из работников музея Василий Пономарёв, с которым Филя столько общался, которого он раньше уважал, теперь переметнётся на сторону гитлеровцев и даже будет назначен бургомистром города... А Буслаев, который тоже не ушёл в своё время на фронт, теперь служил в немецкой полиции. И таких людей становилось всё больше и больше...
Полиция разместилась в Доме культуры, там же была и тюрьма. В тюрьме находились арестованные партийные деятели и советский актив, люди, отказавшиеся работать на немцев. На допросах полицаи избивали их. Полиция тесно сотрудничала с гестапо. Многих арестованных после их доставления в полицию уже больше никто не видел...
Некоторые разрушенные здания начали восстанавливать советские граждане, в том числе арестованные, пригнанные на место работ полицаями.
Историку Василию Пономарёву оккупанты дали поручение оценить оставшиеся экспонаты Новгородского музея. Он определял ценность вещи, а офицеры решали – что станет собственностью III Рейха, что достанется им самим, а что будет отдано полицейским и работникам городской управы. Экспонаты отправлялись в Германию в посылках с надписью «Сувенир из Новгорода». Многие ценности из музея в период оккупации пропали бесследно.
32. Другие дела
Валерий Петрович ничего не говорил жене и детям про свою подпольную деятельность, но все понимали, что к чему: к нему приходили и пожилые люди, и юноши, и девушки, среди них были Женя и Даша, которых его семья знала. Они отдавали Валерию Петровичу какие-то свёртки, а он говорил им, что делать дальше.
Однажды жена спросила, что за люди к нему приходят, но Валерий Петрович промолчал: не хотел вмешивать супругу в свои дела и рисковать ею и детьми. Она всё понимала и предупреждала его, чтобы был осторожен.
– Не бойся. Меня не выдадут, – ответил он однажды.
Лекарств в больнице не хватало, и взрослые и ребята из отряда доставали их у родственников и знакомых. Женя и Даша резали на бинты простыни и даже какие-то тряпки; Филя, Гена и другие ребята отдали им для этого дела свои старые рубашки и майки. Женя через свою тётю добывала для раненых солдат мужскую одежду и обувь.
***
Сводки сообщали об отважной борьбе советской армии – пехоты, артиллерии, авиации, флота и т.д. – против захватчиков, о тяжёлых боях на Смоленском направлении и под Одессой; о развернувшемся на оккупированных территориях партизанском движении; о самоотверженном труде работников тыла; о зверствах оккупантов на занятых территориях; говорилось также о борьбе против гитлеровцев в странах Европы.
В тайнике, сделанном Филей в квартире, хранились выписки из сводок о советских партизанах:
«Хозяевами положения во многих районах, захваченных немецко-фашистскими войсками, фактически являются партизаны. Они изматывают немцев, создают невыносимые для них условия...»
«Отважные партизаны ведут беспощадную борьбу с гитлеровскими бандитами, захватившими советские города, срывают все мероприятия фашистских властей и истребляют живую силу германской армии...»
И приводились многочисленные примеры героической борьбы партизан, сообщалось о нападениях их на гитлеровских солдат и офицеров, об уничтожении или захвате оружия, продовольствия противника и т.д.
До Донбасса немцы ещё не дошли, советские войска удерживали их западнее. Филя не спал по ночам, думал о бабушке... «Хоть бы она уехала – к моему отцу в Москву или к своей сестре в Саратов... Пусть куда-нибудь уедет...» Он постоянно говорил о своём беспокойстве матери, но та отвечала:
– Сейчас не можем уйти. Поближе к зиме отправимся к бабушке.
– Я боюсь, оккупанты и туда прорвутся, – сказал как-то Филя. – Надо поскорее ехать к бабушке, увезти её в Москву. И Ульяша... Я ведь в письме сообщил ей, что мы поедем вместе.
– Но вдруг она не сможет уехать...
– Надо будет с её родителями поговорить... Думаю, далеко не сразу, но они согласятся уехать в эвакуацию. Тогда и она уедет. Оставлю вас в Москве, сам запишусь в ополчение или опять уйду в партизаны, а потом, если буду жив и война не кончится, пойду на фронт... Сейчас-то меня туда не возьмут...
Он был раздосадован тем, что мать так медлит, и это как-то отдалило их друг от друга, они стали меньше разговаривать друг с другом.
Ганс в те дни стал прикладываться к бутылке; они допоздна сидели с Филей на кухне и о чём-то говорили, и Мария Фёдоровна тоже не спала – прислушивалась к их разговорам. Однажды она подошла к порогу кухни и стала слушать их беседу. Ганс рассказывал её сыну о письме от матери из Бремена: она писала, что беспокоится за него и днём, и ночью – её соседи уже потеряли двоих сыновей на этой войне; что сама чувствует эту войну, живя в страхе, и желает, чтобы она поскорее закончилась.
– Это сейчас моё самое большое желание... – тихо сказал Ганс. – Чтобы навеки прекратились эти выстрелы, взрывы, чтобы все народы жили в мире и согласии. Давай выпьем за это...
Послышалось чоканье рюмок. Потом Мария Фёдоровна услышала, как Ганс плачет.
– Береги своих родных, – сказал он. – Живи в мире с матерью, не обижайся на её и сам не обижай. Давай ещё выпьем...
– Ганс, хватит, пойдём...
Мария Фёдоровна укрылась в чулане; они прошли мимо неё, Ганс добрёл до тахты, повалился на постель и тут же забылся глубоким сном.
***
Филя составил секретный алфавит для отряда, он был утверждён на общем собрании, и все стали его учить. Некоторые буквы в нём остались такие же, как в русском алфавите, но большинство их было заменено на придуманные. Была, например, буква, напоминающая рогатину, её так и называли; она обозначала букву «ш». «§» – значок параграфа – мог обозначать букву «ж» или «й». Кружок с точкой посередине был вместо буквы «у» или «ю». Кружок с четырьмя отходящими от него чёрточками – так называемый «жук» – заменял в прописном виде букву «в». Ряд букв заменяли скрипичный ключ и ноты. По предложению Жени, которая была родом из Белоруссии, была введена буква «ў» – нечто среднее между «у» и «в», но здесь она обозначала букву «ф». И так далее. Генка долго ломал голову над алфавитом, потом сказал брату:
– Мне кажется, ты, прежде чем составить эту азбуку, общался с пришельцами с другой планеты.
– Давай учи, – засмеялся Филька. – Сейчас время такое – надо поменьше говорить, будем общаться только письменно. Завтра утром проверю, как ты выучил. И не только ты.
– Немцы свихнутся, если им попадётся записка с такими буквами, – ответил Генка и вновь уткнулся в листок с причудливыми символами.
33. У партизанского костра
В нескольких километрах к северу-востоку от города, в такой глухой местности, где, казалось, никогда не ступала нога человека, Валерий Петрович много лет назад вырыл землянку и время от времени наведывался сюда порыбачить – один или с друзьями. Теперь же, когда все его друзья были на фронте, с ним был его отряд.
Погода была ещё довольно тёплой, а вода в реке уже давно позеленела. Генка и Лёня рыбачили с лодки, другие собирали в лесу ветки для костра. Валерий Петрович развёл костёр и стал варить похлёбку.
– Где же всё-таки наши парни? – спросил он у Жени, когда она принесла сухих веток. – Неужто заблудились? Лес-то глухой, заплутаешь – не выберешься... Надо за ними сходить, а то так и до утра не придут.
– Я схожу, – ответила Женя.
– Нет, ты лучше останься поддерживать огонь, я сам схожу, – решил Валерий Петрович. – Я эту местность как свои пять пальцев знаю.
Он приподнялся, но тут послышались шаги и весёлые голоса, и появились Яков Романович, Филька и Петька с охапками сучьев в руках. А следом за ними пришли Генка и Лёня с уловом рыбы. Все сели вокруг костра, и всех окутало приятным теплом, и им стало так хорошо, уютно... Ребята были такие уставшие и голодные, что тут же съели суп и принялись за рыбу. Фильке не терпелось поскорее очистить испечённую картошку от кожуры и съесть её, но она была слишком горячая, и он перебрасывал её с руки на руку...
– Сколько раз я бывал здесь... – сказал с улыбкой Валерий Петрович. – Давно ещё, в вашем возрасте, с ребятами сюда приплывал на лодке. Поедим, бывало, чего-нибудь, потом поговорим – и песни тянет петь... А уж после потушим костёр, лежим в темноте, думаем о будущей, светлой жизни... Давайте так же помечтаем, а утром, глядишь, и на сердце станет легче...
Сначала поговорили о профессиях – кто из ребят кем хочет быть. Женя хотела быть художницей, Даша – учительницей, Генка – радиомехаником, Петька – штурманом на корабле, Лёня – автослесарем...
– Филя, а ты что молчишь? – спросил Валерий Петрович.
– Не знаю, как ответить, – улыбнулся Филька. – Я хочу быть космонавтом. Такой профессии пока нет, но после войны она обязательно появится. Сначала полёты в космос будут делом трудным, но потом, с развитием техники, люди наверняка смогут не только полететь на Луну, Марс, Венеру, более дальние планеты, но и освоить их, создать там свои базы, и потом прилетать туда уже как пассажиры. Всё ещё впереди.
И он посмотрел на звёзды, что сияли высоко-высоко, поблёскивали и манили к себе...
– У тебя великие планы! – восхитился Валерий Петрович. – Эх, ребята, хоть бы эта война никак не помешала вам... Будьте осторожны, прошу вас.
Они поговорили о путешествиях – кто куда хочет поехать в будущем. Кого-то притягивали северные земли с заснеженными горами, кого-то – южные пустыни и саванны, и в то же время все так любили прекрасные, родные русские леса и поля...
– Филька весь Советский Союз объездил, – сказал Генка. – У него в каждом городе есть друзья. А его отец, профессор, наверное, весь земной шар объехал вдоль и поперёк. Где он бывал, Филя?
– Лучше спроси, где не бывал, – засмеялся Филя. – Всю Европу обогнул, был там если не во всех, то в почти всех странах. Ещё был в Китае, Индии, Монголии... В США был очень давно, он мне рассказывал про ту поездку. А я сам хочу побывать в Южной Америке, папины друзья говорили – там природа сказочная...
– Побываешь, – ответил Валерий Петрович. – У вас ещё вся жизнь впереди, ребята... Только бы эта война побыстрее закончилась...
Взрослые и ребята говорили ещё о чём-то, а Филя привалился спиной к сосне и стал думать о давным-давно минувших временах: костёр, отбрасывавший искры, навеял мысли о первобытных людях, которые много тысяч лет назад вот так же сидели у костра, говорили о чём-то на своём языке, ели что-нибудь и пили воду, и с неба на них смотрели те же звёзды и луна... В пятом классе Филя написал такое сочинение о первобытных людях:
«Каково жилось людям в те времена? Верно, потруднее, чем нам. Они не умели шить одежду и готовить еду. Надо было вести охоту, кормить детей, защищаться от разных хищников.
Сначала все первобытные люди питались сырым мясом, а затем появился огонь – редкое сокровище в те времена. Раньше, когда я болел и не ходил в детский сад, мама читала мне книгу, в которой было написано о том, как они бережно относились к огню: пока мужчины отправлялись на охоту, а женщины – на собирательство, дети оставались в пещере стеречь огонь, чтобы он не угас, в него подкладывали новые ветки и сучья, и он загорался с новой силой. Он был так важен для первобытных людей, что того, по чьей вине огонь угас безвозвратно, либо казнили, либо изгоняли из племени с позором. А позже люди научились добывать огонь трением. Это было сложное дело, и огонь давался не так просто.
