я буду отвечать на все эти дурацкие вопросы, то никто никогда не узнает, что произошло с Доктором. А я надолго не могу отвлекаться.
Следующий контакт состоялся буквально через два дня. Но ему предшествовало явление…. Мне позвонили в дверь мужчина и женщина с традиционными для религиозных «альтруистов» брошюрками в руках. Но когда я, как обычно, хотел пообещать им свою душу, но только в следующий раз, они вдруг повели себя странно, откуда-то из своих недр достали какой-то сверток и сунули мне в руки, после чего молча ушли. Они, очевидно, были недовольны тем, что кто-то использовал их для нехарактерной для них деятельности. Но предложение им было, наверное, такое, что отказаться они не могли.
Буквально, через десять минут, когда я только закончил рассматривать мобильный телефон, который мне передали, он зазвонил. Это был Коллега. Он спросил, не могу ли я встретится с ним вне моей квартиры. Я, естественно, ответил, что не могу. Тогда он попросил еще раз.
Единственное место, куда я выходил из квартиры с предсказуемой регулярностью, был супермаркет. Там меня и ждали. Ходить по залу супермаркета, толкая впереди тележку, можно часами – никто не обратит на твое бесцельное блуждание никакого внимания.
На сей раз, Коллега был с другим сопровождающим. Он был совсем невысокого роста и в очках, которые, судя по тому, что он все время на кого-то наталкивался, поспевая за нашим с Коллегой неторопливым шагом, ему не много помогали. Такой контрастный выбор сопровождающих меня почему-то порадовал. Этот сопровождающий, по представлению Коллеги, был техническим директором основного проекта, над которым работал Доктор. Я посмотрел на него пристально, даже немного глаза прищурил, но он не отреагировал…. Либо ни черта не видел, либо искусство пристального взгляда не было мной достаточно освоено, чтобы люди видели во мне что-то большее, чем, то что я есть на самом деле.
«Технический директор...» И здесь мне пришла в голову мысль, если все так серьезно, то почему они не изъяли у меня компьютер,… в конце концов, это же их контора, надо полагать облагодетельствовала им меня?
В этой истории у них судя по всему столько неизвестных, что не надо ни бояться, ни скрываться… они и сами не знают, что ищут… и пока не поймут чего хотят, мы … я… в безопасности. Надо только уловить момент, когда им покажется, что они что-то начали понимать. И вот тогда – разбегайся, кто может…. Всех не переловят. Попадутся, в крайнем случае, самые неловкие… Может быть это просто мои домыслы, впрочем.
После торопливого обмена рукопожатиями, Коллега, сдерживая нетерпение, спросил, как я догадался, что тот высокий работает на сторону. Я сказал ему, что если каждую мою догадку, как он это называл, я буду ему разъяснять с позиции их дешевой логики, то стану так же бесполезен им, как большинство окружающих его. «Ну, ладно, ладно, – примиряющее согласился он. А что вы в прошлый раз упомянули про то, что это не Доктор… был в петле, ну…повесился не Доктор». Далее разговор носил довольно поверхностный характер. Только Технический директор что-то время от времени записывал у себя в блокноте. По видимому содержательная ценность нашего разговора не ускользнула от Коллеги и он это обозначил:
«Идя с нами на встречу, вы как бы соглашаетесь, нам помочь? Почему вы ничего не спрашиваете о деталях? Или вы знаете достаточно или …»
От его предложений я отказался, но не категорически. Потом….А сейчас мне не хотелось никого видеть. Мои встречи с ним были вынужденными и они мешали мне, но вторжения я не чувствовал, и это меня удивляло и настораживало. Обо всем этом я думал, пока шел домой, нагруженный пакетами с продуктами.
Вернувшись домой, я положил пакеты на кухонный стол. Осмотрелся без всякой цели – дань бессмысленным созерцаниям, сопровождающими нас по жизни. Вдруг… мужчина выдвинул стул правой рукой. Справа. В левой руке у него оказалась незажженная сигарета. Он сел на стул перед окном. На белом подоконнике - комнатные цветы без цветов в маленьких пластмассовых горшках. Цветов много. Они сливаются в массу с превалирующим зеленым… Не зеленое на фоне подоконника и рамы, а рама и подоконник на фоне зеленого. Затем цвета разделились, снова появились цветы, подоконник, горшки, рама. Он сел на стул. Смотрит в окно. За окном деревья, деревья высокие с желто-коричневой осенней листвой, потемневшей от дождя. Сквозь деревья виден дом напротив. В некоторых окнах зажжен свет.
Мужчина принял сигарету в рот, затем правой рукой взял с плоскости справа спички. Коробок выскальзывает из руки, когда он достает спичку, но не успевает выйти из соприкосновения с плотью пальцев, резким кривым движением мужчина подхватывает его. При этом чуть не выпадает изо рта сигарета. Движением головы вперед, он догоняет ее. Сигарета не успевает в своем движении начать свободное падение вниз. Вспыхивает спичка, чуть не падает коробок. Успев удержать его, мужчина кладет его на плоскость справа. В этой же руке он держит зажженную спичку. Затем он медленно присаживается на стул и прислоняет тыльную часть тела к спинке стула и подносит спичку к сигарете, наклоняя голову с сигаретой во рту вперед к огню. Тянет воздух в себя, губы округляются и мнутся, кончик сигареты вспыхивает, вьется дым. Рука со спичкой прочерчивает в воздухе кривую, словно перечеркивая ранее написанное. Рука с погасшей спичкой движется к сигарете, движение обрывается, меняется направление, и рука ее доносит к пепельнице, которая стоит среди горшков с цветами на подоконнике. Спичка падает в пепельницу, пальцы разжимаются раньше, чем рука донесла спичку до черной блестящей поверхности пепельницы. Пепельница пуста. Освободившаяся правая рука перехватывает из левой сигарету.
Все движения последовательны и логичны: обеспечил поверхность для успокоения, сел на стул, взял спички, зажег сигарету, положил коробок на плоскость, зажженную спичку погасил и бросил в пепельницу. Но движения сложны, траектории их искривлены в пространстве, они достигают цели, но их рисунок неискренен, цель движения понятна только по завершении каждого отдельного. Только красный огонек на кончике сигареты объясняет их целиком.
Мужчина затягивается и смотрит в окно. Взгляд расфокусирован, постепенно все в окне собирается в тусклый пейзаж на фоне дома с редко освещенными окнами.
Сигарета докурена. Правая рука несет ее к пепельнице и прижимает светящийся кончик к черной блестящей поверхности и вдавливает. Огонь с конца сигареты рассыпается на серую пепельную массу, вспыхивающую затухающими искрами. Рука, тушащая сигарету, нагоняет их и давит, давит…. Они снова вспыхивают, когда уже кажется, что с ними покончено. Пальцы разжимаются, и окурок остается лежать в пепельнице.
Он встает. Пространство вокруг него заполняется комнатой. Плоскость, с которой брались спички, оказывается поверхностью стола. Звук, который появился и сопровождал все время курения исходит от холодильника. Комната - это кухня. Внизу за окном - высоко.…
Приверженности к такому детальному мысленному ощупыванию внешних предметов, собственных движений, у меня напрочь отсутствовала. Во всем этом бытописании за мной словно кто-то наблюдал со стороны, это его описание отстраненно звучало во мне, а потом он вдруг ушел и я оказался на кухне, легким гулом доносился «морской прибой».
В таком состоянии я покинул кухню и улегся на диван, с некоторым страхом ожидая продолжения своего кухонного переживания. История с доктором становилась неотъемлемой частью Ухода. Часа через полтора я встал, включил свет в комнате, затем взял мобильный телефон и набрал номер Коллеги.
«Значит, вы считаете, что Доктор может быть жив» - «Может, но не обязательно» - «Хм. Тогда не вижу смысла в вашей усложненной конструкции. Зачем надо было убивать кого-то другого, как две капли воды похожего на Доктора, а доктора похищать, чтобы убить? – «Степень важности, которую придавали исполнители…» - «То есть… впрочем, ясно» - «Именно. Они имеют труп, без единой ссадины, доведенный до крайней степени сходства, опознанный родными. Труп же Доктора никто и никогда не буде разыскивать. Возможно также, что учтены были риски, которые могли возникнуть при устранении Доктора. Степень важности, которую придавали его устранению, живого или мертвого, диктовала тщательность проведения операции». «Степень важности…Операция.… Какая степень?…Чья операция…? - отреагировал Коллега. – Довольно путано. Не находите?» Выражение его лица соответствовало произносимым словам. Возможно, он и в самом деле плохо соображал. «Вам виднее…- ответил я неопределенно. Я еще не понял, то ли он действительно не знает, что произошло с Доктором, то ли пытается «пройтись» по моей логике, чтобы потом понадежней скрыть следы произошедшего.
Итак, возвращение, пусть временное, состоялось.
……..……………………………………………………………………………………………..
«Идя с нами на встречу, вы как бы соглашаетесь, нам помочь? Почему вы ничего не спрашиваете о деталях? Или вы знаете достаточно или … Я думаю, вы не сомневаетесь, что мы имеем и сами достаточный ресурс, чтобы не сидеть, сложа руки, но … все это … вы ведь сами вернули нас к сомнениям».
…………………………………………………………………………………………………………..
«Откуда берутся неприятности и почему они именно с нами случаются часто определить логически невозможно. Вот тут и появляются десять заповедей и другие точные науки. А! Виноват! А! Грешен! Прости Господи… Да и не Бог это уже. Нет, конечно, Бог есть и все такое. На Основы покушаться я не собираюсь. Хоть и не люблю я его сыновней любовью, но к опасным вольтерьянцам не отношусь. Да и чисто лексически, со всем тем наполнением ему присущим века и века, это уже не тот Бог. А кто же Он такой тогда? Или что Он такое? Или каково Оно? Достойные люди во вновь отстроенных и возвращенных храмах блюдут чистоту направления, и выяснить у них ничего нельзя.
«И почему из смерти делают пугало. Уход должен предшествовать смерти, тогда это уже не будет смерть».
Период сотрудничества с Доктором для меня оказался, могу, не преувеличивая признаться, просто упоительным. Утром я вставал не отягощенный необходимостью придать своим размышлениям прикладной характер. Некоторое время лежал, не открывая глаз и пытаясь уловить те обрывки сюжетов и образов, которые меня посещали во время сна. Из тех не простых ассоциаций, которые ткались из воспоминаний дней вчерашних, из сновидений, в конце концов, кристаллизовалась мысль, находившая выражение в тексте, иногда растягивавшимся на страницу, иногда состоявшем из пары абзацев. Доктору было интересно все, что я писал. Даже то, что в мире нормальных людей называлось конкретной дуристикой (См. Сборник «Дуристика»).
О РЕКЛАМЕ: «Если люди на рекламном плакате улыбаются, показывая при этом только верхние зубы – они выглядят милыми, но зачастую жалким. Поверить им довольно трудно, но из жалости или сочувствия купить что-нибудь из рекламируемого ими все же приходится. По
