загремел в травматологию? Я – что, обязана следить за всеми подробностями его жизни? Стаська говорила что-то о перевернувшейся маршрутке, но я-то знаю: это пацаны его избили! Ну конечно, в парке, тем летним вечером, когда он подошёл к нам познакомиться! Пацанов там было полно, и они нас, разумеется, видели! А ради меня многие готовы мчаться из другого района, даже из другого города, чтоб перегрызть глотку сопернику! И Стаська об этом знает, просто боится признаться даже сама себе: страх, вечный, низкий, мерзкий страх перед Её Величеством ПРАВДОЙ!
Но я – человек, я не стала раскрывать ей глаза, оставив все имеющиеся «i» без точек. Обидно, больно снова переступать через себя, но дружба – дороже! Очень хотелось сделать ей что-то хорошее, доброе. Но в больницу я не пошла, потому что не люблю больниц: меня бесит этот запах, меня раздражает белый цвет – цвет лжи, страха. Я люблю чёрный – чёрный это как слово «нет», как протест. Сначала я купила пакет почти самых дорогих яблок и отдала Стаське – для Игоря, ей же такие покупки не по силам! Груши, между прочим, тоже покупала! И виноград. И персики. Ну, и приветы ему передавала через Стаську.
Себе же оставила право только напрягать воображение, рисуя счастливый и благодарный взгляд побитого парня, похожий на тот, что бывает у раненого на турнире рыцаря, которому прекрасная принцесса бросает платок: пусть победа досталась другому, но целых ТРИ(!!!) мгновения вниманием красавицы владел он – проигравший! Может, эти мгновения – и есть то, что ценнее жизни! Впрочем, рисовать подобные картины в фантазиях – не столь трудное дело: я ж нравлюсь многим парням и давно знаю, как начинают стучать сердца, как просветляется взгляд, если я хотя бы посмотрю на кого-нибудь из них...
4.
Исповедальный характер дневниковых записей обязывает к задушевности, а оной в последние чертыхательные мимолётности, во временных единицах измеряемые, не наблюдается, даже если всматриваться, лупой вооружась. Почему? Почему мужская натура до такой степени жестока? Почему они все так предсказуемы и однотипны в своём поведении: встретят, обольстят, шутя введут в зависимость и – пройдут мимо?
Он ведь не понимает, что теперь этот его взгляд постоянно меня преследует, что я не могу без него ни есть, ни спать! Он не думает, каково было целый месяц, пока он прохлаждался в больничке, жить одними фантазиями, в ожидании увидеть этот взгляд наяву! Стаська? При чём тут она? Она ему хоть одно яблочко купила? Предательство? Но что можно считать предательством, а что – нет? Испокон веку женщины уводили мужчин у своих подруг – и ничего страшного, все счастливы. Уходить должен третий? Так Стаська и есть «третий»! Неужто ей жаль для меня такой мелочи, ведь от меня за долгие годы дружбы она получила неизмеримо больше! Нужна ли она вообще Игорю, пролившему кровь отнюдь не ради неё??!
Когда Игоря выписали, он не позвонил мне, чтобы хотя бы поблагодарить за всё, что я для него сделала. Почему? Почему мой удел – только испускать добро в стылый эфир инертного социума бесстрастных индивидуумов? Но я простила Игоря, я же понимаю: я если и появляюсь в его мыслях, то – лишь в самых смелых! Он и сам их боится, уверовав почему-то в невозможность превращения мечты в реальность. Я – чуткий человек, с меня не убудет и самой позвонить ему, первой!
– Как твоё драгоценное? – начинаю издалека.
– Лучше всех! Прекрасно! – и я через телефон услышала стук его сердца и ощутила его «рыцарский» взгляд. Конечно, глупо ожидать иной реакции...
– Прям-таки и лучше всех?
– Понимаешь, какое дело? Я – ЛЮБЛЮ! – он не кричал, он пел!
– Да ты что! – можно подумать, я удивилась его словам. – И любовь твоя взаимна?
– Ещё бы! У лапушки моей – самое большое сердце!
Ничего, я простила столь смелое заявление: любовь, как известно, и сил придаёт, и розовые очки напяливать заставляет. Но увлекаться иллюзиями опасно, поэтому спрашиваю осторожно:
– И как же зовут твоё счастье?
– В рифму: На-астя! – он опять именно пропел, и пол закачался под моими ногами. Не-ет, это шутка, ведь шутка же! Это он просто брякнул спонтанно, он же не догадывается...
– Ты, вообще-то, узнал меня, или как? – говорю с внезапным безразличием: с влюблёнными парнями чем холоднее, тем лучше.
– Без разницы! Я – люблю, понимаешь? Я – счастлив! И любовь моя – здесь, рядом! Ладно, извини, отвлекаешь. Будь здорова, не кашляй!
Это нереально, я не верю! Разве можно любить Стаську? У неё ж рост 166, фигуры никакой, волосёнки жиденькие и зубы кривые! Я не верю, что вот эту чмошку можно назвать лапушкой и счастьем, и ради неё пройти мимо МЕНЯ! Мало того, даже не узнать МОЙ голос и именно МНЕ так и сообщить, мол, это без разницы!.. Почему?.. Я ж столько для него сделала: и яблоки, и груши...
5.
Почему иногда время идет очень-очень быстро, а иногда – медленно? Почему порой ощущаешь себя во временнóй, пространственной дыре, когда часы, минуты, секунды теряют изначальный смысл, мерки, размеры и прочее? Почему бывает особенно больно видеть в зеркале своё прелестное отражение, и красота, свыше подаренная, ощущается карой господней? Почему кажется, что прошло два часа, а на самом деле – десять минут?
Я знаю: я сама разбила своё счастье. Точно: всё дело в этих яблоках! Стаська носила их к колдунье, чтобы приворожить Игоря! Так и есть, по-другому и быть не может! Но мне уже нельзя без него, я слишком многое затратила, чтобы сейчас сдаться. И я буду бороться, зло должно быть наказано, а любовь восторжествует!
Не-ет, это шутка! Зашедшая далеко, несмешная, лишённая меры и здравого смысла, но всё-таки шутка! Он ещё позвонит, непременно! Я даже знаю, о чём он будет сбивчиво лопотать, и знаю, как жёстко осеку его: «Не надо фраз! Особенно – красивых!». Нет, он не позвонит, он примчится и встретит меня!.. Я и к гадалке больше не пойду – незачем куда-либо идти, чтоб услышать очевидное!
И он появился y инститyта ясным декабрьским днем, с бyкетом неизвестно как добытых тюльпанов. Выбежала к немy Стаська, и целовались они долго-долго, y всех на видy. И алыми пятнами опадали с цветов лепестки, словно капли крови – из моего разорванного, пропyщенного через мясорyбкy сердца. А равнодyшные людишки, как тараканы, ползли мимо, целиком поглощённые своими комплексами и заморочками.
Кáк выходить из теперешнего упадка? Не знаю. Пожалуй, надо круто измениться, чтобы жизнь, идущая под откос, наконец-то сошла с рельсов и двигалась уже не по земле, а по небу, по чистейшему кислороду неотравленных душ...
Вечером позвонила Стаська – как только хватило цинизма?! Спросила, приду ли я на их свадьбу, которая намечается как раз на Валентинов день. Конечно, мало просто уничтожить меня, ей хочется сделать это побольнее! Всю свою мышиную жизнишку она завидовала мне люто, и теперь будет беспощадна до конца. Я могла бы высказать ей всё, что она заслужила; я могла бы обидеться хотя бы за тон, каким она задала мне, самой близкой подруге, этот вопрос, да силы мои небеспредельны:
– Боюсь, я не доживу до Валентинова дня.
– Доживёшь, доживёшь: сейчас земля мёрзлая, копать будет тяжело!..
