Глава шестая.
1
Работа над повестью не покидала Виктора ни на минуту. В толпе, в автобусе и просто на улице, когда его настигала хорошая мысль или воспоминание, он "прокручивал" их в уме до тех пор, пока не запоминал. Дома записывал все в специально заведенную тетрадь. Мозг его продолжал работать и в часы отдыха. Порою среди ночи просыпался от тревожного чувства. Осторожно, чтобы не разбудить жену и дочь, вставал и босой бежал в большую комнату, брал ручку и лихорадочно, в сокращении, записывал пришедшую мысль. А утром долго, порою безуспешно, пытался расшифровать, не понимая, что означают эти сокращения и какая мысль скрыта за ними?
Так продолжалось дни, недели, месяцы. Успокаивая себя, Виктор говорил, что ничего страшного нет, надо подождать и многое вспомнится, нужно только набраться терпения. Оказывается, не так-то легко разматывать клубок собственной жизни.
Сон покинул его. Часто ночами, лежа на кровати прислушивался к шелесту листвы тополя за окном и к редким шагам одиноких пешеходов.
В одну из таких ночей, Виктор неожиданно почувствовал, как раскрылась его душа, и прояснились мысли. Он включил свет, сел за машинку и торопливо начал печатать. Никогда не работалось так, как в эту ночь. Все, что было пережито им, передумано, сейчас обильно выливалось на свободу. Раньше воспоминания накладывались одно на другое, и самое важное оказывалось заваленным, где то внизу, а там терялось под грузом новых переживаний. Но сейчас все становилось на свои места, самое тайное выступало вперед, важное выползало из под второстепенного. Но почему же все, о чем он сейчас вспоминает, память так долго хранила в себе и не выдавала?
Видимо так она устроена, чтобы тяжелые воспоминания о прошлом не хранились на поверхности, не лежали тяжким бременем на душе человека. Память прячет все это в самые отдаленные уголки мозга, а потом, когда нужно, воскрешает то, что, казалось, давно умерло и вычеркнуто из жизни…
Вернувшись с работы, Виктор садился за машинку и печатал до самого вечера. После ужина, когда все ложились спать, вновь писал, иногда всю ночь напролет и радовался тому, что дело сдвинулось с мертвой точки. Было много интересных замыслов, а времени на их исполнение не хватало. Приходилось выбирать, что сделать сейчас, что потом, а за что браться в третью очередь...
В издательстве молодежного журнала "Юность" царили тишина и спокойствие. Здесь не было суеты и суматошной беготни, свойственным некоторым издательствам, и только из одного кабинета, на двери которого висела табличка "Редактор Б.Н. Полевой", слышалось стрекотание печатной машинки.
У этой двери Виктор в нерешительности остановился. В сумке была папка с рукописью, заново созданной повести. Он приехал сюда, чтобы встретиться со знаменитым писателем и редактором журнала "Юность", в глубине души лелея надежду, что Полевой примет его, а возможно и даст некоторые советы.
Виктор постучал.
- Войдите, - услышал он, и решительно шагнул в кабинет.
За столом сидела молодая, пышногрудая женщина, видимо секретарь, и печатала на машинке.
- Что вы хотели? – спросила она, меняя исписанный лист.
- Я хотел встретиться с Борисом Николаевичем.
- К сожалению, это невозможно. Борис Николаевич болен, и когда выйдет на работу неизвестно. А вы, собственно, по какому вопросу? – спросила она.
Виктор пояснил.
- Если желаете, можете оставить рукопись у меня. Когда Борис Николаевич придет, я ему покажу. О результатах сообщим. У вас есть домашний телефон? – Записав номер, она проговорила: - Ждите, - и вновь застучала клавишами машинки…
Через три дня в квартире Виктора раздался телефонный звонок. Он поднял трубку и услышал приятный женский голос:
- Могу я поговорить с Виктором Орловым?
- Я вас слушаю.
- Вас беспокоит издательство журнала "Юность". – Виктор узнал женщину-секретаря и почувствовал, как учащенно забилось сердце. – Несколько дней назад вы оставили у нас рукопись повести. На досуге я прочитала ее, и у меня есть к вам предложение.
- Какое?
- Если вы согласитесь, то я могу переделать вашу повесть на документальную и напечатать в журнале.
Предложение было неожиданным, и Виктор некоторое время молчал, не зная, что ответить.
- Вы только не подумайте, что я набиваюсь к вам в соавторы. Повесть выйдет под вашим именем, и гонорар вы получите полностью. Но, понимаете, на дальнейшее у меня есть некоторые мысли, о которых я сообщу вам после выхода повести.
Виктор колебался. Много месяцев труда и бессонных ночей потратил он на то, чтобы восстановить в памяти события многолетней давности. Претерпел муки творчества, добиваясь красочного и художественного изложения выстраданного и пережитого, а теперь все это переделать на сухой, документальный язык!
- Можно подумать? – спросил он.
- Конечно! И если будете согласны, сразу сообщите.
Орлов положил трубку.
Желтый закат вливался в раскрытое окно. За стеклами шкафа светились корешки книг. На широком подоконнике, в глиняном обливном горшке, стоял цветок герани. Виктор подошел, опустил лицо к цветку и долго вдыхал его запах.
Что делать? С кем посоветоваться? И тут вспомнил Ивана Ивановича Ткаченко, своего бывшего учителя истории. Вот кто даст верный и деловой совет. Ведь это с его подсказки, Виктор взялся за повесть. Он сел и написал учителю письмо, в котором объяснил всю ситуацию. Через неделю получил телеграмму, в которой было всего два слова: "Соглашайся немедленно!"
Виктор поехал в Москву. В издательстве была суматоха. Ее обитатели с тревожными лицами бегали из одного кабинета в другой, что-то обсуждали, нервничали. У секретаря редактора были заплаканные глаза.
- Что случилось? – спросил он.
- Умер Борис Николаевич.
От неожиданности Виктор забыл, для чего приехал.
Взяв себя в руки, женщина проговорила:
- Прошу меня извинить, но каким бы ни было ваше решение, я ничем помочь не могу. О повести скажу одно, она мне понравилась. После выхода ее в журнале, мне хотелось написать по ней сценарий для фильма. Дело в том, что по профессии я сценарист, а тема вашей повести меня тронула и заинтересовала. По-моему получился бы неплохой сценарий. Но, сами видите, что у нас творится. – В ворохе бумаг она отыскала папку с повестью Виктора и, возвращая, сказала: - Мой совет, отнесите рукопись в издательство "Молодая Гвардия", надеюсь, она их заинтересует. А сейчас извините, у меня много дел…
В издательстве повесть приняли, пообещав напечатать в журнале-альманахе "Парус", который выпускался для розничной продажи. Но поставили условие сократить ее, так как журнал не располагает большой площадью.
Для Виктора начались настоящие муки. Он не знал, что сокращать. Каждая строчка была им выстрадана, выпестована, рождалась тяжело и мучительно, и казалась самой важной и значимой. Лишиться ее, было равносильно лишению пальца на руке. Но иначе нельзя, надо жертвовать и Виктор, скрепя сердце, жертвовал.
Повесть запустили в производство. Готовился к изданию очередной номер альманаха. Но в стране началось что-то невообразимое. Курс рубля падал, цены росли не по дням, а по часам. В магазинах стали пропадать товары, продукты, прилавки опустели. Шла борьба за выживание. И в этих условиях, не выдержав конкуренции, начали закрываться мелкие издания. Издательство "Молодая Гвардия", боясь, что альманах не будет раскупаться по высоким ценам, закрыла его. Номер практически уже готового журнала сняли с производства, а вместе с ним не попала в печать и повесть Виктора.
Попытка вернуть рукопись не увенчалась успехом. Издательство сослалось на то, что подборку альманаха забрали во вновь открывающееся издательство. Но где оно открывалось, они не знали. Рукопись вновь была утеряна, и утеряна окончательно. На ее восстановление у Виктора, при полном его желании, не хватит сил. Он больше не сможет вновь перелопачивать свою жизнь, вновь и вновь окунаться в события давно прошедших лет, не однажды пережитые и выстраданные.
2
Работа корректора приносила Виктору большое удовольствие. Самым важным для было то, что он постоянно находился в кругу людей, среди которых приобрел много друзей и знакомых. Кроме этого имел возможность получать практически неограниченную информацию. На фабрике печаталась и выпускалась огромная масса книг, начиная с художественной литературы и заканчивая политической. Вычитывая гранки и другую корректуру, Виктору приходилось читать все, что печаталось. Больше всего любил работать над книгами творческих людей. Вера Васильева, Рина Зеленая, Александр Менглет и многие другие артисты рассказывали о жизни театра, о нелегкой работе актеров, делились воспоминаниями о своем творческом пути.
Прошло полгода. Пенсию, которую Виктор получал до поступления на работу, почему-то перестали приносить. Пенсионеры, работающие вместе с ним, регулярно получали, а о нем словно забыли.
- Не могу понять, в чем дело? – пожаловался он жене.
- А ты сходи в отдел социального обеспечения, - посоветовала Валентина.
Виктор пошел. Инспектор, молодая женщина, с пышной прической на голове, долго копалась во всевозможных справочниках, и не найдя ничего, виновато посмотрела на него.
- Не могу сказать вам ничего определенного. Сходите к начальнику отдела, может он что-нибудь вам объяснит. – Она вздохнула и добавила: – А лучше всего надо ехать в Москву, в Министерство. Там уж точно дадут ответ на ваш вопрос...
В гулких и бесконечно длинных коридорах Министерства социального обеспечения, было сумрачно. За множеством дверей, по обеим его сторонам, слышалось стрекотание печатных машинок и раздавались тихие голоса. Из одного кабинета в другой, с папками и без них, с озабоченными лицами сновали сотрудники отдела.
Виктор с Валентиной долго ходили вдоль коридора, мимо многочисленных дверей с трехзначными номерами и остановились у одной из них, откуда слышался грубый мужской голос. Постучали. Услышав ответ, вошли и оказались в просторном кабинете.
За письменным столом, с множеством телефонов и грудами бумаг, сидел полный чиновник в белой рубашке с галстуком, повязанным вокруг могучей шеи. Широкое лицо, с мелкими прожилками на щеках и толстыми, вывернутыми губами, было багровым. Маленькие темные глаза разделены широким носом и, казалось, что этот человек смотрит не только вперед, но и в стороны. Прижав к уху трубку одного из телефонов, он кричал в нее, сердито сверкая глазами.
- Меня не касается! Ты должен работать! Что? В Верховный совет? Ты думаешь, я туда дорогу не знаю? Знаю, да еще как!
Начальник продолжал орать в трубку изредка, из-под черных косматых бровей,
А сейчас, скоро роботы будут печать, с голоса.