– Эээ... Василий Тимофеевич? – демонстративно сжимая в руке небрежно оторванный корешок квитанции об оплате, Кульков бросил взгляд на запястье, где вертелись стрелки дорогих часов, покосился на скопившуюся очередь, по которой уже пошёл недовольный ропот, неуверенно шагнул вперёд и просунул голову в приоткрытую дверь кабинета.
– Да? – отозвался изнутри поставленный мужской голос.
– К вам можно? Я записан на двенадцать часов, у меня талончик есть...
– А, Кирилл Петрович! – доктор явно ему обрадовался и приглашающе махнул рукой. – Что же вы, как не родной, на пороге топчитесь? Заходите, заходите же скорее, мы вам всегда рады.
Хлопнула дверь. Кульков сделал пару шагов и огляделся, как будто видел кабинет в первый раз. Он приметил у стены кушетку и сел на край, аккуратно пристроив рядом тяжёлый пакет. Впрочем, ему тут же пришлось вскочить, чтобы пожать Василию Тимофеевичу широкую мягкую ладонь.
Доктор поправил очки и критически осмотрел пациента.
– А вы ничуть не изменились с нашей последней встречи, Кирилл Петрович, – радостно заявил он. – Вы, должно быть, её совсем не помните, да? И правильно! А всё такой же румяный и загорелый. Смотрю, вы даже бахилы надели? Ну, это совсем лишнее, могли бы о таких пустяках даже не беспокоиться. Может, кофейку? С коньячком, а?.. За встречу! – предложил доктор и великодушно добавил: – Машенька, если хочешь с нами, сбегай себе за кружкой. Тут такой пациент к нам пожаловал!
Высокая и худая, как жердь, медсестра торопливо выскочила за дверь, а доктор уже звенел посудой в шкафчике, висящем в углу над раковиной.
Кульков посмотрел на него мутным взглядом и нервно провёл ладонью по волосам. Было жарко, и он взмок.
– Простите, что? А, н-нет, спасибо. Неудобно как-то граждан задерживать, – скромно отозвался он, спохватился и полез в пакет. – А вы выпейте, конечно. И закусите, вот. А то потом забуду, что собирался вам… подарить.
Из глубин пакета на свет появились золотистая упаковка от дорогого коньяка и большая коробка шоколадных конфет ассорти. Кульков вручил их доктору.
– Достойной крепости и выдержки, – взгляд доктора алчно пробежал по этикетке. Он одобрительно кивнул, быстро задвинул бутылку в дальний угол шкафчика и закрыл дверцу. Делиться этим добром с кем бы то ни было он явно не собирался.
– Такой коньяк грешно мешать с растворимым кофе! – заключил он. – Я лучше плесну себе своего, проверенного.
Отвинчивая крышку с фляги, примерно на треть заполненной дешёвой резко пахнущей алкоголем жидкостью, он вопросительно покосился на Кулькова:
– Точно ничего не будете, Кирилл Петрович?
Пациент смутился и поёрзал на кушетке:
– А что, обычно я у вас что-то пью?
– Да нет, но… вдруг однажды начтёте.
– Мне бы лучше начать процедуру, – робко пробормотал Кульков, вспоминая о недовольной толпе, собравшейся за дверью кабинета. Отчего-то ему было бы гораздо спокойнее, если бы там не было очереди.
Вернулась медсестра с бокалом.
– У Максима Викторовича одолжила, – радостно объявила она, ставя его на заваленный медицинскими документами стол и жадно высматривая сосуд с янтарной жидкостью.
– Так ты без кофе будешь? – Василий Тимофеевич помрачнел, бросил взгляд на флягу, которую всё еще держал в руке, и всё-таки направился к шкафчику. Немного повозившись, он извлёк оттуда не начатую бутылку – не ту, что вручил ему Кульков, а другую, попроще и подешевле. Колдуя над пробкой, он добавил:
– Тогда плесну и себе.
Пока доктор и медсестра были заняты коньяком, Кульков чувствовал себя совсем неловко. Накатил необъяснимый ужас, и он даже попытался встать, чтобы извиниться и уйти, но тут на его плечо легла ладонь доктора.
– Давненько вас не было, Кирилл Петрович, – заметил он, кажется, с осуждением. – Я думал, совсем вы про нас забыли. Или другого специалиста нашли.
– Как можно! – пробормотал Кульков.
– У меня вон, новая медсестра появилась, Мария Филипповна, можно просто Машенька, – продолжал доктор. – Даже не пытайтесь всматриваться в её лицо: вы вряд ли с ней пересекались, она к нам из Омска полгода назад всего приехала. Да вы и Веру Михайловну, наверное, не помните? Ну да, извините. Так где вы столько пропадали? Целых два года! В этот раз работа затянулась?
– Ну, – пациент нервно усмехнулся, – пришлось улаживать кое-какие личные дела, совершенно незапланированно. Развод, сами знаете, отнимает много сил, нервов и денег. Особенно если не разбираешься в законодательстве.
– Понимаю, – доктор сочувственно кивнул и сделал большой глоток. Потом поднял на Кулькова любопытный взгляд: – Итак, о чём же ваша очередная книга? Машенька, это же Кульков Кирилл Петрович – тот самый знаменитый писатель, который… впрочем, я тебе о нём ещё не успел рассказать. Ну, сейчас сама всё узнаешь.
Медсестра, слегка склонившись, изучила пальцы Кулькова, не обнаружила нового обручального кольца и посмотрела на писателя с возрастающим интересом.
– И о чём же ваша книга? – повторила она вопрос доктора.
– Ну, – неуверенно протянул тот, – всё о том же, полагаю. Не было времени перечитывать все свои предыдущие книги, но новый роман о храбрых героях, злых колдунах, добрых волшебниках и, конечно же, благородных драконах.
– Ааа, – неопределённо протянула медсестра.
А Василий Тимофеевич спросил:
– И как он заканчивается? Хороший финал для героев, или в конце все гибнут?
– Я ещё не написал конец, – признался Кульков. – Я читал, что мне всегда приходится его переписывать, так что в этот раз я не стал тратить время.
– Хм, разумно, – кивнул доктор и задумчиво застучал пальцами по столу. – Скажите, Кирилл Петрович… а вам всё это не надоело? Вся эта жизнь в беспамятстве, я имею в виду.
Доктор не стал бы задавать этот неприятный вопрос напрямую, если бы не знал наверняка, что спустя час писатель напрочь забудет и этот разговор, и самого Василия Тимофеевича тоже.
Кульков пожал плечами.
– Я привык, – просто сказал он. – Я прихожу в себя, вижу собственные инструкции и начинаю действовать. Первые несколько месяцев самые трудные: приходится очень много читать, путаться в адресах и телефонах, не узнавать новых друзей на улице и заново огорчаться старым, уже много раз оплаканным потерям… – Кульков склонил голову, почесал за ухом и добавил: – Зато я только так добился своей заветной мечты.
Василий Тимофеевич кивнул. В общем-то, он был в курсе ситуации с Кульковым. Тот сам всё честно рассказал двенадцать лет назад, когда впервые пришёл к доктору с весьма странной просьбой: стереть пациенту память.
А началось всё с любви к книгам и детской мечты маленького Кирилла стать писателем. В юном возрасте он начал писать рассказы, которые пользовались успехом, публиковались в детских и даже литературных журналах, получали награды на конкурсах. Первые успехи побудили Кирилла выбрать профессию литератора, без труда поступить в нужный университет, в свободное время посещать литературные кружки, перенимать опыт успешных мастеров слова и пера. А на втором курсе – написать дебютный роман под названием «Слёзы Дракона». Кульков был уверен, что благодаря успеху романа он скоро подпишет с крупным издательством контракт и получит свой первый весомый гонорар. Он уже отвёл дома в книжном шкафу целую полку, куда планировал ставить по одному экземпляру каждого издания своих романов. Да и сами издательства внимательно следили за творчеством юного вундеркинда литературы, не желая упускать золотую жилу. Однако…
Когда Кульков прочёл письмо от редактора четвёртого издательства, отвергнувшего его творение, он пребывал в отчаянии. Все они хвалили стиль и восхищались языком, но каждый указывал молодому автору на одни и те же сюжетные несостыковки, многочисленные «рояли в кустах», неестественное поведение героев в ответственный момент повествования и на прочие огрехи, которые для начала следовало исправить.
С досады Кирилл едва не завалил сессию, но нашёл в себе силы продолжать бороться за свою мечту. Он взялся за новый героический роман, «Люди и Драконы», но спустя полтора года всё в точности повторилось. Редакторы вновь восхитились стилистикой романа и языком, которым он был написан, похвалили Кулькова за завязку книги, но в пух и прах раскритиковали её вторую половину. «Нелогично! Неестественно! Глупо!» – писали они, отказывая молодому автору в публикации.
Кулькову посоветовали вновь вернуться писать рассказы – за три года, что он корпел над романами, он почти перестал ими заниматься. Кирилл прислушался к совету и целый год занимался короткой прозой, выхватывая идеи для сюжетов из самых неожиданных источников. Издатели вновь поверили в дарование молодого автора. Два его лучших рассказа даже попали в антологии, где заняли почётное место между произведениями именитых отечественных мастеров пера.
Кульков вежливо улыбался, сдержанно радовался крошечному гонорару и мизерной популярности, но наедине с самим собой признавался в том, что всё это совершенно не приносит ему счастья. Не этого он желал, в мечтах рисуя себя писателем, не ради этого выбрал свою профессию. Кульков всё ещё хотел замахнуться на полноценный роман!
Кирилл понял, в чём его проблема: в процессе работы он так глубоко погружался в повествование, вживался в роли персонажей, перебирал разные варианты сюжета, рассматривал разные идеи, что, в конце концов, сам переставал понимать, есть ли в его романе интрига, правильно ли ведут себя герои, логична ли последовательность повествования. Он перечитывал текст, но не замечал явных ошибок! И чем глубже он зарывался в роман, тем меньше получалось взглянуть на него со стороны.
Весь год, посвящённый учёбе и написанию коротких рассказов, Кульков упорно вынашивал идею нового романа. «Огненный вихрь» – так он захотел его озаглавить. Снова про его любимцев-драконов. Третья попытка была обязана стать успешной. Он не имел права на очередной провал.
Два года Кульков честно трудился над толстенным томом, обложившись записями, пометками, словарями и энциклопедиями. Он получал истинное удовольствие творца от процесса создания своего романа, но панически боялся его показывать кому бы то ни было – тем более издателям. А ну как опять не оценят!
Когда в романе была поставлена точка, Кульков честно прочёл его от корки до корки три раза, вылавливая любые ошибки и беспощадно их исправляя. На следующий день он запланировал отправить рукопись в издательство и с замиранием сердца ждать вердикта, но вдруг случилось непредвиденное. В вечерних сумерках Кулькову взбрело в голову поменять перегоревшие лампочки в коридоре квартиры, и он, неловко оступившись, благополучно рухнул с шаткого стула, крепко приложившись головой о дверцу шкафа.
Очнулся он глубокой ночью на холодном полу со звенящей от боли головой. Вдобавок Кульков совершенно не понимал, кто он, где находится и что здесь делает. К счастью, остатков самообладания и рассудка хватило, чтобы догадаться вызвать «Скорую помощь». Две недели он приходил в себя от сотрясения мозга в больничной палате, ещё пару месяцев расхлёбывал последствия амнезии в повседневной жизни, постепенно возвращая себе память.
Разобравшись, чем он занимался по жизни прежде, Кульков жадно схватился за свои романы, о которых не
