злосчастной советской системе командования самыми первыми сколь незамедлительно разом драпают именно те самые сурово насупленные отцы-командиры…
Причем как оно само собой и понятно, в конечном итоге, при подобном ходе всех дел армию ранее пуль врагов всенепременно как есть, запросто настигает именно то сугубо же чисто внутреннее «ржавое» разложение.
Ну, а заняли бы наши войска в 1941 году ту чисто оборонительную позицию совсем безо всяческих заранее обреченных на самое то более чем неминуемое поражение отчаянно же осатанелых контрнаступлений, авось и за два более легких года пятилетний план по разгрому фашистской Германии…
Уж и впрямь как-никак, а досрочно с великой честью как-нибудь обязательно тогда еще выполнили…
Да только по адскому плану тех яростно и днем, и ночью бездумно бдящих очей непримиримо и фанатично бескомпромиссной коммунистической партии всему тому должно было происходить разве что с боем, как и немыслимо показным отчаянным рвением.
23
А между тем в том самом случае, коли бы наши части всеми теми стройными рядами до чего поспешно в самом-то начале войны разом отступили, то, вот он вопрос так вопрос, а сколько это именно народу в немецкий плен безо всякого боя тогда и близко никак вот вовсе вот не попало…
Да еще и впрямь, словно мышь в темный мешок, а самоотверженно продолжили бы те бойцы воевать и бить фрица…
Причем всему тому должно было как-никак, а всецело осуществляться совсем уж безо всяческой сколь и впрямь грозной тени всего того донельзя так чудовищно самодовольного сумасбродства.
Но из толпы лизоблюдов близких к трону усатого ирода только и лились дифирамбы всякой той еще чисто наступательной истерии.
А ведь это именно находясь в состоянии бодрой и свежей приподнятости духа, большевистские воители попросту до чего чисто по-иезуитски злокозненно, и чеканили шаг смерти своих собственных войск, направляя их тупо вперед на убой…
И главным для них было разве что именно то, чтобы их воины врага вовсе ведь как есть попросту никуда и на пушечный выстрел нисколько не пропустили.
Ну, а сами те чьи-то чрезвычайно же мелко суетливые жизни были при этом разве что начисто сколь беззастенчиво вычеркнуты из всякой сметы, да и вообще те люди оказались исключительно ведь сметливо полностью как есть, заранее сняты со всякого воинского довольствия.
И главное – всем тем безалаберно напрасным шапкозакидательским демаршем сгубили тогда скольких еще более чем основательно (до всякой войны) хорошо же обученных бойцов, ну а смена им пришла и близко нисколько не та…
Не в смысле хоть сколько-то общечеловеческом, а разве что в смысле той еще самой чисто изначальной своей воинской подготовки, как и вполне полноценного и на редкость правильного и разумного понимания всяческих «разнокалиберных» свойств всей той нынешней современной войны…
В условиях теперешнего ныне чисто так до чего всеобъемлющего техногенного фактора будет и близко никак недостаточно одного ведь явного наличия в душе солдата яркой искры личной храбрости…
Нет, нужны были еще и знания, и опыт, где, чего и как может вдруг выдать залп и этаким макаром разом в щепы разнести чью-либо сколь принципиально вконец нахраписто тупую пролетарскую самонадеянность…
Кадровиков, их и без того свои бдительные чекисты частенько приструнивали, а то и весьма основательно до чего еще «заботливо» по-хозяйски постреливали за все то, надо бы прямо сказать, донельзя вредное умничанье, более чем запросто ими разом переименованное в самое явное малодушие и трусость…
24
Да и тот навеки легендарно «отеческий» приказ «ни шагу назад» был не только ведь незамысловато жесток, но и был он к тому же и слепо преступен, а как раз потому и суждено было ему некогда и впрямь-то внести в быт отступающих частей самый явный элемент, вмиг иссушающей душу трусости.
Сзади, как оказывается, тоже был вовсе не тыл, а смерть или, в лучшем случае, отсроченная смерть – штрафбат.
Отступавших там никак не жаловали – считали чуть ли не за тех же предателей…
Ну а судьи-то кто?
Да уж, собственно, говоря, именно те, кто в том самом никак не расплывчатом виде, чисто наспех определив должные параметры наиболее основной и главной цели своей суровой борьбы, попросту всею душою тогда стояли за безупречно верное сохранение истинно незыблемых и неприкосновенных основ и поныне в точности так и существующего общественного строя.
А как раз-таки потому, до чего огнедышаще яростно подпирая сзади линию фронта, верные своему бравому делу «защитники социализма» очень ведь страстно любили, чеканя при этом буквально каждый свой слог сколь свирепо читать суровую мораль солдатам и офицерам переднего края.
И они веско и рьяно при этом всячески старались буквально всеми же силами полностью оправдать доверие коммунистической партии, пославшей как раз именно их на это ратное поприще, а не кого-нибудь для того и близко ведь никак совсем этак вовсе не подходящего другого.
А партия та после всех тех достаточно частых и весьма тщательных чисток и впрямь во всем отныне была до чего беззаветно предана делу Ленина под необычайно доблестным и чутким руководством товарища Сталина.
Ну а именно под его донельзя так исключительно строгим и праведным руководством и рушилось разом уж все и вся.
Однако вот как-никак, а тем и впрямь на редкость доблестным мастерам кулачного боя (в тихом тылу) со всем своим народом воевать, всегда было до чего необычайно же вполне ведь сподручнее, как и во всем удивительно так чрезвычайно привычнее.
И вовсе-то никак оно не иначе, а только лишь в этом и были они более чем до чего неизменно и вправду как-никак басовито деловиты, а также и совсем не безгласно вопиюще сноровисты…
К тому же именно посредством данной хлебной и сытой должности и оттого всепоглощающего адового пекла будет значительно, так как-никак довольно-то весьма и весьма ведь разом далече – небось, немец не искалечит, не испепелит, не изжарит…
25
А как раз-таки потому ловить и расстреливать трусов и паникеров и стало тем поистине бравым делом для сколь разнообразного рода заплечных дел бравых моралистов…
И это как раз они и заняли позицию самых отчаянных радетелей и заступников за весь тот от века им родимый край, а потому и начали они сражаться более чем недвусмысленно смертоносными резолюциями буквально так за каждый сантиметр советской земли.
А потому и указ Сталина «НИ ШАГУ НАЗАД» был, собственно, вот лаконичным призывом лечь же костьми на пути врага, а никак не победить его в ратном бою…
И этот беспрецедентно преступный в истории всех войн приказ начали применять к действию еще с того самого августа 1941-го года, и вся разница, что тогда его, официально повсюду вывешенного в войсках, нигде еще вовсе совсем так нисколько не наблюдалось.
Однако во всех инструкциях для армейского начальства данный приказ был оформлен в те самые исключительно безапелляционные, и совершенно так никак не терпящие никаких возражений рамки ничем не сгибаемой воли величайшего вождя, да и было оно, кстати, с этим лозунгом всецело-то как есть досконально вполне ознакомлено.
И вот уж ниже всему тому сколь еще наглядно будет приведен исключительно так как-никак, а до чего яркий пример из книги военного корреспондента «Красной Звезды» Василия Гроссмана «Жизнь и судьба».
«Знаете приказ: «Ни шагу назад»? Вот молотит немец по сотням людей, а стоит отвести их за обратный скат высоты, и люди будут в безопасности, и тактического проигрыша никакого, и техника сохранится. Но вот есть приказ: «Ни шагу назад», – и держат под огнем, и губят технику, губят людей.
– Вот-вот, совершенно верно, – сказал Бова, – в сорок первом году двух полковников к нам в армию из Москвы прислали проверить этот самый приказ «Ни шагу назад». А машины у них не было, а мы за трое суток от Гомеля на двести километров драпанули. Я полковников взял к себе в полуторку, чтобы их немцы не захватили, а они трясутся в кузове и меня просят: «Дайте нам материалы по внедрению приказа „«Ни шагу назад“… »… Отчетность, ничего не поделаешь».
26
Отчетность во всем, подотчетность и явное уж впрямь-то как есть попросту так вприсядку заискивающее перед всяким высоким начальством мучительно ведь вкрадчивое и низкопоклонное очковтирательство…
И главное, тут было именно в том, чтобы все значится, только лишь разве что и пошло по некоему до чего еще вполне единому плану и буквально безо всяческих излишних задержек.
Ну и скольких человеческих жизней те бумажки, где-то в тыловой тиши бездумно и многослойно составленные, нашей всецело же некогда общей отчизне… на самом-то деле, поистине ведь некогда еще действительно стоили?
Бумажные планы били по рядам наших солдат, куда только значительно похлеще вражеских пуль.
И как это вообще могло затем разом так восприниматься многомиллионными массами в серых шинелях?
А простой солдат между тем и близко никак вовсе-то никакой не дурак, а потому и дело ясное – все-то он себе на ус враз мотает, и, кстати, более чем закономерные выводы он уж, поверьте, сколь всенепременно вполне еще соответственно всегда этак сделать именно что на деле непременно сумеет.
27
И вполне естественно, что тот самый чисто же повседневно им наблюдаемый дикий кавардак поначалу действует на него крайне угнетающе, ну а затем и впрямь до чего только беззастенчиво разлагающе!
Кавардака никакого не было, все о нем праздные разговоры – сущие происки ярых врагов развитого социализма?!
Да только вовсе-то никак нет, поскольку это, как раз-таки ему и было, затем уж и суждено до чего явственно, фактически разом и стать той самой полностью естественной частью всего того чудовищно коварного большевистского бытия, и был он, кстати, именно таков, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
И вот он всему тому до чего и впрямь яркий и наглядный пример из рассказа Владимира Тендрякова «Донна Анна».
«Это было началом нашего отступления. До Волги, до Сталинграда…
Я видел переправу через Дон: горящие под берегом автомашины, занесенные приклады, оскаленные небритые физиономии, ожесточенный мат, выстрелы, падающие в мутную воду трупы и раненые, лежащие на носилках, забытые всеми, никого не зовущие, не стонущие, обреченно молчаливые. Раненые люди молчали, а раненые лошади кричали жуткими, истеричными, почти женскими голосами.
Я видел на той стороне Дона полковников без полков в замызганных солдатских гимнастерках, в рваных ботинках с обмотками, видел майоров и капитанов в одних кальсонах. Возле нас какое-то время толкался молодец и вовсе в чем мать родила. Из жалости ему дали старую плащ-палатку. Он хватал за рукав наше начальство, со слезами уверял, что является личным адъютантом генерала Косматенко, умолял связаться со штабом армии. Никто из наших не имел представления ни о генерале Косматенко, ни о том, где сейчас штаб армии».
28
Да уж, поистине достойные были некогда генералы в той исключительно так весьма нарочито и старательно очищенной от всякой скверны самостоятельных дум и личной ответственности Краснознаменной армии!
Мало-то в ней тогда оставалось тех кадров, которые при любых обстоятельствах были бы всею суровой
