только почувствуете, что продрогли - возвращайтесь назад, в замок, - добавила она, - До обеда можете посетить библиотеку.
- А вы что станете делать? - спросил Робер.
- Вот эти две клумбы, - ответила Ирэна, указывая на два участка земли вдоль садовой дорожки, аккуратно обложенные округлыми серыми камушками, - Цветы нуждаются в прополке и поливке.
Эпинэ окинул взглядом остроконечные бледно-сиреневые и круглые ярко-желтые верхушки цветов на темных изумрудно-зеленых стеблях и сказал:
- Графиня, я бы хотел помочь вам. Если смогу быть полезен.
Ирэна ответила не сразу, будто раздумывая, стоит ли впускать Иноходца в святая святых своего любимого увлечения, но потом сказала:
- Хорошо. Попробуйте, пока не надоест.
Вместе с ней он вошел в сарайчик, где графиня надела плотные кожаные перчатки взамен своих тонких замшевых и посоветовала Роберу тоже сменить свои на перчатки кого-то из слуг. Затем они вынесли из сарая инструменты для прополки и рыхления земли, а также большую садовую лейку.
- Сперва нужно убрать пожухлые листья, веточки, которые наносит на клумбы ветром, а затем выполоть траву и сорняки. Не смотря на позднее время года они все равно прорастают между цветами. Потом нужно взрыхлить землю вокруг каждого цветка, не слишком близко и не слишком глубоко, чтобы не повредить корни. Вот так...
Ирэна показала, как это нужно делать, Робер попробовал и, получив ее одобрение, дальше продолжил сам. Выпалывая сорняки и убирая с земли сухие палочки, Иноходец наблюдал за женщиной. Графиня, казалось, полностью сосредоточилась на работе. Движения рук, выполняющих простую работу садовника, были изящны. Каштановые волосы в ее гладкой прическе блестели на солнце. Хорошо освещенное бледное лицо Ирэны было красиво особой, холодной красотой. Как-будто возраст, замужество и последующее вдовство пошли на пользу внешности и манерам этой женщины. Или Эпинэ сейчас сам видел ее другими глазами, чем тогда, в юности.
Через какое-то время с прополкой и рыхлением земли одной клумбы было покончено. Робер встал, разогнул спину и понял, что солнце припекло изрядно, или ему просто стало жарко от работы. Он попросил позволения у Ирэны снять камзол. Она кивнула, лишь посоветовала ему оставить шейный платок для того, чтобы не простудиться — осеннее солнце обманчиво, а ветер может прохватить мгновенно. Иноходец бросил камзол на садовую скамейку и отправился за водой, ее можно было набрать в лейку из дождевой бочки у сарайчика. Раньше для полива растений использовали пруд в центре сада, но после случившейся трагедии воду из него перестали брать, да и вообще, подходить к нему. Леек воды понадобилось несколько, Эпинэ запыхался, пока носил их и под присмотром Ирэны поливал цветы, но признаться, что он устал, было бы постыдно. Ведь эта слабая женщина обычно справлялась со всем сама. Однако, графиня оказалась проницательна.
- Ну что ж, на сегодня довольно, - сказала она, оглядывая результат их с Робером трудов.
Клумба выглядела безупречно. Бледно-сиреневые верхушки цветов на фоне черной, взрыхленной и напитанной водой земли, теперь казались даже ярче.
- Но ведь есть еще вторая клумба, - сказал Эпинэ, ставя пустую лейку на дорожку.
- Ею я займусь завтра, - ответила графиня, - А сейчас нужно возвращаться в замок. Скоро будет обед, - добавила она, глядя на Робера.
Он невольно пригладил растрепавшиеся во время работы волосы и сказал:
- Я бы хотел и завтра помогать вам, графиня. Если, конечно, моя помощь приносит пользу, а не наоборот.
- Вы все делали правильно, - ответила Ирэна, - Но помогать мне завтра совсем необязательно. Не стоит предлагать из вежливости. Я привыкла справляться в саду сама.
Эти слова были похожи на отказ, но Робер, сам не понимая, зачем, пошел напролом.
- Мне бы этого действительно хотелось, - сказал он, - Позвольте помогать вам... Я буду стараться.
- Ну хорошо, как угодно, - ответила женщина, - Давайте пока отнесем назад инструменты. Завтра займемся второй клумбой. Я работаю в саду и в дождь, - предупредила она.
Эпинэ закивал. Он сейчас сам с трудом понимал себя, кроме одного ощущения - мышцы после прополки ныли во всем теле, но это было почти приятно. Еще было приятно смотреть на Ирэну, сидящую у клумбы в свете солнечных лучей. Было приятно внезапно почувствовать себя живым...
В следующие дни Робер чувствовал себя все лучше. Работа в саду в любую погоду отлично сказывалась на его физическом и душевном состоянии. Впрочем, за неделю дождь накрапывал всего пару раз, все остальное время было солнечно. Иноходец полол, рыхлил, вскапывал, выкорчевывал, таскал воду и любовался Ирэной, тому, как солнечный блик освещает бледную щеку, как иногда вежливо улыбаются строгие тонкие губы, как смотрят серые глаза в обрамлении темных ресниц. Пленник, который уже не считал себя таким, после занятий с цветами и клумбами ел с аппетитом и спал по ночам, как младенец. Нет, он не забыл Марианну, образ живой Ирэны Придд не вытеснил ее из его памяти, но хандра отпустила. Роберу стало легче.
По вечерам несколько часов перед сном они проводили в гостиной. Ирэна читала или занималась рукоделием. Иноходец тоже просматривал какие-то книги, но часто отвлекался на свои мысли, смотрел на огонь в камине, думал. Прокручивал в голове прошлое, которое уже не ранило так больно. Здесь, в замке, все как-то приглушилось, сгладилось, как-будто сердцу и душе дали большую дозу унимающей боль тинктуры, а пациент уже не противился этому, с благодарностью глотая лекарство, которое помогало. В обществе Ирэны оказалось легко молчать, но когда Роберу казалось, что молчание становится слишком затянутым, и он заговаривал на какие-то темы, графиня поддерживала разговор. Она стала чаще улыбаться. Иноходец окончательно выбросил из головы те слова Валентина об опасной ненормальности Ирэны, а потом... ему стали сниться сны.
В первом сне Робер путешествовал верхом, но не на лошади. Его везла на себе огромная ящерица в радужно-переливчатой чешуе. Она неспеша перебирала лапами, волоча за собой длинный хвост. Иноходец держался за ее шею, сжимал ногами бока, чтобы не упасть, но она не собиралась его сбрасывать. Ящерица бежала по черной жирной земле, мокрой, словно после поливки, впрочем, постепенно Робер понял, что странная высокая растительность, которая их окружает, это цветы Ирэны, а рептилия везет его по одной из клумб, как-будто бы он сам очень сильно уменьшился в размере. Солнце ярко сияло, пробиваясь через плотные зеленые листья и стебли, освещая головки сиреневых цветов, уходящих вверх, в чистое небо. Было совсем не страшно, и Эпинэ стало даже интересно, куда ящерица привезет его. Она хорошо оббегала препятствия в виде попадающихся корней и веточек, и между изумрудными стеблями двигалась уверенно, явно зная путь. Наконец, высокие, будто деревья, цветы расступились, и впереди появилась серая мраморная стена. Сперва так показалось Роберу, но потом он рассмотрел получше, это был плоский кусок мрамора, торчавший из земли у края клумбы, где уже начиналась кладка округлых камушков, обрамлявших ее. Ящерица быстро взбежала по теплой нагретой солнцем плоскости, и Иноходец приник к ее спине и шее, чтобы не упасть, но об этом можно было не беспокоиться, - ноги его уперлись в основания ее задних лап. Так она замерла, подставляя свое тело солнцу, а Робер увидел прямо перед своими глазами огромную букву "Г", начертанную на камне. Правее еще были буквы, и они складывались в фамилию "Гирке". Робер изогнул шею, чтобы посмотреть вниз. Да, ниже были выбитые в камне цифры, годы жизни полковника, мужа Ирэны, а сам камень был ничем иным, как надгробной плитой. Внизу колыхались ветром сиреневые цветы, которые он сам недавно помогал пропалывать... Сердце Иноходца бешено застучало, он захотел скорее спрыгнуть с этой ящерицы, с этой могильной плиты и этой клумбы. Но ничего не получилось, он не мог ни разжать рук, ни пошевелить ногами. Голова ящерицы вдруг неестественно развернулась к нему, ничего не выражающие глаза, приоткрытый рот, а потом и все остальное превратилось в лицо улыбающейся Ирэны. Вот только между ее бледно-розовых губ мелькнул тонкий раздвоенный язычок рептилии.
Робер проснулся от собственного вскрика, но конечно, ничего не рассказал Ирэне. День прошел как обычно, включая занятия в саду, только сон не шел у Иноходца из головы, а следующей ночью приснился еще один.
В этом сне они, как всегда, занимались с Ирэной цветами. Робер рыхлил землю вокруг стеблей садовым инструментом и рассказывал Ирэне какое-то забавное воспоминание из своей юности, от чего она улыбалась почти непрестанно. Ему тоже было весело, и работа шла споро. Как вдруг, из земли на краю клумбы под его грабельками расползлись в стороны неприятные жуки и черви, и он увидел мертвенно-бледные пальцы, кисть руки, высовывающуюся из засыпанного манжета, которую случайно раскопал... На руке блестнул перстень с монограммой Дж.П. Робер в ужасе поднял глаза на Ирэну, но она исчезла, у клумбы ее больше не было. Тогда, как одержимый, он стал разгребать землю руками, откопал неловко согнутый локоть в рукаве, плечо, воротник-отворот камзола, затем показалась шея зарытого в клумбу человека, волосы, и, наконец, бледное, перемазанное в земле лицо. Судорожно дыша, Робер всмотрелся в него. Это был молодой погибший брат Валентина Придда, Джастин Придд. Иноходец выпрямился и поднял его тело на руки. Вокруг стремительно стемнело. Впереди, в нескольких шагах, стоял сарайчик для инструментов. Дверь была открыта. Робер принес мертвого Джастина туда. На полу сарайчика лежали белые мешки, что было ни чем иным, как саванами. В один из них было завернуто тело мужа Ирэны. Робер не видел его лица, но во сне был уверен, что там, в белом мешке, именно он. Иноходец положил Джастина с ним рядом, тоже завернул его в белую ткань и проснулся.
За завтраком Ирэна спросила Робера, как он себя чувствует. Она заметила, что он очень бледен и возможно, так проявляется подступающая болезнь, так что, возможно, ему не стоит выходить сегодня с ней в сад. Но Иноходец ощущал какое-то странное лихорадочное желание пойти к клумбам. Как-будто ему хотелось наяву убедиться, что там, в земле, нет ничего кроме неглубоко уходящих корней растений, выращенных хозяйкой замка с любовью. Нет никаких мертвецов. Робер признался Ирэне, что чувствует себя здоровым, просто неважно спал в эту ночь, и потому напротив, хотел бы выйти на свежий воздух. Графиня не стала перечить и расспрашивать Иноходца о причинах тревожно проведенной ночи.
Днем все было хорошо - никаких погребенных в клумбах мертвецов, никакого склепа в сарайчике для инструментов. Робер внимательно осмотрел ту самую клумбу во время занятий с цветами и к вечеру окончательно отмахнулся от дурного сна. Но ночью пришел новый, будто являющийся продолжением предыдущего, а затем еще один, и еще. Каждую ночь теперь Иноходец раскапывал "могилы" с покачивающимися на них яркими верхушками цветов Ирэны, доставая из земли ее мертвых родственников, относил их в сарай-склеп и заворачивал в саваны. И хотя Робер измучился от этих кошмаров, он и днем продолжал упрямо посещать сад вместе с графиней. Она не могла не видеть, что с ним происходит, но с того
